для подражания, после того как Карл ввязался в нескончаемые войны с германцами, уступил первенство двору короля Эдуарда. Иностранцев, бывавших в то время в Англии, ослепляла пышность английских церемониалов и придворной жизни.
Красивый и еще молодой Эдуард IV был весьма популярен в Англии. Его поддерживало большинство английской знати, за него горой стояли и горожане, безмерно уставшие от бесконечных войн. Впервые за долгое время в Англии воцарился мир, и ее жители простодушно славили короля Эдуарда. Он считался самым блестящим монархом своего времени, и его королева каждый год рожала ему по ребенку. Однако это не помешало Эдуарду обзавестись внушительным штатом фавориток.
Пожалуй, ни до него, ни после ни один король зеленого Альбиона не был столь любвеобилен. Любовные похождения Генриха II и Эдуарда III казались невинными шалостями по сравнению с пылом первого короля из рода Йорков. Эдуард вообще был склонен к излишествам во всем – в любви ли, в пирах, охоте или дорогой одежде. Однако нельзя не отметить: окруживший себя роскошью, он отнюдь не был пустым вертопрахом и расточителем.
Он был первым властителем Англии, открыто признавшим культ нового божества – звонкой монеты и к славе удачливого полководца прибавившим еще и славу человека, способного извлекать деньги откуда угодно. Как известно, английские короли в вопросах финансов весьма зависимы от воли парламента, Эдуард же делал все возможное, чтобы созывать парламент как можно реже.
Долгое время он обходился теми средствами, что были захвачены у Ланкастеров, но, когда эти деньги иссякли, начал находить новые пути добыть их: то внезапно набрасывался на духовенство, требуя уплатить ему десятину за то, что он оставлял святым отцам мирские владения, то вдруг занялся порчей монеты, то поддержал горожан в их торговле сукном, столь выгодной для Англии, но в благодарность потребовал беневолиций – якобы доброхотных даров и займов. Его министр Джон Мортон придумал великолепную формулировку, впоследствии получившую название «вилка Мортона»: «Если вы достаточно богаты, чтобы много тратить, то вы всегда найдете, чем поделиться с королем; если же вы недостаточно богаты, но экономны, то сможете найти средства, чтобы поделиться с королем».
Долгое время такое энергичное выкачивание денег из страны сходило королю с рук. Его подданные, уставшие от бесконечной войны Роз, терпеливо позволяли королю разорять себя, потому что их устраивала сильная королевская власть, положившая предел своеволию баронов, прекратившая народные волнения и разбойничьи грабежи на дорогах. Но мало-помалу в глубине Англии стал слышаться ропот недовольства.
Ореол величия и мудрости Эдуарда начал меркнуть, и люди вдруг вспомнили, как добр и милосерден был покойный Генрих Ланкастер, в какой строгости и целомудрии он содержал свой двор, как щедр был к бездомным и нуждающимся. Начал складываться культ святого Генриха, и все чаще можно было услышать, что прежняя династия была предпочтительнее для старой доброй Англии, а Ланкастеры куда более достойны трона, чем развращенный Эдуард Йорк.
Когда эти речи дошли до короля, он обеспокоился. И, как всегда в таких случаях, отправился искать совета и поддержки у королевы Элизабет.
Эдуард возвел на трон эту мелкопоместную дворяночку по страстной любви, и сей шаг повлек за собой не только новую гражданскую смуту в королевстве, но и низложение самого Эдуарда Делателем Королей. С тех пор влюбчивый Эдуард пережил столько увлечений, что можно было только диву даваться, как удалось Элизабет сохранить над супругом такую власть. Но королева была не только прекрасна, но и умна. С годами она почувствовала вкус власти, привыкла к почестям и всеобщему преклонению – и оказалось, что это само по себе стоит того, чтобы мириться с шалостями супруга.
Шаг за шагом Элизабет добилась, чтобы двор короля Эдуарда стал ее двором. Она создала себе опору в лице многочисленной родни, наделив всех этих двоюродных и троюродных титулами, породнив их с прежде могущественными, но истощенными в войне Роз ланкастерскими родами. От двух браков ее отца Ричарда Вудвиля у королевы было пять братьев и столько же сестер, были у нее и два сына от первого брака с лордом Грэем, не говоря уже о всевозможных тетушках, племянниках, кузенах, которые обжились при дворе и которым Элизабет неизменно покровительствовала. И вместе с тем королева удалила тех, кто мог так или иначе влиять на ее супруга в ущерб ее авторитету. В том, что братья короля – герцоги Кларенс и Глостер – так редко являлись при дворе, была и ее заслуга.
