империю, уже построенную кем-то другим.
— Я готов сделать заказ, — сказал Джерри. — А вы?
— Я думала, что вы не голодны, — заметила Маффин.
— А какое это имеет отношение к еде? — удивился Джерри и продолжил давать распоряжения официантке: — Не забудьте положить на тарелку пару маринованных огурчиков и, может быть, еще картофельного салата. Спасибо!
Когда Джерри снова обернулся к Маффин, он выглядел, как мужчина, только что подцепивший проститутку. Выражение блаженства, игравшее на его лице, было почти эротическим. Подмигнув Маффин, он допил свою воду.
Счастливый человек, подумала Маффин, довольная тем, что кусок пастрами оказался единственным, что было нужно этому человеку. Колби тоже не отличался чрезмерными сексуальными запросами, и Маффин это вполне устраивало. Отношение к сексу, выработавшееся у нее за годы, прожитые до замужества, выражалось формулой: а мне-то что? Возможно, так же она относилась к жизни вообще. И это весьма ей помогало.
— А вам что-нибудь принести? — спросила официантка, приближаясь к столу.
Маффин посмотрела на стакан минеральной воды, к которому еще не притронулась, и решила этим ограничиться.
— Спасибо, нет, — ответила она, чувствуя, как внутри у нее восстает такой волчий голод, что становилось даже страшно. Ей отчаянно захотелось заказать что-нибудь сочное с шоколадом и массой углеводов. Например, кусок здешнего пирога с сыром.
При мысли о пироге у нее свело живот и рот начал наполняться слюной, как у собаки Павлова. Но она прекрасно знала, что никакая пища не удовлетворит ее отчаянного голода. Она пробовала пичкать себя наркотиками или объедаться конфетами, пока не заболевала или не отключалась, испытала все виды очищения организма: рвоту, мочегонные и слабительные препараты, как ни противно признавать, — даже клизмы. Ничто не помогало ей справиться с чувством голода. И каким-то отдаленным уголком сознания она с отчаянием понимала, что скорее всего ничто и не поможет.
Психиатр надавал ей кучу каких-то дерьмовых советов, заявив, что внутри ее сидит «маленькое существо», которое гложет ее, и это вовсе не голод, а жажда любви. Маффин заплатила ему требуемые полтары сотни и вышла из кабинета, всем своим видом дав понять, куда ему следует засунуть свою теорию. Мать всю жизнь держала ее на голодной диете, потому что Маффин была толстухой, а отец как-то обрил ей голову, чтобы стали видны жировые складки на затылке — он хотел заставить ее испытать унижение и стыд за то, что она втихаря таскала еду.
Официантка шваркнула тарелку на стол перед Джерри. На тарелке лежал сандвич толщиной дюйма в четыре, сдобренный горчицей и мясным соусом. За один только его запах Маффин готова была убить любого. И у Джерри глаза мерцали, как у голодной гиены.
Он ухватил самую суть, поняла вдруг Маффин. Какое отношение имеет голод к еде? И Маффин, и Джерри знали, что фруктовое масло не решит ничьих проблем, но публика так жаждала помощи, что ей все равно — она готова обманываться. Маффин прекрасно знала эту жажду. «Ветреную танжерку» будут покупать цистернами, и Маффин станет богатой и могущественной женщиной. Она была в этом уверена, потому что и сама купила бы эти духи.
Маленькое белое существо поднялось на задние лапки и издало душераздирающий крик. Непрофессионал назвал бы этот звук воплем ужаса, но Эллис Мартин, нобелевский лауреат в области нейрофизиологии, не был настолько невежествен, чтобы наделять лабораторную крысу способностью вести себя, как человек. И поэтому, если бы Элу предложили определить поведение данной конкретной крысы, он бы прибег к слову «радость». Люси не была испугана. Она пребывала в экстазе.
Сооружение, над которым склонился Эл, напоминало средних размеров домашний бассейн. Люси только что успешно выполнила свою задачу — проплыла по подводному лабиринту и теперь сидела на плотике, получая стимулирующие импульсы через электроды, вживленные в ее мозг. Это должно было одновременно служить ей поощрением и навсегда «выжечь» проделанный маршрут в ее нервных проводящих путях. Нажатием кнопок на специальном пульте Эл мог контролировать всю программу эксперимента и стимулировать Люси.
