– Вы наверняка имеете в виду «Ла Вердулериа», – сказал он. – Это известный в городе ночной клуб на улице Кориентес, где в дверях стоит карлик. – Обернувшись к консьержу, он добавил что-то по-испански, на что тот, улыбнувшись, покачал головой.
– Конечно, – продолжал посыльный, – «Ла Вердулериа» хорошо известен в городе. Но знаете ли, сеньор, если вы хотите пойти туда станцевать самбу или танго, то лучше подождать до трех часов утра. Танцы начинаются именно в это время.
Адам поблагодарил и тут же вспомнил, как Кори описывала ночь, проведенную в этом заведении с Эрнандо, – как они танцевали и как к пяти утра Кори начала беспокоиться о Дэнни. Как вышли наконец из клуба и стояли на улице Кориентес, когда подъехала машина, из которой выскочили полицейские и уволокли с собой Эрнандо… Следуя за портье через сверкающее огнями фойе к лифту, Адам решил отправиться из номера прямо в «Ла Вердулериа». Было около двенадцати дня, на двенадцать часов меньше, чем надо, для тех, кто хочет танцевать, и, возможно, на день позже, чем надо, для того, кто хотел отыскать Кори.
Пока такси везло его через весь Буэнос-Айрес к клубу «Ла Вердулериа», Адам смотрел в окно, буквально очарованный всем, что видел. Город был именно таким, как описывала его Кори, – величественным, с огромными бульварами, с отлично ухоженной травой на лужайках, на которых ровными рядами стояли скамейки. Здания, стоявшие вдоль этих бульваров, были построены в викторианском или современном стиле – этакие небоскребы из стекла и хромированного железа. Статуи римских и греческих богов на колесницах, мраморные фигуры борцов за независимость Аргентины и других национальных героев стояли прямо в круглых мощеных дворах перед некоторыми официальными зданиями и жилыми домами. Такси везло Адама мимо церквей, мимо рынков под открытым небом, красных городских автобусов, небольших стендов со стеклянными витринами, которые здесь называли киоскос, все кругом сияло, отражая неоновые огни. Адам спросил шофера, что продают эти киоски, и узнал, что хотя размером они не больше телефонной будки, зато работают двадцать четыре часа в сутки и продают все. Что-то в этом городе казалось Адаму неуловимо знакомым, хотя раньше он не был здесь никогда. Он словно узнавал его и все благодаря ей, Кори, и всему, что она рассказала о своей жизни здесь. Но, конечно же, еще и потому, что эта женщина была так дорога ему, занимая все его мысли и чувства…
Как только водитель свернул на улицу Кориентес, у Адама тут же не осталось никаких сомнений, где они находятся. Снова все было именно так, как описывала Кори: улица, которая никогда не спит – кинотеатры, толпы людей, множество машин, рестораны и ночные клубы, яркие огни, горящие даже при свете дня, музыка, доносящаяся из всех этих заведений. Такси остановилось у дверей клуба «Ла Вердулериа». Отсчитывая деньги, Адам невольно вздрогнул, подумав о том, что все жители Буэнос-Айреса старше четырнадцати лет родились или жили при хунте или даже пострадали от нее. Когда, зайдя внутрь, Адам увидел карлика, сидящего в дальнем конце бара, он словно увидел связующее звено между настоящим и будущим, кого-то, кто много лет назад был свидетелем события, породившего серию других событий, изменивших так много жизней…
Адам взял с собой фотографию Кори, чтобы предъявлять ее для опознания. Карлик вспомнил, что видел эту женщину только вчера, и даже указал то место, где она сидела. Как он мог забыть, она ведь просидела здесь несколько часов, кого-то ждала. Прежде чем они пригласили ее зайти внутрь, она слонялась взад- вперед по улице Кориентес, все время возвращалась к дверям клуба. Больше никто во всем баре не смог добавить к рассказу карлика ничего существенного, кроме того, что женщина эта ни с кем не говорила, разве что с барменом, да и то попросила принести несколько бутылок минеральной воды. Когда ее приятель наконец пришел, женщина выскочила из зала, чуть не забыв захватить пальто.
