пришло время.
– Доброта тут не при чем, – ответил Хорнблауэр. – Я пришел просто потому, что хотел придти. Я хотел тебя видеть.
– Но ты так занят. Ведь процессия сегодня?
– Да, – сказал Хорнблауэр.
– И сегодня же родится наш ребенок. Девочка, дорогой? Или еще один мальчик?
– Скоро узнаем, – сказал Хорнблауэр. Он знал, кого хочет Мария. – Кто бы это не был, мы будем любить ее – или его.
– Будем, – сказала Мария.
Это слово она выговорила с заметным усилием, лицо ее напряглось.
– Как ты, дорогая? – озабоченно спросил Хорнблауэр.
– Всего лишь схватка. – Мария улыбнулась, но Хорнблауэр отлично знал, что улыбка ее вымученная. – Пока они еще идут редко.
– Как бы я хотел тебе помочь! – сказал Хорнблауэр, повторяя то, что говорили до него бесчисленные миллионы отцов.
– Ты помог мне уже тем, что пришел, милый, – ответила Мария.
В дверь постучали, и вошла хозяйка с повитухой.
– Ну, ну, – сказала повитуха. – Значит, началось? Хорнблауэр внимательно оглядел ее. Она была не особенно опрятна, но по крайней мере трезва, и щербатая улыбка казалась доброй.
– Мне надо осмотреть вас, мэм, – сказала повитуха и нрибавила: – Джентльмену придется выйти.
Мария взглянула на мужа, изо всех сил стараясь держаться бодро.
– Мы скоро увидимся, – сказал Хорнблауэр с таким же усилием.
Он вышел из спальни, и хозяйка тут же принялась хлопотать.
– Может выпьете бренди, сэр? Или стаканчик рому, горяченького?
– Нет, спасибо.
– Молодой джентльмен спит. С ним одна из служанок, – объяснила хозяйка. – Он не плакал, совсем не плакал, когда мы сносили его вниз. Такой хорошенький мальчуган, сэр.
– Да, – кивнул Хорнблауэр. Вспомнив о сыне, он улыбнулся.
– Вам лучше пройти в гостиную, сэр, – сказала хозяйка. – Огонь в очаге еще не погас.
– Спасибо, – ответил Хорнблауэр и взглянул на часы.
– Господи, как время бежит.
– С вашей супругой все будет хорошо, – сказала хозяйка с материнской нежностью. – Ручаюсь, это будет мальчик. Я сразу определила – по форме живота.
– Может быть, вы правы, – ответил Хорнблауэр и опять взглянул на часы. Пора одеваться.
– Теперь я вот о чем попрошу вас, – сказал он и замолчал, пытаясь отвлечься от мыслей о Марии и от одолевшей его усталости. Потом начал, загибая пальцы, перечислять, что нужно принести из спальни. Черные бриджи и чулки, эполет, парадную треуголку, шпагу и траурную повязку.
– Я все принесу, сэр. Можете переодеться здесь – в такое время никто вас не побеспокоит.
Она ушла и вернулась с охапкой одежды.
– Надо же, совсем вылетело из головы, что сегодня похороны, сэр, – сказал она. – Всю прошлую неделю только о них и говорили. Вот ваши вещи, сэр.
Она внимательно посмотрела на Хорнблауэра.
– Вам стоит побриться, сэр, – продолжала она. – Если ваша бритва на корабле, можете взять у моего мужа.
Кажется, стоит только упомянуть о детях, в каждой женщине просыпается мать.
– Очень хорошо, – сказал Хорнблауэр. Он переоделся и снова поглядел на часы.
– Мне пора уходить, – сказал он. – Не могли бы вы узнать, можно мне зайти к жене?
– Я и так вам скажу, что нельзя, – ответила хозяйка.
– Вы бы только слышали…
Видимо, чувства Хорнблауэра ясно отразились на его лице, потому что хозяйка поспешно добавила:
– Через час все кончится, сэр. Не могли бы вы подождать?
