– Малыш хорошо себя вел? – спросил Хорнблауэр. – Он съел свою кашку?
– Всю, – гордо отвечала Мария, глядя на спящего ребенка. – Он иногда начинал капризничать, но сейчас спит как ангел.
– Будь он года на два постарше, – сказал Хорнблауэр – как бы ему было интересно! Он бы помогал с тросами, и я поучил бы его, как держать руль.
Говоря это, Хорнблауэр не лицемерил.
– Он и сейчас всем интересовался, – сказала Мария.
– А как его сестренка? – спросил Хорнблауэр. – Хорошо себя вела?
– Горацио! – Мария была немного шокирована.
– Надеюсь, дорогая, она не безобразничала? – сказал Хорнблауэр, улыбаясь ее смущению.
– Нет, конечно, – согласилась Мария. Паром проскользнул в шлюз. Хорнблауэр услышал сзади скрип закрываемых ворот.
– Ты явно не справляешься с колбасками, дорогая, – сказал он. – Давай я их выкину, а ты поешь лучше хлеба с мясом, оно действительно очень вкусное.
– Но, дорогой…
– Я настаиваю.
Он взял обе тарелки и вышел в темноту. В одну секунду он ополоснул обе тарелки за бортом, в следующую – выкинул колбаску из кармана. С мокрыми тарелками он вернулся к Марии – она была одновременно восхищена и сконфужена, что ее муж снизошел до столь низменного занятия.
– Темно, ничего не увидишь, – сказал он (паром уже вышел из шлюза). – Мария, дорогая, когда ты поужинаешь, я постараюсь устроить тебя на ночь как можно удобнее.
Он склонился над спящим ребенком, Мария убирала остатки ужина.
– Ну, дорогая.
– Не надо, Горацио. Пожалуйста, Горацио. Я тебя прошу…
– Ночью шляпка тебе ни к чему. Сними ее. На скамейке хватит для тебя места. Ноги положи сюда. И туфли ни к чему. Молчи, пожалуйста. Теперь надо придумать подушку. Подойдет этот мешок. Так удобно? Укройся плащом, тебе будет теплее. Ну вот, спи спокойно, дорогая.
Хорнблауэр действовал ласково, но настойчиво, не давая Марии возражать. Она пролежала целых две минуты, прежде чем открыла глаза и спросила мужа, как же устроится он сам.
– Мне будет очень удобно, дорогая, я ведь старый путешественник. Закрой глаза и спи, дорогая.
Хорнблауэру было вовсе не удобно, хотя он помнил и худшие ночи, в открытых шлюпках, например. Поскольку Мария с мальчиком занимали почти всю скамейку, ему пришлось сидеть, как и всем остальным пассажирам. В тесной каюте было душно от чадящей лампы и дыхания нескольких человек. Ноги у Хорнблауэра затекли, поясница болела, сидеть не шевелясь было тесно и неудобно. Но в конце концов это всего лишь одна ночь. Он сунул руки в карманы. Паром щел вниз по реке сквозь темноту, останавливался в шлюзах, мягко стукался о стенки и вновь трогался в путь. Реку между Оксфордом и Лондоном Хорнблауэр совсем не знал, и потому не догадывался, где он сейчас. Но они идут вниз по реке, приближаются к его новому кораблю.
Какая удача, что он получил это назначение! Не фрегат, конечно, но все же большой – двадцать две пушки – шлюп, такой каким командует капитан, а не капитан-лейтенант. Это – лучшее, на что может надеяться человек, еще месяц назад числившийся шестьсот первым из шестиста двух капитанов в списке. Колдекот, прежний капитан «Атропы», подорвал свое здоровье, снаряжая ее в Детфорде, и Хорнблауэра спешно вызвали на замену. Приказы пришли в тот самый день, когда Англия узнала о победе Нельсона при Трафальгаре. С этого момента никто ни о чем, кроме Нельсона и Трафальгара, не думал. Вся страна праздновала победу над Вильневом и скорбела о гибели Нельсона. Нельсон – Трафальгар – Нельсон – Трафальгар – без них не обходилась ни одна колонка в газете, ни один случайный разговор на улице. Отличия и награды лились рекой. Объявили, что Нельсона будут хоронить с почестями. Флоту раздавали титулы и повышения. Восстановили чин адмирала Красного Флага, и двадцать капитанов, старших в списке, произвели в это звание. Два капитана погибли при Трафальгаре, еще двое умерли – теперь Хорнблауэр стал пятьсот семидесятым. В то же время щедро повышали лейтенантов и капитан- лейтенантов. В списке прибавился сорок один новый капитан – отрадно сознавать, что ты старше сорока двух капитанов. Однако это значит, что шестьсот девятнадцать капитанов претендуют на места – а столько не способен предоставить даже огромный Королевский флот. По крайней мере сто (а то и все сто пятьдесят) капитанов останутся на половинном жаловании, в запасе. Это разумно. Во-первых, среди капитанов есть старые и больные, во-вторых, в запасе остаются те, кто доказал свою негодность к службе.
