– Он в некотором роде подлец, я уверен, – возразил Хорнблоуэр. – Ничего не доказано, но очень сильно подозревают, что он занимается контрабандой, работорговлей и тому подобным.
– Но его приглашают в резиденцию губернатора, – заявила Барбара.
– Как я сказал, ничего не доказано. Однако в связи с моими должностными обязанностями я частенько интересовался деятельностью его рыбацких судов. В один из дней может статься, что вы танцевали с заключенным, дорогая.
– Заключенные веселее, чем военные секретари, – пошутила Барбара.
Активность Барбары изумляла. После развлечений ночи, днем она отправлялась на конную прогулку, и Хорнблоуэр был доволен этим, по крайней мере до тех пор, пока находились молодые люди, соревнующиеся за право послужить эскортом для леди Хорнблоуэр. Он отдавал себе отчет, что его обязанности требуют внимания, да и в любом случае терпеть не мог лошадей. Любопытно было наблюдать, с каким искренним обожанием относятся к ней все: Его превосходительство, юноши, сопровождающие ее во время верховых поездок, садовник Эванс, и вообще все, кто так или иначе сталкивался с ней.
Как-то утром, когда Барбара совершала верховую прогулку, пока не наступила полдневная жара, к Хорнблоуэру в Адмиралти-хауз прибыл посыльный:
– Донесение от капитана, милорд. «Тритон» сигналит. Он входит в гавань с попутным ветром.
Хорнблоуэр застыл на мгновение. Хотя такое сообщение могло прозвучать в любой момент в течение последнего месяца, он все же оказался не готов получить такой удар.
– Прекрасно. Мои наилучшие пожелания капитану. Я скоро буду.
Итак, три года его командования закончились. Рэнсом примет полномочия, может быть сегодня, хотя, скорее всего, завтра, а он останется на половинном жалованье и должен будет отправляться домой. Причудливая череда мыслей пронеслась через его голову пока он готовился встретить Рэнсома: о том, что Ричарду скоро поступать в Итон, о холодной зиме в Смоллбридже, об окончательной проверке его отчетов. Только когда он был на пути к свому катеру, он вспомнил, что теперь освобожден от необходимости принимать какое-либо решение по делу Хаднатта.
«Тритон» не нес адмиральского флага: до тех пор, пока он не прибыл, Рэнсом по закону еще не вступил в командование. Обмен салютами в данный момент означал лишь то, что «Тритон» присоединился в вест-индской эскадре. Рэнсом был дородный мужчина с пышными, по моде, баками с изрядной долей седины. На нем красовалась ленточка члена Ордена Бани, не шедшая ни в какое сравнение с великолепным Большим крестом Хорнблоуэра. Возможно, если он избежит серьезных промахов во время исполнения данной должности, он вправе будет надеяться на возведении в рыцарское достоинство. Рэнсом представил своего капитана, Коулмена, который был совершенно незнаком Хорнблоуэру, а затем весь обратился в слух, внимая рассказу Хорнблоуэра об исполненных мероприятиях и планах на будущее.
– Я вступлю в командование завтра, – заявил Рэнсом.
– Это даст нам время, чтобы полностью подготовиться к церемонии, – согласился Хорнблоуэр. – В таком случае, сэр, как вы отнесетесь к идее провести эту ночь в доме у губернатора? Если вы найдете это удобным, эскорт ожидает вас здесь.
– Нет смысла переселяться дважды, – сказал Рэнсом. – Я проведу ночь здесь, на борту.
– Разумеется, сэр, Адмиралти-хауз будет приготовлен для вас к завтрашнему дню. Может быть, вы окажете нам честь и отобедаете с нами сегодня? Возможно, я смогу рассказать вам что-либо, касающееся положения дел здесь.
Во взгляде, брошенном Рэнсомом на Хорнблоуэра, читалось некоторое подозрение: у него не было желания заимствовать уже готовую точку зрения на ситуацию, выработанную его предшественником. Однако здравый смысл этого предложения был слишком очевиден.
– С большим удовольствием. Должен поблагодарить вас, милорд.
Хорнблоуэр сделал еще шаг для того, чтобы рассеять подозрения.
– Пакетбот, на котором мы с женой готовимся отплыть в Англию, сейчас готовится к выходу в море, сэр. Наш отъезд – дело всего лишь нескольких дней.
– Прекрасно, милорд, – сказал Рэнсом.
