— Ищешь того, кого никогда не поймаешь? Разве не ты мне когда-то говорила, как трудно поймать серийного убийцу? — Она отвернулась в сторону, пытаясь скрыть от меня навернувшиеся на глаза слезы. Мы обе вспомнили в этот момент мою сестру и ее старшую дочь, которая ярко пронеслась в нашей жизни, которая была умнее, красивее меня и которая никогда не стеснялась заявить в присутствии матери, что у всех мужчин слишком маленькие пенисы и слишком уязвленное самолюбие и что она не может избавиться от желания стать лесбиянкой. А донья Селия лишь громко смеялась в ответ на эти слова. Каталина долго боролась с синдромом первого ребенка. Она вела себя как самый младший ребенок в семье, и ей всегда все сходило с рук. А на самом деле это я должна была пользоваться этими приятными преимуществами младшего ребенка. Правда, я никогда не испытывала никакой горечи на этот счет. Кэти никогда не доводила меня до слез, никогда не раздражала своим поведением и даже помогала мне стать взрослой. Она все делала со смехом, безумно веселила нас всех и превращала наш дом в шумное пристанище. После ее смерти в доме стало слишком тихо и пусто, причем независимо от того, где мы жили в тот или иной момент. Порой мне хотелось обвинить ее за эту тягостную тишину. Моя мать прошла через страшные испытания: родила двоих детей, преодолела страх перед эскадронами смерти и рейдами полицейских отрядов, испытала горькое чувство одиночества, пережила смерть дочери, и это все не могло не сказаться на ее характере. Она была хорошей матерью и сейчас остается такой, а о столь заботливой бабушке мог бы мечтать каждый ребенок. Но со временем она стала слишком откровенной в своих мыслях и поступках, слишком нетерпеливой и всегда старалась находить четкие и ясные ответы на сложные вопросы, как будто такая ясность в мыслях могла спасти ее от безумия. Она все еще испытывает боль утрат, отворачивается, чтобы скрыть слезы, и тем не менее часто поворачивается ко мне спиной, демонстрируя свою сальвадорскую гордость и слишком горячую кровь, присущую всем жителям Центральной Америки.
— Своими поступками ты не принесешь никакой пользы ни себе, ни кому-то другому, — упрямо продолжала она. — Да благословит Господь душу твоего покойного отца, Ромилия, но ты пьешь сейчас намного больше, чем он.
Мое терпение лопнуло.
— Мама, если тебе не нравится, как я живу, может быть, тебе лучше вернуться обратно в Атланту? Тем более что Нэшвилл тебе все равно никогда не нравился.
Это была ошибка с моей стороны, и она немедленно сказалась на разговоре.
— Поверь мне, дочь, я бы с удовольствием сделала это, но очень боюсь потерять внука.
Я всегда была рабой своих привычек. Ключи от дома и машины постоянно лежали на небольшом деревянном столике в прихожей, рядом с дверью, где давно уже находилась старая статуэтка бога солнца Теотихуакана. А моя куртка висела на втором крючке вешалки. Я быстро схватила эти вещи и опрометью выскочила из дома, не чувствуя под собой ног от досады и большого количества алкоголя. Мгновенно протрезвев, я услышала позади себя последние слова матери:
~ ~ ~
Я покинула дом в тот самый момент, когда там началась так называемая
В машине я прослушала пять радиостанций, пока не остановила свой выбор на знаменитой песне группы «Куин» «Еще один глотает пыль». Эта песня сопровождала меня вплоть до Шарлотты и Семнадцатой улицы, где, как всегда, продолжало работать кафе «Серьезные основания». Молодая белая женщина, стоявшая в плотном окружении таких же молодых и красивых парней и девушек (несомненно, студентов Университета Вандербильта), наблюдала, как я хлопаю руками по рулевому колесу в такт музыке. Это была одна из напыщенных красоток с накачанной силиконом грудью и прической восьмидесятых годов в стиле ретро. И никаких шрамов на шее. Я вызывающе пропела в ее адрес, и она тут же отвернулась. Для нее я так и осталась зловредной латинской сучкой с покрытой шрамами шеей.
Музыка в кафе «Серьезные основания» повлияла на мое настроение, хотя сила инерции еще продолжала сказываться какое-то время. Это была джазовая композиции Палмьери, очень хорошая джазовая мелодия, которая звучала еще лучше от чашки крепкого кофе.
И вот здесь, вдали от дома, в этом шумном кафе, где, казалось, даже воздух насыщен трезвостью, я призадумалась над словами своей матери. Вероятно, она все же была права. Надо отказаться от дурной привычки поглощать каждый вечер виски «Уайлд терки». Черт возьми.
Мелодию Палмьери сменила композиция Майлза Дэвиса «Испанские зарисовки», хотя я заметила это только тогда, когда получила вторую чашку кофе. К этому времени в кафе осталось лишь три посетителя. Одним из них был молодой парень Тони, который, будучи, как и я, завсегдатаем этого заведения, сидел за небольшим круглым столиком и работал на ноутбуке. Он поднял голову, посмотрел на меня, приветливо помахал рукой и тотчас же вернулся к компьютеру, на котором писал свой короткий рассказ, или статью, или бог знает какой литературный шедевр, который он хотел продать своему издателю. Интересно, кто из нас более одержим навязчивой идеей: Тони со своим коротким рассказом или я со своими записями в блокноте?
Блокнот. Большой блокнот с желтой обложкой, заполненный важной для меня информацией, которую я выудила из Интернета. Я просматривала все эти записи множество раз, но так и не могла понять, какая связь существует между тремя убийствами и самим серийным убийцей. Информация ФБР была рассчитана на широкую публику и, несомненно, не раскрывала всей подоплеки этих событий. Бристоль, Атланта и вот теперь Мемфис. Как только просочилась информация о последних убийствах в Мемфисе, федеральные агенты тут же намекнули, что связь между тремя преступлениями может рассматриваться как весьма сомнительная. Дескать, более ранние сообщения недвусмысленно указывают на возможное сходство мест преступления и потенциальных жертв, однако дальнейшее расследование не дает им такой уверенности. «Это вполне могли быть случайные акты насилия, никоим образом не связанные друг с другом», — заявил один из агентов ФБР в Мемфисе.
Да, имелись все основания доверять этому мнению. Что общего могло быть у воспитательницы детского сада и ее мужа из восточной части штата Теннесси, студента-старшекурсника и его подружки в Атланте и троих начинающих биржевых игроков в Мемфисе, мечтавших о славе Уолл-стрит?
Я знала этих людей лучше, чем кто бы то ни было. Причем знала как их жизнь, так и обстоятельства смерти. К примеру, Стив и Эйлин Мастерсон десять лет назад открыли в Бристоле частный детский сад с надлежащими мерами безопасности и под названием «Безопасный мир». Если верить сообщениям местной прессы, их надежный и безопасный детский сад на самом деле оказался не таким уж безопасным, как они утверждали. Впрочем, и сам мир не был абсолютно безопасен в те времена. После трех лет работы этого детского учреждения бристольская полиция арестовала тридцатичетырехлетнего Стива за сексуальные домогательства к своим питомцам.
После этого супружеская пара перенесла «Безопасный мир» из своего дома в тихий пригород Бристоля, на границе с Виргинией, где проживали белые люди среднего класса. Семейка Мастерсон
