— Я просто отрезала рукав твоей футболки. Будешь разговаривать со мной в таком тоне и потеряешь другой рукав, а затем я порежу твою футболку на лоскуты и приступлю к самому интересному. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как окажешься голым.
— Голым? Это что, фантазии твоего больного воображения?
— У тебя проблемы со слухом или ты просто дурак? — Быстрым движением она разрезала плечевой шов, и вырез футболки откинулся вперед. — Хочешь, чтобы я приступила ко второму рукаву?
Звук, вырвавшийся из его стиснутых челюстей, походил на рык дикого зверя из джунглей. Если бы Анджела не была убеждена, что веревки его надежно удерживают, она бы остановилась, отступила и позволила ему остыть. Но это означало бы, что она испугана.
Слишком много мужчин в её жизни пытались контролировать её именно таким способом, запугивая. Слишком много, черт побери!
С рукавом было покончено. Анджела поклялась, что всё остальное ждет та же участь. Если ему так хочется, на нем не останется даже фигового листка.
Девушке было трудно подобраться к своему пленнику потому, что он лежал. Поэтому, опираясь на стену, чтобы сохранить равновесие, она поставила его на колени, поддерживая до тех пор, пока он не смог стоять самостоятельно. Она не только связала его руки и ноги, она ещё и соединила их вместе, ограничивая таким суровым способом его подвижность. Из-за повязки на глазах у него скорее всего кружилась голова, но для неё это также было выигрышно. Она хотела, чтобы он был уязвим во всех отношениях.
— Великий доктор Джордан Карпентер в качестве обнаженного раба, — прошептала она в его ухо, затем легонько дунула и наблюдала, как его лицо исказила гримаса. — Интересно, что подумало бы медицинское сообщество о своем рыцаре в сияющих доспехах теперь.
— Спроси, имеет ли для меня это хоть малейшее значение, — пробурчал он.
— Единственное, что отделяет тебя от состояния обнаженного раба — это твои шорты сафари, Доктор. На твоем месте, я бы не хотела почувствовать мою руку, сжимающую нож, в районе твоих трусов. Я ведь могу и промахнуться.
— Они ошибались насчет тебя.
— О чем ты?
— Ты ненормальнее, чем они думают.
— Неправильный ответ. — Она разрезала другой плечевой шов, и футболка практически свалилась с него.
Он отпрянул назад, и она почувствовала вкус победы.
Вкус справедливости. У неё перехватило дыхание и на мгновение бросило в жар. Большой мужчина покорялся, а это было всё, что ей нужно — немного уважения. Но внутри она дрожала, и дрожь эта была вызвана совсем не одержанной победой — Анджела была совсем не готова к тому, чем занималась.
Анджела не ожидала, что будет думать о его теле, после того, как ей пришлось защищать себя от него, но не думать об этом становилось всё труднее. Мужчина был полуобнажен, в высшей степени зол, и действительно производил впечатление, особенно когда его мускулы были так напряжены. Взгляд Анджелы против воли прошелся по его фигуре и остановился на животе. Её саму это удивило, принимая во внимание, что было много другого, что могло приковать её взгляд.
«Движение» — поняла она.
Мускулы его живота были в постоянном движении, напряженные от сдерживаемых эмоций, но, тем не менее, подымающиеся при каждом вздохе. Быстрый вздох, неглубокий и сдерживаемый. Движение. И дорожка волос в форме вихря спускалась вниз по животу, отбрасывая тень на торс, что наталкивало на мысли о море, о штормах. В оковах, на коленях, доблестный доктор мог служить моделью религиозного мученика с картин Караваджо — вся красота человеческого тела, представленная в игре света и тени. Хорошо, что он замолчал, потому что она определенно могла поранить его, и не обязательно намеренно — просто потому, что ей не следовало держать сейчас нож в своих ослабевших руках. Потому нож бесполезен. Она и сама бесполезна, не имея ни малейшего понятия о том, что делать и будучи на грани истерики. И во всем этом лишь его вина.
Анджела боролась с лихорадкой, усталостью и влажным теплом. У неё с самого утра не было маковой росинки во рту, но есть тем не менее не хотелось, хотя, пожалуй, стоило заставить себя, чтобы восстановить силы. Она не могла показать, насколько на самом деле слаба.
Стрекоза с переливающимися зелено-желтыми крылышками залетела в хижину, прострекотала по всему помещению и приземлилась прямо на глазную повязку заложника. Он резко мотнул головой в попытке избавиться от нежеланной гостьи на своей голове и чуть не упал при этом, но не проронил ни слова. Крошечными жемчужинами, готовыми скатиться с лица, блестели капельки пота на его висках. В комнате витал запах сдерживаемого гнева. Запах жженой резины, который возникает при резком торможении. Но, возможно, мужчина тоже слабел.
Был только один способ выяснить это.
Анджела сделала глубокий вздох, затем ещё один, в попытке справиться с головокружением. Кто-то научил её такому приему — девушка была в этом уверена. Она также начинала понимать кое-что ещё: какая-то ее часть спокойно относилась к виду крови и была абсолютно бесстрашна. Но эта её часть была надежно спрятана вместе с ужасами стертых из памяти месяцев, а освободить их было бы слишком опасно. С определенного времени она не подпускала их, но делать это и дальше она не могла. Если она будет бояться, ей никогда не справиться с ними. Сильнее сжав ручку ножа, Анджела снова ощутила в руке его тяжесть.
— Давай-ка посмотрим, за что приняться после футболки? — она притворилась, что размышляет над этим вопросом. — Может, трусы? Мне даже думать не хочется, что сделают москиты с твоим голым…
Он что-то невнятно пробормотал.
— Прошу прощения?
— Я сказал, что будь по-твоему. Задавай свои вопросы.
— А ты на них ответишь?
— Я на них отвечу. Что ты хочешь знать?
— Я хочу знать, что тебе известно об Анджеле Лоу?
— Ты и есть Анджела Лоу, верно?
— Просто расскажи мне о ней. — Девушка снова начала дрожать, и даже судорожное цепляние за ручку ножа не помогало. Существовала определенная цена за освобождение силы, спрятанной в её душе, и сейчас ей придется её заплатить. Она решила освободить её полностью:
«Расскажи, что сделала Анджела Лоу, всё до каждой отвратительной детали. Расскажи мне, кто её друзья, если таковые имеются, кто хочет её убить. Это Брендт или Сэмми? Или Сильвер? Или кто-то, кого она не знает, призрак из её исчезнувшего прошлого? Скажи же мне, есть ли для Анджелы Лоу хоть какая-то надежда, потому что она разваливается на кусочки, Доктор. Разваливается быстрее, чем ты.»
— У меня есть условие, — произнес Карпентер.
— Ты не в том положении, чтобы ставить условия.
Он вызывающе поднял голову:
— Тогда разрежь мою одежду и распотроши меня своим ножом, или сделай, что ты там ещё планируешь, потому что я не скажу ни слова, пока ты не снимешь с моих глаз повязку.
У неё промелькнула мысль, что доктор хочет увидеть, с кем он имеет дело. Это даст ему преимущество, и это не та уступка, на которую ей следует идти, особенно после его намеков. Потом мелькнула другая мысль, что доктор хочет установить с ней более тесный контакт, контакт, который может возникнуть только когда смотришь глаза в глаза, но это было бы просто смешно.
«Распотрошить его?» — эти слова изумили и напугали Анджелу. Он, должно быть, блефует. Не может же он всерьез думать, что она способна на такую жестокость. Она неспособна на такое.
Даже потеряв память, Анджела знала, что никогда не делала ничего подобного и никогда бы не