Да, королева была умна и бесконечно много значила в жизни Эдуарда Йорка, несмотря на всю его поспешную влюбчивость. Ее нежный голос, ее прекрасное лицо, ее полное страсти, хотя и раздавшееся после многочисленных родов тело, ее роскошные золотые волосы все еще магически действовали на короля. А главное, именно с нею Эдуард мог чувствовать себя счастливым и спокойным и именно она была полновластной хозяйкой его души.
Прослышав о том, что Эдуарда тревожит становящийся все громче ропот недовольства, она едва не расхохоталась ему в лицо. Да слыхано ли, чтобы правители не вызывали недовольства, а подданные не роптали! Достаточно вспомнить того же Уорвика, которого сначала обвинили едва ли не во всех обрушившихся на Англию бедствиях, а сейчас он стал кумиром для множества англичан. Однако королева удержала улыбку.
– Я подумаю, государь, – только и сказала она.
Той ночью она неожиданно появилась в покоях короля. Эдуард почивал в объятиях своей новой возлюбленной Джейн Шор, очаровательной горожанки, которую отбил у лорда Гастингса. Когда свет заставил его протереть глаза и он увидел застывшую у ложа со свечой в руке королеву, он поспешил столкнуть с постели Джейн и сам подвинулся, галантно предлагая место супруге.
Элизабет, придерживая живот (она снова была в тягости), устроилась подле короля, сделав вид, что не замечает торопливо покидающую спальню королевскую наложницу.
– Мой возлюбленный повелитель, мне кажется, я знаю, как поднять ваш престиж не только в Англии, но и во всей Европе. Ничто никогда не приносило такой славы королям Альбиона, как войны с Францией. И кроме того, надлежит помнить, что как Плантагенет вы имеете куда более прав на французскую корону, чем ничтожные Валуа[29].
Поначалу Эдуард опешил, чуть погодя оживился. Королева всегда умела подать дельный совет. Война с Францией, с его заклятым врагом Людовиком XI, бывшим союзником Уорвика, была ему куда как на руку, особенно сейчас, когда его зять и союзник Карл Смелый[30] также воюет с Францией. Да, именно теперь пришла пора поквитаться с Валуа за поддержку Ланкастеров!
Весть о новой войне всколыхнула всю страну. Не боясь ошибиться, можно сказать, что еще со времен Столетней войны англичанам была присуща странная готовность воевать с французами. Поэтому, когда Эдуард IV объявил в парламенте, что желает начать войну с Францией в союзе с Карлом Смелым, это было принято безоговорочно. Парламент немедленно ассигновал средства для ведения военных действий и повелел брать десятую часть дохода каждого англичанина для ведения французской кампании. Со всех слоев общества – от баронов до йоменов и лавочников – были взяты также и «доброхотные даяния». Король не гнушался даже мелкими суммами до пяти фунтов.
И вот самая большая из армий, которую англичане когда-либо снаряжали против французов, пересекла Английский канал и высадилась в Кале. Только переправа войск заняла около трех недель, и теперь Эдуарду надлежало сговориться с Карлом Смелым и начать двигаться в сторону Парижа. От Эдуарда к Людовику был отправлен гонец с письмом, в котором самым скромным из требований была французская корона.
Однако за Людовиком Французским недаром закрепилось прозвище Лис. Этот король редко побеждал в открытых столкновениях, однако его дипломатия не знала себе равных. Посему он сделал все возможное, чтобы связать войска Карла Смелого в Германии, а когда герцог Бургундский встретил короля Англии, оказалось, что у него нет ни денег, ни людей, чтобы поддержать Эдуарда. Дабы окончательно не ударить лицом в грязь, Карл передал английское войско попечению своего союзника коннетабля Сен-Поля, а сам поспешил на восток, к своим войскам в Германии.
И тут произошла величайшая неожиданность, ибо коннетабль Луи де Сен-Поль, граф Люксембургский, встретил направлявшуюся к нему английскую делегацию на пикардийской границе и вежливо, но твердо потребовал повернуть назад.
Когда об этом стало известно в ставке короля, поднялся невообразимый шум и многие, потрясая оружием, рвались наказать Сен-Поля. Один лишь король, покраснев до корней волос, поспешил укрыться от посторонних глаз в своей палатке. Зато братья его, Джордж и Ричард, обменялись лукавыми взглядами и,