льстецов, которые окружают тебя. Твое актерство может поразить Люка. Возможно, много лет назад оно воздействовало на Хэнка. Но на меня оно не производит никакого впечатления.
– На Хэнка? – поражение переспросила Шелби и немедленно приняла оскорбленный вид.
– Неужели ты будешь утверждать, что между тобой и нашим приемным отцом ничего не было?
– Черт побери, конечно, что-то было. Но, Господи, Джесси, мне было всего пятнадцать лет. Это было просто надругательство над ребенком.
Шелби резко переменила позу, и вино пролилось на стол. Она села прямо, словно готовая к прыжку хищница.
Джесси вернула сестре ее обвиняющий взгляд.
– Я и не говорю, что это было не так, Шелби. Но это ведь тебя не удержало от того, чтобы пытаться его очаровать? Когда его соблазняла ты, это было мало похоже на надругательство над детьми.
Джесси чувствовала, как во время этой речи ее желудок сжимается. Как всегда, воспоминание об этой ситуации вызывало у нее отвращение – до тошноты. Она никогда не подвергала сомнениям вину Хэнка. Он был взрослым человеком, и ответственность лежала на нем. Как бы Шелби ни искушала его, он не должен был распускать руки. Но в годы их с сестрой отрочества ее раздражало, что Шелби превращалась в нимфетку всякий раз, когда ей было что-то нужно.
Джесси отчаянно пыталась как-то понять это, выяснить, что же движет Шелби. Она всегда была красивой и еще девочкой стала напоминать Линетт, их мать. Но во всем остальном она отличалась от матери. Однажды Шелби торжественно поклялась Джесси, что никогда не станет жертвой, подобно Линетт, никогда не позволит мужчине унижать ее. Она не позволит им пользоваться ею, а будет использовать их сама. Даже тогда, казалось, она уже обладала фантастическим чутьем на моральные недостатки представителей противоположного пола и инстинктивным умением оборачивать их слабости в свою пользу. Может быть, это был ее способ самозащиты. Когда-то Джесси была способна понимать и прощать этот защитный импульс, но потом, когда Шелби направила свои обольстительные чары на Люка, она утратила это сочувствие раз и навсегда.
Шелби расхаживала по беседке взад-вперед в задумчивости.
– Тебе когда-нибудь приходило в голову.. Нет, о чем же я говорю? Конечно, нет. Ты даже и догадаться не могла, что я пыталась защитить мою маленькую сестру. Как ты думаешь, что бы делал Хэнк, если бы меня там не было, Джесси? Он бы приставал к тебе, черт побери. Он бы обязательно тебя совратил.
Кончик носа Шелби покраснел, а ее глаза наполнились слезами. Джесси видела их блеск, слышала ее хриплый голос, и ей очень хотелось поверить в ее искренность. После стольких лет она была по-прежнему полна желания хоть на мгновение усомниться в «достоинствах» своей сестры, но это было невозможно. Слишком часто она ее предавала.
– Если бы Хэнк хоть раз посмотрел на меня так, как смотрел на тебя, я бы убила его.
– О, не надо быть такой праведной, Джесси. Разве ты никогда не делала того, что не должна была делать?
Джесси подняла голову и на мгновение встретила взгляд Шелби, но не ответила.
– Конечно, может быть, я и управляла Хэнком, – продолжала рассерженная Шелби. – И что дальше? Он безо всяких колебаний пользовался этим. Он получил то, что хотел.
– Хэнк мертв, – напомнила Джесси. – Я сомневаюсь, что он этого хотел.
– Может быть, и нет, но он этого заслуживал, – откликнулась Шелби. – Этот человек был мерзавцем! Ему давно следовало размозжить башку. И мы обе знаем, кто это сделал, не так ли?
Луна, поднимавшаяся из-за голубоватых кипарисов, росших по краям ущелья, была похожа на диковинный драгоценный камень. Она не дошла и до половины, заставив Джесси вспомнить о легенде, которую Люк рассказывал ей, когда они были детьми. Это была красивая, но зловещая история о мальчике, чья жизнь навсегда изменилась в результате одного импульсивного, отчаянного поступка. Темнота заливала сад. Где-то далеко завыл койот, и Джесси содрогнулась при этом звуке. Она не ответила на вопрос Шелби. Безопасного ответа у нее не было – только иссушающая душу правда.
Глава 17
Западные ветры принесли с собой шторм. Теплый весенний бриз развевал бумажные гирлянды, украшавшие застекленную беседку; на горизонте собирались темные тучи. Из всех дней этот был наименее подходящим для свадьбы. Но для этой свадьбы день был, пожалуй, самый удачный, подумала Шелби, задержавшись на своем пути к Месту церемонии и глядя сквозь стеклянные стены на жениха. Люк Уорнек стоял у входа в беседку, ожидая появления своей невесты.
Он привлекал к себе внимание – не столько из-за своего светло-серого крепового костюма или зачесанных назад, как у итальянских гангстеров, черных блестящих волос. В его лице была такая решимость, что человек, раз бросивший на него взгляд, уже не мог отвести его. Он напоминал предпринимателя, который только что выбросил на рынок какой-нибудь новый товар и теперь ждет, окупится ли вложение капитала.
Одетая в ярко-розовый кукольный атлас, Шелби вышла наружу и прошлась вдоль розовых клумб, изучая своего будущего зятя, который до ее появления дожидался церемонии в одиночестве. Она бы одела его по- другому – в темно-синий блейзер с гербом Уорнеков на нагрудном кармане, серые брюки и белоснежную рубашку. Этот цивилизованный наряд компенсировал бы его бандитский вид. Да, ради такого случая она бы сделала его менее интересным, предвкушая все удовольствие последующего раздевания – и раскрепощения. Воистину, Люк Уорнек стимулировал ее воображение модельера. Если бы у нее были деньги для того, чтобы открыть свое агентство, – и если бы он был молодой мужской моделью, нуждавшейся в работе, – она бы, не раздумывая, привлекла его к, участию в своей рекламной кампании. И еще кое к чему…
– Тетя Шел! – Мэл сбежала по ступеням беседки, одетая в пышное платье из красной тафты, более уместное для Рождества, или Дня святого Валентина. При виде своего творения Шелби рассмеялась и сделала реверанс, подумав, что ей надо бы прикрепить пурпурную бумажную гирлянду к кайме своего интенсивно-розового облегающего платья.
– Правда, мы выглядим потрясающе? – спросила Мэл.
– Мы ослепительны, – охотно согласилась Шелби, поправляя малиновую ленту, стягивающую в конский
