Куда она ушла

— Иногда я чувствую что-то подобное после шоу, — кивая, отвечаю я.

Я вытряхиваю из пачки сигарету для Мии, ее рука все еще дрожит, так что я промахиваюсь зажигалкой мимо кончика сигареты. На секунду я задумываюсь о том, чтобы схватить ее за запястье, чтобы успокоить. Но не делаю этого. Я просто пытаюсь поймать сигарету до тех пор, пока ее кончик не вспыхивает и пламя не отражается в глазах Мии. Она вдыхает и выдыхает, немного покашливая.

— Я говорю не о концерте, Адам, — произносит она прежде, чем сделать еще одну затяжку. — Я говорю о тебе.

Искорки взрывом петарды наполняют мое тело. Просто успокойся, говорю я себе. Ты всего-навсего пугаешь ее, появившись вот так неожиданно. И все же мне льстит мысль, что я имею для Мии значение — пусть даже его хватает лишь на то, чтобы напугать ее.

Некоторое время мы курим в тишине. Потом я слышу какое-то урчание. Миа в смятении качает головой и смотрит на свой живот.

— Помнишь, как я раньше вела себя перед концертами?

В былые времена Миа слишком нервничала перед концертом, чтобы поесть, так что потом она обычно была дико голодна. И в те времена мы отправились бы отведать мексиканской еды в наше любимое местечко или совершили бы набег на придорожную забегаловку за картошкой фри с соусом и пирогом — для Мии это было идеалом еды.

— И когда ты в последний раз ела? — спрашиваю я.

Миа снова смотрит на меня и тушит свою наполовину выкуренную сигарету. Качает головой.

— Занкель Холл? Я не ела несколько дней. Мой желудок урчал на протяжении всего концерта. Я была уверена, что его слышат даже зрители в верхней галерее.

— Нет. Слышно было только твою виолончель.

— Это утешает. Пожалуй.

Мгновение мы стоим в тишине. Желудок Мии опять урчит.

— Картошка фри и пирог — все еще лучшее угощение? — спрашиваю я. И представляю Мию сидящей в нашей кафешке в Орегоне, как она, размахивая вилкой, критикует свое выступление.

— Нет, без пирога. Только не в Нью-Йорке. Здесь пироги на обед — это сплошное разочарование. Фрукты в них почти всегда консервированные, а марионберри (гибрид двух сортов ежевики, выведен и выращивается в штате Орегон — прим. ред.) здесь и в помине нет. Как это возможно, что фрукты просто исчезают по мере перемещения с одного побережья на другое?

Как это возможно, чтобы день ото дня твой бойфренд переставал быть твоим бойфрендом?.

— Не знаю.

— Но картошка фри здесь вкусная, — она дарит мне полуулыбку, в которой таится надежда.

— Мне нравится картошка фри, — говорю я. Мне нравится картошка фри? Да я говорю, как заторможенный ребенок в каком-нибудь телесериале.

Миа поднимает взгляд, и наши глаза встречаются.

— Ты голоден? — спрашивает она.

Как никогда.

* * *

Я следую за Мией по Пятьдесят седьмой улице, а потом вдоль Девятой авеню. Она идет быстро — без малейшего намека на хромоту, которая была у нее, когда она уехала — и целеустремленно, как ходят ньюйоркцы, тут и там указывая на достопримечательности, словно профессиональный гид. И мне приходит в голову, что я даже не знаю, по-прежнему ли она живет здесь или сегодняшний вечер был всего лишь очередной датой в гастрольном туре.

Ты можешь спросить ее, говорю я себе. Это совершенно обычный вопрос.

Ага, но он до такой степени обычный, что странно его задавать.

Тебе же все равно надо о чем-то с ней разговаривать.

Но как только я собираюсь с духом, из ее сумки раздаются звуки Девятой симфонии Бетховена. Миа прерывает свой монолог о Нью-Йорке, достает телефон, смотрит на экран и морщится.

— Плохие новости?

Она качает головой и смотрит на меня с таким выражением боли на лице, что складывается впечатление, будто она его неоднократно репетировала.

— Нет. Но я должна ответить.

Она щелчком раскрывает телефон.

— Алло. Я знаю. Пожалуйста, успокойся. Я знаю. Послушай, можешь подождать секундочку?

Она поворачивается ко мне, теперь ее голос совершенно спокойный и полон профессионализма.

— Знаю, это недопустимо грубо, но не мог бы ты дать мне пять минут?

Я понимаю. Она только что отыграла грандиозный концерт. Ей звонят люди. Но, тем не менее, несмотря на извиняющееся выражение ее лица, я чувствую себя подобно поклоннику, которого попросили подождать у автобуса, пока рок-звезда не будет готова. Но как это всегда и делают поклонники, я спокойно соглашаюсь. Рок-звезда в данном случае — Миа. Что еще мне остается делать?

— Спасибо, — говорит она.

Я позволяю Мие отойти от меня на несколько шагов, чтобы дать ей немного личного пространства, но все-таки улавливаю обрывки разговора. Я знаю, это важно для тебя. Для нас. Обещаю, я сделаю это для всех. Она даже вскользь не упоминает меня. Более того, кажется, она вообще забыла о том, что я стою позади нее.

И все бы ничего, если не считать того, что Миа не замечает и ажиотажа, создаваемого моим