Крыса снова рвалась в путь, и Эл дал команду. Люси, охотно перебирая ножками, проделала привычный уже путь и без тени сомнения вскарабкалась на плотик. Когда она подняла мордочку кверху, ушки ее топорщились, а усики подрагивали. Ее пронзительный крик почти заглушил скрип двери, отворившейся за спиной у Эла.
— Молодец, девочка, — хмыкнул Эл, оборачиваясь, чтобы посмотреть, кто вошел. — Эта крыса — просто чудо.
Эл ожидал увидеть лаборантку, а не старого друга и коллегу, с которым условился пообедать сегодня. Доктор Лоран с всклокоченными темными волосами, явно нуждавшимися в расческе, в мятых брюках и свитере огляделся со сдержанным интересом.
Обычно секретарь Эла докладывал о прибытии посетителей в исследовательские лаборатории. Но психиатр знал здесь все ходы и выходы — несколько лет назад он сам работал в бэбкокском научном центре Ла Джолла.
— Клод, входи! — Эл поманил его рукой.
Клод всегда напоминал ему медведя, разбуженного посреди зимней спячки. Он был высоким, косматым и достаточно истощенным. Но было в его взгляде что-то, заставлявшее предположить, что в нежном возрасте он испытал невыносимую боль.
Специфическое для психиатра впечатление, подумал Эл. В бытность свою сотрудником фирмы Бэбкок Клод занимался и животными, и людьми, но ссора с Ноем по поводу безопасности нового антидепрессанта, обещавшего стать бомбой на рынке лекарств, привела к тому, что он ушел из компании и занялся частной практикой. Тем не менее, Элу Клод всегда нравился, и именно он порекомендовал его Уоллис, когда у той возникли проблемы.
— Это ты обучил ее всему, что она знает, да? — Клод кивком указал на подрагивающего грызуна.
Эл приосанился, словно гордый отец:
— Если бы существовал способ определения коэффициента умственной деятельности для крыс, Люси была бы среди них Эйнштейном.
Пока Эл готовил крысу к последнему эксперименту, в лаборатории стояла тишина. Оба ученых были напряженно сосредоточены, как футбольные болельщики во время матча серии плей-оф.
— Ну, теперь смотри, — сказал Эл, когда все было готово, и нажал кнопку на пульте управления. Люси издала короткий озадаченный звук и присела на уплывающем из-под нее плотике — это была стартовая поза для начала эксперимента. — Бог дал — Бог взял.
Когда плотик убрали и дрожащее животное оказалось в воде, стало очевидно, что, Люси не знает, куда плыть, несмотря на то, что выбор был всего один. Она добралась до первого Т-образного пересечения и начала плавать по кругу, безнадежно сбитая с толку. Пока она барахталась и кружилась, Эл держал палец на кнопке.
— Как скоро они все забывают, — бормотал он.
Это был тот самый результат, на который он рассчитывал. Люси заблудилась, ее блестящее умение находить дорогу было вытравлено так же быстро и эффективно, как раньше быстро и эффективно оно было запечатлено в ее мозгу. Место крысиного Эйнштейна снова оказалось вакантно.
Паническое барахтанье обессилило крысу, и она начала сдаваться, погружаясь под воду. Эл видел её отчаянные попытки удержать мордочку на поверхности и задавал себе вопрос, осталось ли у нее достаточно навыков, чтобы спастись. Ей ведь всего-то и нужно проплыть назад, к клетке, в которой находился другой плотик. «Ну же, Люси», — мысленно подстегивал он ее.
Но крыса по-прежнему, выбиваясь из сил, плавала кругами, безнадежно поглощенная новой моделью поведения, — теперь она училась погибать. Казалось, крыса утратила даже способность держаться на воде, к чему Эл вовсе не стремился, В конце концов, медленно, тяжело перебирая лапками, Люси отправилась
