— Ты хочешь сказать, тебе было не так уж весело?
— Нет. Поверь мне, вроде ты не можешь поехать в Париж и не веселиться. Но… я была так одинока и скованна. Я так чувствовала себя со времени развода и вела себя соответственно. Боже, я говорю как ребенок, жалуясь тебе на все это.
— Не тревожься, — подбодрил он ее. — Я не особенно за тебя переживаю.
— Хорошо, потому что я за тебя тоже не переживаю.
— Я знаю. Ты никогда этого не делала. — Это было еще одно, что ему в ней нравилось.
— Какие у тебя планы? — спросила Лолли.
— Хотел бы я, чтобы мне давали десять центов каждый раз, как кто-то меня об этом спрашивает. — Чего он действительно хотел, так это чтобы у него был ответ, который бы ему самому нравился, — путешествие, или колледж, или работа, которую он не может дождаться, чтобы делать. Реальность была куда менее привлекательна. Он должен был найти себе работу, жить на гроши и ходить в общинный колледж по вечерам. — Я еще не решил. А как насчет тебя? У тебя были планы с тех пор как ты окончила школу?
— Почему ты это говоришь?
— Ты все планируешь. Во всяком случае, мне всегда так казалось.
— Ну, теперь, когда я пережила школу, я собираюсь шокировать мир, — сообщила она с преувеличенной драматичностью.
— Каким образом?
— Я иду в колледж.
— Ты права. Я в шоке. — Коннор и был в шоке, конечно, это была следующая логическая ступенька для людей вроде Беллами и большинства людей в этом лагере. Богатые детки учатся, как быть богатыми взрослыми, чтобы навсегда сохранить богатство.
— Я думаю, я хочу быть учительницей, — сказала она. — Учительницей рисования.
В тени он разглядел, что ее улыбка стала застенчивой, она сияла ему во тьме.
— Ты первый человек, которому я сказала это.
— Это большой секрет?
— На самом деле нет, но я думаю, это приведет в ужас мою маму. Она скорее видит меня в министерстве иностранных дел, ну, что-нибудь потрясающее вроде этого.
— Это твоя жизнь, твое решение.
— Вроде того. Я ненавижу разочаровывать мою мать. Я даже не сказала об этом своему психотерапевту.
Он откашлялся.
— У тебя все еще есть психотерапевт?
— Всегда. Ты можешь считать, что я воспринимаю доктора Шнайдера как друга, который является им в течение часа.
— Я буду твоим другом бесплатно, — пообещал он ей. Снова эта улыбка. Она сверкнула ему из тени, немного смущенная и очаровательная.
— Спасибо, — сказала она. — Это очень много значит для меня, Коннор. У меня никогда не было много друзей.
Хотя прошло уже несколько лет, Коннор все еще чувствовал, что с ней можно говорить. Когда он был младше, он находил ее слишком высокомерной и надоедливой, но очень быстро понял, что ее начальственный тон — только маска. Под ней у нее было хорошее сердце и великолепное чувство юмора, а он точно знал, что этого много не бывает.
Ему также нравилось их молчание. Он никогда не чувствовал, что должен заполнить паузу в их беседе какой-то болтовней. С Лолли он мог молчать, и она не заставляла его почувствовать, что он должен поцеловать ее или залезть ей в трусы. Не то чтобы он что-то имел против поцелуев или того, чтобы трахнуться, черт возьми, нет. Ему здорово везло по этой части, по некоторым причинам траханье с девушками никогда не составляло для него трудности.
Подразумевать что-то. Вот это была трудность.
Или, может быть, это молчание ничего не означало. Может быть, это была ерунда для книг и кино.
Ему нравился тот факт, что Лолли честна с ним, и то, что он может быть с ней таким же честным. В его жизни было не так много людей, которым он бы мог сказать главные вещи, и она была одной из них.
— У меня есть еще один повод вернуться этим летом, — сказал он.
— Что за повод?
— Мой маленький брат.
Он кожей почувствовал, как она разинула рот в темноте.
— Я не знала, что у тебя есть брат.
— Джулиану восемь лет. Он во фледжлинге. Джулиан Гастинс.
Выражение ее лица было комичным.
— Я видела сегодня этого мальчишку — он спрыгнул с дерева в озеро.
— Он самый, — кивнул Коннор.
Джулиан вечно взбирался на высоту, где его никто не ждал. Неудивительно, что мама от него с ума сходила. Коннор предполагал, что братишка таким нестандартным способом пытается заставить ее беспокоиться о нем. Он пришел к этому выводу некоторое время тому назад, он все еще помнил, как больно ему было, когда он сам верил, что возможно заставить мать полюбить его. Джулиан, вероятно, находился в этой стадии развития, и это явно делало его неугомонным.
— Никогда бы не подумала, что вы братья, — сказала Лолли.
Он ухмыльнулся:
— У нас много общего.
— Вы не слишком похожи, — возразила Лолли, явно пытаясь быть дипломатичной. — Должно быть, вы… братья наполовину?
— Да, это так. Его отец — афроамериканец. Мой… — Просто пьяница. — Мой нет.
Она легонько пожала его руку:
— Не могу поверить, что ты никогда о нем не говорил.
— Когда Джулиан родился, мне было одиннадцать лет, — сказал он. — Для меня в нем не было ничего необычного. Он был просто ребенок, понимаешь? Затем появился биологический отец Джулиана, и я был послан к чертям. Этот ребенок наполовину афроамериканец.
— Что же случилось? — спросила Лолли. — Почему твоя мама не растила вас вместе?
— В то время никто мне этого не объяснил. Когда Джулиану было шесть месяцев, моя мать начала встречаться с Мелом. Он убедил ее, что она не может себе позволить иметь ребенка и что будет лучше, если Джулиана будет растить его отец.
Коннор открыл для себя, что эти воспоминания все еще имеют силу причинять боль. К тому времени, как Гастинс приехал за Джулианом, ребенок был достаточно большим, чтобы двигаться, гулять и смеяться с Коннором, который любил его всем сердцем. Когда Джулиана забрали, Коннор почувствовал, что у него разбилось сердце. Он две недели злился на мать. «Как ты могла? — спрашивал он ее снова и снова. — Он мой брат, как ты могла?» — «Ты не мог быть с ним всегда, — говорила ему мать, ее глаза наполнялись слезами. — И все равно, Джулиану лучше жить с Луисом».
Может быть, на этот счет она была права. Гастинс не был человеком больших достоинств, но у него был дом в городе и серьезная работа, и это было больше, чем имели отцы большинства детей.
— Так что теперь Джулиан живет в Новом Орлеане со своим отцом, — сказал Коннор Лолли. — Он что-то вроде профессора в колледже, ученый, и этим летом он взял отпуск и отправился за море, вот Джулиана и отправили к нам с мамой. Она собиралась позволить ему слоняться целое лето по дому и смотреть телевизор, но тогда он мог попасть в беду. Она позвонила моему отцу и сказала, что мы оба приезжаем. Не могу себе представить, что думает на этот счет мой старик: к нему на лето приезжает его взрослый сын и другой ребенок его бывшей.
Отношения Коннора с отцом были сложными из-за того, что Терри Дэвис был начисто лишен
