— Увы, какого еще ответа можно было от вас ожидать? — усмехнулась Кэтлин. — Как бы то ни было, дорогой, — обратилась она опять к мужу, — ты еще неделю назад обещал мне поездку за город. Экипаж ждет на улице, и отказы не принимаются.
Поднявшись, Эндрю испытующе осмотрел фигуру жены.
— У меня впереди еще два месяца, и Эмил сказал, что свежий воздух пойдет мне на пользу.
— Ну раз я получил приказ о выступлении, придется подчиниться, — развел руками Эндрю.
Протянув руку Кэтлин, он покинул вместе с ней зал заседаний. Проходя мимо кабинета Калина, он было замедлил шаги, но жена утянула его дальше по коридору, через открытую наружную дверь и вниз по широким ступеням на центральную площадь.
В Суздале кипела жизнь. Еще утром летний ливень умыл город, и поднявшийся затем свежий северо- западный ветер принес с собой явственно ощутимый запах лесов. Эндрю с удовлетворенной улыбкой огляделся. Трудно было представить себе, что именно с этой площади 35-й Мэнский полк вместе с 44-й Нью-Йоркской батареей шли тогда в последний бой с Тугарами. На месте старого разрушенного дворца поднялось новое правительственное здание, построенное из добела отмытых дождями бревен и украшенное по традиции завитушками и прочими резными узорами, столь дорогими русскому сердцу. Внутренние помещения здания были отведены сенату, Верховному суду и президентской администрации. Спустившись по ступеням, Эндрю ответил на приветствие гвардейцев 1-го Суздальского полка, стоявших в почетном карауле у подножия лестницы.
Площадь была загромождена купеческими палатками, в которых торговали как традиционными русскими товарами, так и новыми, появившимися после войны.
Звон большого соборного колокола разнесся по площади. Толпа, теснившаяся на ярмарке, затихла и устре-мила выжидательный взгляд на циферблат новых часов, установленных на соборе.
Когда минутная стрелка достигла цифры двенадцать, послышался громкий перезвон колоколов, дверцы на часах распахнулись, и в них появился деревянный медведь с флагом Республики Русь в лапах. Зрители разразились аплодисментами. За большим медведем вышла процессия медвежат, каждый из которых нес флаг какого-нибудь города республики: Новрода, Вазимы, Кева, Нижила, Мосвы и других. Появление каждого флага бурно приветствовалось находившимися на площади гостями столицы, но, когда последний медвежонок представил на всеобщее обозрение красно-золотой флаг Суздаля, площадь потонула в овации.
Затем медведи с флагами исчезли, и их место заняла одинокая фигура, встреченная презрительным свистом, — вырезанное из дерева изображение тугарина. Тут же из дверцы чуть пониже часов выскочил русский солдат с поднятым мушкетом; рядом с ним человечек в синей форме катил пушку. Из пушки и из мушкета вырвались облачка дыма, и тугарин упал на спину и исчез под ликующие крики толпы. Сделав свое дело, оба солдата спрятались в укрытие. И наконец, появился еще один персонаж в длинном одеянии, с нимбом над головой. Вся толпа истово перекрестилась, когда Перм обратился к ней лицом, а затем, повернувшись, удалился вслед за медведями.
Устроив еще одну непродолжительную овацию, толпа стала расходиться.
— По-моему, они никогда не устанут восхищаться этим творением Винсента! — сказала Кэтлин. — Весь город гордится им. Надя, жена Василия, говорит, что городской совет Новрода тоже решил устроить у себя нечто подобное, но еще более впечатляющее. Так что между городами завязывается настоящее соревнование за то, у кого часы лучше.
— И к тому же это приучает людей заводить часы и следить за временем, — прибавил Эндрю, кивнув на целый ряд прилавков, торгующих часами. Вокруг них толпился народ.