– В таком случае, еще раз повторив мое приглашение, позволю себе откланяться. Возможно будет ожидать вас в четыре часа? Или будет удобнее другой час?
– В четыре – меня вполне устраивает, – заявил Рэнсом.
«Король умер, да здравствует король», – подумал Хорнблоуэр, возвращаясь домой. Завтра его заменят, и он станет не более, чем офицером на половинном жалованье. Великолепие и достоинство главнокомандующего перейдет от него к Рэнсому. Он пришел к выводу, что мысль об этом несколько раздражает его, принятая им позиция почтительного отношения к Рэнсому раздражала его еще более: он был уверен, что Рэнсом мог бы быть несколько полюбезней в ответ. Он в значительной степени дал волю этим чувствам, когда рассказывал Барбаре о встрече, и вдруг осекся, заметив приподнятую бровь и веселый блеск в глазах Барбары.
– Ты самый милый простак в мире, наидражайший мой, – сказала Барбара, – тебе действительно не приходит в голову никакого возможного объяснения?
– Боюсь, что нет, – ответил Хорнблоуэр.
Барбара приблизилась и заглянула ему в глаза.
– Не удивительно, что я люблю тебя, – произнесла она. – Неужели тебе не приходит в голову, что никто не сочтет простым делом заменить Хорнблоуэра? Период твоего командования был невероятно успешным. Ты установил для Рэнсома планку, которую ему нелегко достичь. Можно сказать, что он ревнует, завидует – это он и продемонстрировал.
– Не могу всерьез в это поверить, – сказал Хорнблоуэр.
– И именно потому, что ты не можешь в это поверить, я тебя и люблю, – заявила Барбара. – Я могла бы найти сотню разных способов сказать тебе об этом, если бы мне не нужно было идти и одевать свое лучшее платье, для того, чтобы покорить сердце адмирала Рэнсома.
Рэнсом был человек представительный: массивная фигура, бакенбарды и прочее – Хорнблоуэр не в полной мере оценил этот факт во время первой встречи. В присутствии Барбары его манеры стали более обходительными, что могло быть как результатом влияния личности Барбары, так и того, и Хорнблоуэр отдавал себе в этом отчет, что леди Хорнблоуэр является персоной, пользующейся большим влиянием в политических кругах. Хорнблоуэр как мог старался укрепить вялую доброжелательность Рэнсома. Он приказывал принести вина, позволял себе, будто случайно, высказать по возможности ценные сведения, касающиеся состояния дел в Вест-Индии, случайно – для того, чтобы Рэнсом не заподозрил его в попытке оказать на него влияние в определении его будущей политики, но, тем не менее, действительно ценные, чтобы Рэнсом мог заинтересоваться и проглотить их, посмеиваясь при том над неосторожностью Хорнблоуэра. Не смотря ни на что, обед не оставлял ощущения головокружительного успеха. В атмосфере все еще совершенно ясно ощущалось некая скованность.
Когда обед подошел к концу, Хорнблоуэр почувствовал на себе взгляд, брошенный на него Барбарой – всего один лишь короткий взгляд, совершенно мимолетного свойства. Рэнсом ничего не заметил, но Хорнблоуэр понял, что Барбара пытается вызвать в его памяти воспоминание, касающееся чего-то, что имеет важное значение для нее. Прежде, чем обратиться к этому вопросу, он выждал, пока беседа не повернулась в нужное для него русло.
– Ах, да, – сказал он, – у нас тут отложенный военный трибунал. Музыкант, морской пехотинец… – Далее он изложил Рэнсому обстоятельства дела, слегка упростив их. Рэнсом может быть и не догадывался, зато Хорнблоуэр знал точно, что на протяжении всего рассказа Барбара внимательнейшим образом следила за выражением лица Рэнсома.
– Осознанное и неоднократное неподчинение законному приказу, – Рэнсом буквально повторил слова, сказанные Хорнблоуэром. – Это фактически, мятеж.
– Возможно, – согласился Хорнблоуэр. – Однако, это скорее досадное происшествие. Я рад, что принимать решение касательно этого дела придется вам, а не мне.
– Улики кажутся мне совершенно неопровержимыми.
– Без сомнения. – Хорнблоуэр заставил себя улыбнуться, почти на уровне телепатии ощущая силу заинтересованности Барбары. – Тем не менее, обстоятельства несколько необычны.
Окаменевшее лицо Рэнсома не позволяло рассчитывать на успех. Хорнблоуэр понимал, что ситуация
