И что же… Держать ежедневно с двенадцати до двух под парами Жана-Батиста? Не выйдет. Он же не будет ехать сзади на первой передаче, если вдруг Николь вздумается прогуляться по Тюильри… Это проблемы Антуана. А вот мотоцикл… Это выход. Сверкающий никелированный Харлей, мечта детства. У них же здесь можно взять напрокат Харлей…
Дверь открылась, и на пороге показался Виктор. Здорово. На ловца и зверь… Лучше все же принести Антуану фотографию, чем приглашать детектива на спектакль в кабаре, это может быть неправильно понято…
– Опять ты? – спросил гимнаста грек.
– Налей виски, Спирос, – попросил тот вместо ответа.
Спирос. Точно, грек.
– Ты что? Это Николь тебя так? Ты же не пьешь.
– А я и не пью. Может, мне надо страховочный трос протереть?
– Ну, тогда конечно. Если протереть… Я тебе двойной налью. За счет заведения.
Виктор взял стакан и сел за соседний столик.
Ну что же, дубль два.
– Здравствуйте. Извините, что побеспокоил. Вы ведь Виктор из Паради Латэн, я не ошибаюсь?
– И что?
Так себе начало.
– Понимаете, я фотограф. Я был на вашем представлении, и оно меня очень впечатлило. А я, как бы сказать… Снимаю артистов, танцовщиц… Гимнастов тоже. Ну, помните, Дега писал балерин? Вот и я так.
– Как?
– Ну, как Дега. Только с фотокамерой. Ловлю моменты вдохновения… Рождения искусства.
– И вы туда же…
– Куда, простите?
– Слушайте… В свое время Морис Равель, посетив сталелитейные заводы Круппа, так впечатлился ритмом прокатных станов, что написал «Болеро». А у нас, – он кивнул в сторону двери, – ровно наоборот. Музыка Равеля. А под нее – конвейер. Механические операции. Голые девицы, как шестеренки, из года в год выполняют набор одних и тех же движений. Вы где увидели рождение искусства? – он залпом допил содержимое бокала и, не глядя на Грега, уставился в стол.
– Ну… На спектакле.
– Значит, вам точно не ко мне.
– А к кому? – наивно спросил Грег.
– К окулисту, к кому же еще. Безглазый фотограф – это плохо. Послушайте, – он вдруг схватил Грега за руку и перешел на шепот. – Я сейчас буду прыгать. Без страховки. Это запрещено, но мне плевать. Пойдемте, вы увидите, что такое настоящий полет.
Неожиданно. Грег чуть было не поддался его порыву. Виктор до боли сжимал его запястье. А за его спиной висели на стене часы, которые показывали, что через сорок минут в лофт приедет вчерашний аккордеонист. Насыщенная жизнь богемного фотографа…
– Нет, Виктор, сейчас вам не нужно прыгать, – он скосил глаза на таявшие льдинки в пустом бокале. – Но за предложение спасибо. В другой раз, хорошо?
– Струсили? Ну, и черт с вами. А я прыгну. Так даже лучше. Не для зрителей. Просто для себя прыгну, – он встал, резко отодвинув стул, и, на ходу махнув греку за стойкой, вышел из кафе.
Прыгнет ведь… Нет, святой Петр не допустит. Если он все же не демон…
По дороге домой он зашел во «Фнак» на де Алль, сразу прошел к компакт-дискам и нашел там консультанта.
– Добрый день. Я ищу диски Ришара Галльяно, аккордеониста. Можете мне помочь?
– Конечно. Вы хотите какой-то конкретный диск?
– Ну… Танго.
– У него почти везде есть танго. Пойдемте, посмотрим.
За консультантом он прошел к одному из стеллажей и через несколько секунд держал в руках добрую дюжину пластинок. С обложек большинства из них на него смотрел Ришар, баюкащий свой аккордеон. Пожалуй, сомневаться в его подлинности и далее было бы слишком… последовательно.
Отобрав несколько дисков, он подошел с ними к кассе, сунул руку в карман за деньгами и нащупал легкий кусочек ткани. Рука машинально извлекла загадочный предмет из кармана прежде, чем возник вопрос, что бы это могло быть. Стоявшая сзади девица лицейского возраста прыснула и зашептала что-то своему парню.
Упс.
Флэшбек о танце на крыше.
Сегодня как-то так. По-парижски… Можно подсказать Мэттью еще одно определение.
Что ваша музыка делает, Ришар. Вы бы поаккуратнее с клавишами…
Как-то нужно будет, что ли, вернуть Мари… Или, например…
Додумать это «например» не удалось. У входа в лофт стояло такси. Видимо, только что подъехавшее, потому что, пока он поравнялся с машиной, пассажир как раз расплатился с водителем, распахнулась дверца, и показался Ришар собственной персоной, бережно извлекающий с заднего сиденья объемный черный футляр с инструментом.
– Я не опоздал, Ришар? Сейчас будем начинать. Только выпьем кофе, не возражаете?
Колдуя над кофеваркой, он все формулировал вопрос. Точнее, два вопроса. На первый: как это он будет начинать – ответа не было. Во всяком случае, к Ришару с ним обращаться не стоило. Значит, остается рассчитывать на внезапное вдохновение.
Но был и второй вопрос. Формулировки выходили крайне неуклюжие, и он бросил это занятие. Просто сказал, поставив перед гостем дымящуюся чашку:
– Знаете, какая забавная штука. У меня такое чувство, что мы с вами неожиданно поменялись местами.
– ?
– Ну, я наливаю для вас кофе. А на днях, когда я зашел в бар в «Ритце», это для меня делали вы.
– Действительно, забавно, – улыбнулся Галльяно. – А я еще вчера подумал, что откуда-то вас знаю. Решил, что где-то уже видел с Чучо.
– Нет, Чучо там не было.
– Да, он редко ходит в такие места.
Разговор, кажется, себя исчерпал, совершенно не прояснив ситуацию. А в баре это действительно был он… Все же хотелось довести тему до конца.
– А это у вас хобби или… Ну, в баре?
– Нет, что вы. Я выручал старого приятеля. Ему нужно было срочно отлучиться на полдня, а управляющего он ставить в известность не хотел. Ну, и вот… Я сильно нервничал, получится ли у меня… Хорошо, клиентов было немного. Вроде, все прошло нормально.
– Да, у вас отлично получалось…
Объяснение, признаться, было совершенно неудовлетворительным. Не верилось, что такие штуки можно проделывать за спиной администрации «Ритца».
– А я, было, подумал, что это такая параллельная жизнь…
– Нет, параллельная жизнь совсем не для меня. Слишком ленив, не могу делить жизнь на части.
– Так-то уж совсем не можете? Но ведь, по крайней мере, есть работа, а есть отдых – вот уже деление.
– Это было бы слишком хлопотно, – возразил Галльяно. Заметив удивленный взгляд, он отставил чашку и пояснил: – Понимаете, когда я работаю, я беру аккордеон и играю. Иногда, конечно, устаю… Тогда я отдыхаю. Беру аккордеон и играю, – он как бы виновато пожал плечами и развел руками.