Владелец клуба был сильно озабочен расспросами Адама. Он подошел к нему, чтобы сказать, что надеется, что у него не будет неприятностей с полицией. Ведь он никогда раньше не видел эту женщину. Он просто посочувствовал ей и предложил подождать внутри, понятия не имея, кто она такая. Адам заверил владельца, что все это не имеет никакого отношения к полиции, а только к его личным взаимоотношениям с этой женщиной. Владелец клуба с облегчением улыбнулся и пробормотал что-то о любовном сумасшествии. Адаму было даже забавно, что его принимают за обманутого любовника или ревнивого мужа, и продолжал задавать вопросы. Не может ли кто-нибудь описать мужчину или машину, на которой тот приехал? Не слышал ли кто-нибудь, куда они собираются? Но никто ничего не слышал. И только когда Адам собрался уходить, к нему подошел карлик и сказал, что было кое-что еще, о чем никто не упомянул, или, может быть, никто не заметил – нечто очень трогательное. Когда женщина выбежала на улицу к своему приятелю, она поцеловала ему руки. Адам, видимо, выглядел шокированным, потому что карлик поспешил объяснить, что целовала она практически не руки, а скорее запястья. Дело в том, что у мужчины не было рук – только металлические протезы.
Когда Адам прибыл в Буэнос-Айрес, он не собирался сообщать о своем приезде Палмеру Виатту. Но, покинув «Ла Вердулериа», он изменил свои планы.
Вернувшись в отель, он остановился у конторки консьержа, чтобы посмотреть, нет ли для него сообщения – как будто кто-то мог звонить ему сюда, – а затем поднялся на лифте к себе в номер. Там, внутри, он присел на кровать и набрал номер бывшего посла. Виатт поднял трубку на втором гудке.
Адаму понадобилось всего несколько минут, чтобы объяснить, что он делает в Буэнос-Айресе. Мистер Виатт выслушал, не перебивая и не задавая вопросов, на которые Адаму нечего было ответить. По крайней мере пока.
– Что вы знаете о том человеке, с которым Кори встретилась в баре? – спросил Адам.
– Я уже говорил вам о нем. Его зовут Эрнандо Сикес. У меня есть его досье еще с тех пор, как его арестовали много лет назад.
У Адама перехватило дыхание. Неужели Палмер прямо сейчас найдет это досье? Ведь наверняка оно имеет прямое отношение к тем пленкам, записанным когда-то в доме Дэнни. Палмер сказал, что поищет досье и перезвонит ему. Телефон зазвонил через десять минут.
– У его родителей есть ранчо вблизи Юшуайя, где они разводят овец, – сказал Палмер. – Насколько я понимаю, они порядочные работящие люди.
– Как попасть на это ранчо?
– А с чего вы взяли, что они отправятся именно туда?
– Я не знаю этого наверняка. Но гораздо разумнее будет поговорить с родителями Эрнандо, чем прочесывать весь Буэнос-Айрес.
Адам не удивился, когда Палмер заявил, что они должны поехать вместе. Однако ему все же удалось убедить пожилого джентльмена, что будет лучше, если он подождет его дома. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы напоминать этим людям о старой вражде, а Палмер Виатт вполне мог воскресить в памяти каждого из них самый тяжелый период их жизни.
По будням самолеты летали в Юшуайя дважды в день, но по выходным – только один раз. Субботний уже улетел. Адам заказал билет на воскресное утро. До Юшуайя было шесть часов лету, так что он будет там около пяти вечера. Адам обещал позвонить Виатту, как только что-нибудь узнает, и тогда они вместе решат, прилетать Палмеру или нет. Если же что-то случится и Адам не сможет позвонить, то Палмер по крайней мере будет знать, где он находится.
23
Самолет (рейс номер семьсот тридцать семь «Аэролайнз аргентинас») снижался над проливом Бигл, бурные воды которого омывали неровные берега небольших островов. Самолет, покачиваясь с крыла на крыло, летел мимо горных пиков в сторону более спокойного залива Юшуайя и приближался к самому опасному аэропорту в мире. Едва шасси самолета коснулись взлетно-посадочной полосы, пилот нажал на тормоза, и машина со скрежетом остановилась.
Кори ждала в багажном зале, который был практически обклеен предупреждениями о холере и плакатами с изображением кипящих в котелках овощей. Другие плакаты предостерегали от другой смертельной болезни, поражавшей в определенные месяцы года морских рыб и моллюсков. Над конторками компаний «Лейд», «Астрал» и «Аэролайнз аргентинас» висели огромные фотографии овец, жующих травку на зеленых холмах, красивых яхт, привязанных к недостроенным докам, и диких цветов, растущих на побережье. Она поплотнее закуталась в пальто, чтобы хоть немного защититься от пронизывающего ветра, дувшего из-под фанерных щитов, которые прикрывали дыры в стенах.
Из окна самолета Адам смотрел на полосу бесплодной земли, на огромные пространства девственно-чистого снега, на обшарпанные домишки с красными крышами и целые островки