Если только у них нет высокопоставленных друзей. Если такие друзья найдутся, на половинном жалованье останется не имеющий покровителей неудачник. Влиятельных друзей у Хорнблауэра не было, и, хотя он только что поздравлял себя с удачей, прежде то и дело убеждался в своей невезучести. Вот и сейчас: он готовится принять под командование судно, которое снарядил другой; он не знает никого из офицеров и матросов – этого было вполне достаточно, чтоб возбудить обычные его мрачные опасения.
Мария вздохнула и повернулась на другой бок. Хорнблауэр наклонился и поправил на ней плащ.
III
Ранним зимним утром в Брентфорде было холодно, сыро и неуютно. Маленький Горацио беспрерывно скулил, Мария, усталая и измученная, стояла рядом с Хорнблауэром, глядя, как ее чемодан и два его сундучка выгружают из парома.
– Далеко до Детфорда, дорогой? – спросила она.
– Порядком, – ответил Хорнблауэр. Между Брентфордом и Детфордом лежит весь Лондон, а река, по которой им предстоит путешествовать, постоянно изгибается туда и сюда. Они запоздали, и приливное течение будет им навстречу.
Лодочники наперебой предлагали свои услуги.
– Лодку, сэр? Парные весла, сэр? Обычные весла, сэр?
– Обычные, – сказал Хорнблауэр.
За лодку с двумя гребцами придется заплатить вдвое больше, чем за услуги одного гребца с парными веслами, но, памятуя о приливном течении, стоит пойти на такую трату. Хорнблауэр помог Марии с ребенком забраться на кормовое сиденье и проследил, как грузят багаж.
– Давай, Билл. Весла на воду, – сказал загребной, и лодка заскользила по серой воде.
– Ox, – выговорила Мария, немного испуганная. Весла скрипели в уключинах, лодка плясала на волнах.
– Говорят, наш старый король, когда убили Нельсона, немного повредился в уме, – сказал загребной, указывая в сторону Кью. – Вот здесь он живет, сэр. Там дворец.
– Да, – кивнул Хорнблауэр, не в настроении обсуждать короля, Нельсона, и вообще кого-либо.
Ветер дул с запада – при восточном ветре волны были бы больше, и лодка двигалась бы еще медленнее, так что есть свои плюсы даже у этой серой погоды.
– Суши весла, Гарри, – сказал баковый, и лодка начала огибать поворот.
– Ш-ш, миленький. Тебе не нравится гадкая лодка? – сказала Мария маленькому Горацио, который явно выказывал свое недовольство,
– Наверно мальчуган замерз, – предположил загребной.
– Наверно, – согласилась Мария.
Лодочник и Мария, к радости Хорнблауэра, ушли в разговор. Он смог отдаться своим мыслям, надеждам и опасениям – последние преобладали – связанным с ожидавшим его в устье реки кораблем. Через час-два он сможет подняться на борт. Незнакомый корабль, незнакомые офицеры, незнакомые матросы.
– А здесь живет герцог, мэм. – Лодочник старался перекричать маленького Горацио. – А там, за деревьями, дворец епископа.
Мария впервые в Лондоне – удачно, что им попался разговорчивый лодочник.
– Смотри, какие хорошенькие домики, – говорила Мария, покачивая ребенка на коленях. – Смотри, какие хорошенькие лодочки.
Дома стояли все плотнее, лодка проходила мост за мостом, движение на реке становилось оживленней. Хорнблауэр вдруг понял, что они на окраине Лондона.
