Эпилог
— Париж: сегодня утром в своем загородном доме был обнаружен убитым председатель Партии Национального Фронта Жан-Батист Ларош. Пресс-секретарь полиции в своем заявлении дал понять, что речь, скорее всего, идет о самоубийстве. Однако он отказался дать более подробные разъяснения. Преуспевающий предприниматель и основатель право-радикальной партии Франции, Ларош считался перспективным кандидатом на пост президента Франции до тех пор, пока неделю назад его не обвинили в измене родине. В это же время британская газета «Sun» сообщила, что Жан-Батист Ларош считал себя потомком Иисуса Христа, что и сделало его предметом насмешек в обеих странах. Как сообщил пресс- секретарь партии…
В дверь кабинета постучали, и Питер выключил радио.
— Да, войдите.
В кабинет, улыбаясь, вошел Патрик Невро. Он был небрежно одет, зато гладко выбрит.
— Привет, любитель спорта. Рад видеть вас!
— Я тоже, Патрик, — профессор указал на старый стул у письменного стола, — присаживайтесь! Что вас привело сюда? Только не говорите, что соскучились по мне!
— Конечно, нет, как вы могли так подумать! Я просто случайно был в вашем районе и подумал: а не заглянуть ли мне к старому профессору?
— Как мило!
Питер с улыбкой наблюдал за Патриком, который не решался сесть на старый стул. Профессор ожидал, что француз после недолгих колебаний все же сядет на него и закинет ноги на стол. Но Патрик остался стоять. И принялся рассматривать кабинет.
— Миленький кабинетик, — сказал он в конце концов, — но, по-моему, немного скучноватый, не находите?
— Не жалуюсь. По крайней мере, тут безопасно.
— В этом вы совершенно правы.
— А как у вас дела? — спросил Питер. — Все еще думаете о ней?
— О Штефани? Да… Мне ее не хватает. Она не заслужила этого. Я постоянно задаю себе один и тот же вопрос: чего мы достигли бы без нее? Я попытался как-то выяснить, откуда она, есть ли у нее семья или родственники. Все безрезультатно. Она была какой-то особенной, вы со мной согласны?
— Иногда у меня возникало такое чувство, что она что-то скрывает от нас, — согласился Питер. — Эта ее манера всегда оставаться в стороне… Но, как бы то ни было, она всегда была катализатором, который помогал нам двигаться вперед. Она была… Как бы это точнее сказать? Самоотверженной, что ли? То, как она, несмотря на тяжелое ранение, побежала за Элейн… Как вы думаете, она сознательно пожертвовала собой ради пещеры?
— Как знать… О пещере я тоже думал. Может, в нее могла войти все же не любая женщина? Это все-таки не очень-то надежная защита, когда внутрь может войти добрая половина человечества. Как считаете? Может, Штефани, действительно была иной? Может, она и в самом деле была хранителем тайны… А мы даже и не подозревали об этом. — Патрик тяжело вздохнул. — Ну что там говорить, мы этого никогда не узнаем…
— Верно… — Питер помолчал немного, а потом сменил тему: — Скажите мне лучше вот что: как вы себя чувствуете последнее время? Вы общались еще с Левазье?
— Да, пару раз, — ответил Патрик. — Сотрудники «Нувотека» свернули деятельность достаточно быстро и ушли восвояси несолоно хлебавши. А жирный Фавель отозвал своих головорезов. Кажется, Левазье удалось убедить его в том, что под горой Архивариуса была зафиксирована сейсмическая активность. Причем такой силы, что могла разрушить гору. В связи с этим во всей округе нельзя возводить никаких зданий. Якобы это очень опасно. Судя по всему, Фавель поверил.
— Значит, теперь там все по-старому. Пещера канет в лету, словно ее там никогда и не было. Она утрачена безвозвратно. Ну, а мы с вами все такие же хитрецы, как несколько недель назад.
— Да, только богаче на несколько тысяч евро.
— И то верно.
— Видимо, Богу было угодно, чтобы я вновь вспомнил о вас, — сказал Патрик и достал из кармана портсигар. — Вы же не против?
— Вы заинтриговали меня. А что касается курения — конечно, нет.
Сказав это, Питер достал табак, свою трубку и с лукавым блеском в глазах начал тщательно набивать ее.
Патрик улыбнулся англичанину, прикурил свою сигарету и глубоко затянулся. Потом он выпустил дым в потолок.
— Знаете, — начал он, — я тут подумал…
— Нет…
— О нашем исследовании, о безумных людях, с которыми нас свел случай, о настоящем бреде, который мы услышали за это время, а еще о целой куче вещей, которые хранятся в вашей голове…
— Ага…
— И я сказал себе: Патрик, старина, у этого типа есть чему поучиться.
— Серьезно?
Питер чиркнул спичкой по коробку, подождал, пока разгорится пламя, и раскурил трубку.
— Я знаю, что вы работаете в музее, — продолжил Патрик, — эта работа наверняка очень интересная. Но теперь, раз уж у нас есть немного денег на жизнь, то, может, вас заинтересует смена обстановки?
— Хотите пригласить меня на ужин?
— Не совсем… Хотя, думаю, еда была бы не лишней. Согласен, ужин за мой счет. И я расскажу вам о своей идее. Речь пойдет о древних культурах. И поиске других архивов знаний.
Питер приподнял бровь и некоторое время молча смотрел на Патрика. Потом он взял со стола какую- то записку и протянул ее своему бывшему коллеге.
Патрик прочитал и пожал плечами.
— Мой адрес в Лиссабоне?
— Завтра я хотел купить билет на самолет и за ужином в каком-нибудь португальском рыбном ресторане рассказать вам о той же идее.
Патрик с удивлением посмотрел на Питера.
— Что, у дураков мысли сходятся? И какова же ваша идея? Я лично подумывал о пирамидах…
Питер молча взял со стола буклет выставки. На титульном листе был изображен камень, а под ним — надпись: «5000 лет письменности. Персональная выставка профессора Питера Лавелла „Египет — колыбель культур?“».
На газоне перед виллой стоял вертолет, его лопасти медленно вращались. Штефан ван Герман бросил последний взгляд на имение. Прекрасное место, служившее ему добрую службу на протяжении многих лет. Но всему когда-нибудь приходит конец. Когда начинается новая жизнь, старому в ней нет места. События в Лангедоке положили конец возмутительному разрушению архивов и переключили внимание на новые задачи.
Некоторое время он сомневался в том, действительно ли они все сделали правильно. Как всегда, он ругал себя за то, что они так много упустили из виду и это привело к страшным последствиям. Так много было пролито крови, так много потеряно знаний. Но так было испокон веков. И еще Штефан знал, что не мог поступить иначе. Снова и снова они возвращались к этому. Они должны были наблюдать, направлять, когда было уместно, снова и снова проверять, настало ли нужное время. И когда-нибудь оно настанет. Один из архивов выполнит свое предназначение.
Штефан поднялся в вертолет, сел рядом с Йозефом и закрыл дверь.