– Подождать? – повторил Хорнблауэр, снова глядя на часы. – Нет, не могу. Я должен идти.
Хозяйка от свечи на камине зажгла его фонарь.
– Боже милостивый, – сказала она. – Вы прямо как картинка. Но на улице холодно.
Она застегнула верхнюю пуговицу его плаща.
– Не хватало вам простудиться. Ну вот. Главное, не волнуйтесь.
Хороший совет, думал Хорнблауэр, шагая вниз к реке, но самому лучшему совету иногда нелегко последовать. Он увидел свет на шлюпке у причала и какое-то шевеление в ней. Видимо, команда гички поручила кому-то одному поджидать капитана, остальные же примостились вздремнуть, где придется. Им, конечно, тесно и неудобно, но все равно лучше, чем ему. Хорнблауэр, дай ему такую возможность, заснул бы на ватерштаге «Атропы». Он шагнул в гичку.
– Вниз по реке, – приказал он рулевому. На Гринвичской набережной было совершенно темно, январский рассвет еще не думал начинаться. Устойчивый ветер дул с запада. Днем он, вероятно, усилится. На набережной Хорнблауэра остановил громкий окрик.
– Свой, – сказал Хорнблауэр, распахивая плащ, чтоб фонарь осветил его мундир.
– Приблизьтесь и назовите пароль!
– Вечная память, – сказал Хорнблауэр. Он сам выбрал этот пароль – одна из тысячи мелочей, которые надо было предусмотреть вчера.
– Проходите. Все в порядке, – сказал часовой. Это был ополченец – на время, пока тело лежит в Гринвиче, пришлось повсюду расставить часовых, чтоб публика не забредала, куда не положено. Госпиталь был освещен, и оттуда уже слышался шум.
– Губернатор одевается, сэр, – сказал одноногий лейтенант. – Мы ждем, что официальные лица начнут прибывать в восемь.
– Да, – сказал Хорнблауэр. – Я знаю. Он сам составил расписание. Государственные сановники и высшие флотские офицеры прибудут по дороге из Лондона, чтобы сопровождать тело по воде. А вот и само тело, в гробу, помост, на котором стоит гроб, укрыт флагами, трофеями и геральдическими значками. А вот и губернатор, хромающий от ревматизма, его лысина сияет в свете ламп. – Доброе утро, Хорнблауэр.
– Доброе утро, сэр.
– Все готово?
– Да, сэр. Но ветер с запада, и свежий. Он будет сдерживать нас.
– Боюсь, что так.
– Он, конечно, замедлит продвижение процессии, сэр.
– Конечно.
– Раз так, сэр, вы бы премного меня обязали, проследив по возможности, чтоб плакальщики отправились вовремя. Задерживаться нельзя никак.
– Постараюсь, Хорнблауэр. Но я не могу торопить Адмирала Флота. Я не могу торопить лорда Сент- Винсента. Я не могу торопить лорд-мэра – ни даже его представителя.
– Понимаю, это будет очень трудно, сэр.
– Я постараюсь, Хорнблауэр. Но все равно они должны будут позавтракать.
Губернатор указал на соседнюю комнату, где матросы с траурными повязками накрывали на стол под присмотром одноногого лейтенанта. На буфете уже стояли пироги, ветчина, запеченное мясо, на ослепительно белой скатерти – серебряные приборы. На маленьком буфете надежный унтер-офицер расставлял графины и бутылки.
– Хотите подкрепиться? – спросил губернатор. Хорнблауэр взглянул на часы – это уже вошло у него в привычку.
– Спасибо, сэр. У меня есть три минуты. Приятно было поесть, тем более, что он на это совсем не рассчитывал. Приятно было проглотить несколько кусочков ветчины, которые иначе отправились бы в желудок адмирала Паркера. На глазах у изумленного унтер-офицера Хорнблауэр запил ветчину стаканом