Измерение времени на этой планете оказалось непростым делом. Все началось с того, что один из помощников Винсента взялся починить принадлежавшие Эндрю заржавевшие карманные часы, которые, как и все остальные, вышли из строя при прохождении через световой туннель. В конце концов молодой человек справился с этой задачей и стал в результате настоящим часовым мастером. Однако день в Валдении был на один час короче, чем на Земле, а год почти на сорок дней длиннее. В обществе разгорелись бурные дебаты по поводу того, сколько часов должно быть в сутках — двадцать три или двадцать четыре. Винсент, который первым занялся часами и ввел их в обиход, утверждал, что при двадцатичетырехчасовых сутках будет легче следить за временем и рассчитывать работу шестерен, и в конце концов победил в этом споре. Хотя Эндрю сознавал некоторую нелогичность этой системы, она импонировала ему тем, что как бы возвращала тот час в сутках, который был украден у них при перемещении с Земли.
Достав свои часы, полученные им еще в 1863 году в подарок от товарищей по роте, в которой он начинал службу в полку, Эндрю проделал ежедневный ритуал их заведения, установив стрелки на час вперед, после чего опять спрятал в карман жилета.
Когда они спустились по ступеням — единственной уцелевшей части старого здания, — им пришлось отвечать на посыпавшиеся со всех сторон приветствия. Многие до сих пор глядели на Эндрю с восхищением, доходившим чуть ли не до обожествления. Часто они дарили цветы — русская традиция, к которой он никак не мог привыкнуть, но Кэтлин просияла, когда группа детей устремилась к ним, весело щебеча, и преподнесла ей букет. Наклонившись, она поцеловала самую маленькую девочку, и та, покраснев от удовольствия, поспешила ретироваться.
Прежде чем помочь Кэтлин забраться в экипаж, Эндрю придирчиво осмотрел его. Коляска была почти такой же, к каким они привыкли у себя дома, с рессорами и легкими металлическими колесами, но значительно тяжелее, скорее русской конструкции, чем американской. В нее была впряжена очень крупная лошадь, некогда возившая на себе тугарина в его странствиях по степи.
Эндрю немного нервничал из-за того, что ему приходилось управлять лошадью одной рукой. Верхом он чувствовал себя гораздо увереннее, потому что Меркурий, казалось, понимал, что его хозяин испытывает некоторое затруднение, и приспособился к этому.
Неловко ухватив вожжи, Эндрю развернул коляску и направил ее через площадь. На середине он притормозил возле ряда лотков.
— Надеюсь, торговля идет хорошо? — приветствовал он на латыни торговца, одетого в длинную римскую тогу.
Толпа любопытствующих собралась вокруг полдюжины лотков, привлеченная не только разложенными на них серебряными ожерельями, браслетами и льняным бельем с вышивкой, но и экзотическим видом торговцев.
— Хорошо, очень хорошо, — с некоторым трудом ответил купец по-русски.
— Это лишь первые ласточки, в будущем их будет намного больше, — обратился Эндрю к толпе. — Мы все выиграем от торговли с ними. Правда, им потребуется какое-то время, чтобы привыкнуть к нашим бумажным деньгам.
— И разорить наших мастеров, — раздался сердитый голос из толпы. — Он торгует слишком дешево.
— А ты слишком дорого, Василий Андреевич, — послышалось с другого конца.
Немедленно завязалась словесная перепалка, и, зная по опыту, что, задержавшись здесь, он будет вынужден прочесть очередную лекцию о свободном рынке, Эндрю предпочел не ввязываться и, поклонившись окружающим, пошевелил поводьями.
— Они прибыли сегодня утренним поездом. Представляешь, картинка! — расхохоталась Кэтлин. — Выходцы из Древнего Рима везут товары в средневековый русский город на современном американском поезде!
— Погоди, это только начало. И самое интересное при этом — обмен идеями. Римляне вернутся через пару дней к себе домой, выручив за товары гораздо больше, чем рас-
считывали, и расскажут своим землякам о том, как живут на Руси. И когда железная дорога достигнет Рима, сотни его жителей захотят приехать сюда. Я думаю, русские меха и резные деревянные изделия будут пользоваться у римлян спросом, и они будут неплохо платить за них серебром. Билл Уэбстер уже все уши мне прожужжал насчет того, как нам необходима твердая валюта.
Эндрю не уставал поражаться выдающимся способностям молодого министра финансов, которому удалось каким-то чудом создать финансово-экономическую систему, основанную на бумажных деньгах.
Тот факт, что на долларовой банкноте, согласно брошенному ими жребию, красовалась физиономия
