администрацией порта, но он скоро вернется.
Не глядя на него, Салли Лайтфут взяла бутылку, сделала долгий глоток и вытерла губы тыльной стороной ладони.
– Здесь нечего есть? – удивилась она.
– Меня зовут Фабиан, – ушел от ответа мой друг. – А это Анти. Мы здешние постояльцы. Мы бы с удовольствием накормили вас, но не знаем, где тут у Рея хранится провизия. Но, может, пока мы будем его ждать, вы согласитесь отведать кусочек моей плоти?
– Спасибо за предложение. Обычно я не ем мяса, – ответила Салли. – Но будем считать, что ты курятина или вроде того. И все-таки лучше я подожду.
Фабиан обиженно отвернулся, он явно не ожидал, что она его отбреет.
– Как вас зовут? – поинтересовался я в надежде поддержать беседу.
– Салли Лайтфут.[3]
Фабиан фыркнул и вновь вступил в разговор:
– Вы краснокожая? Индианка?
– Неужели я похожа на индианку? – повернулась она ко мне. – Твоему другу недостает сообразительности. Похоже, в вашем дуэте за мозги отвечаешь ты.
Фабиан, дважды потерпевший поражение, притворился, что пытается собрать воедино останки стула. По крыше по-прежнему барабанил дождь.
– Интересное имечко, – осмелился заметить я.
– Вымышленное, – призналась Салли. – Но если ты со мной поладишь, я расскажу тебе, откуда оно взялось.
То, что последовало за этими словами, показалось мне отчасти ритуалом наведения лоска, отчасти проверкой на комплектность. Салли провела рукой сначала по одной ноге, потом по другой – от лодыжки и вверх, насколько позволяли брюки. Затем настала очередь рук. Левая скользнула по правой, начав с запястья и закончив свой путь под мышкой, после чего двинулась в обратном направлении. Закончилась эта процедура обследованием левой кисти левой руки в том месте, где виднелся аккуратный обрубок среднего пальца. Перехватив мой пристальный взгляд, Салли прикрыла рукой изуродованный палец, то ли лаская, то ли скрывая от посторонних глаз.
– Про это тебе знать еще рано, – пояснила она.
Фабиан – до этого он демонстративно удалился в угол с бутылкой пива – вернулся за наш столик. Внутри бара пахло кофе и соком лайма – уютный островок суши, пропитанный теплыми, домашними запахами посреди вселенского потопа. Этот день в отличие от вчерашнего не погибнет, поглощенный пламенем, – он захлебнется водой. Под неумолчный аккомпанемент дождя мы сидели молча среди поломанных стульев под темными балками, с которых свисали оборванные фонарные цепи.
– Рей скоро вернется, – произнес я, прочистив горло.
– Может, нам есть смысл сходить и проверить, оно уже здесь или нет? – предложила Салли.
– Что именно? – уточнил Фабиан.
– Сейчас увидишь. Пойдемте со мной.
Салли встала и, шагнув под дождь, направилась к берегу. Казалось, будто привычная береговая линия смыта водой – она поднималась все выше и выше, грязная, как после стирки. Тугие струи дождя и разбушевавшийся океан словно задались целью уничтожить сушу, образовав смертельное орудие пытки – этакий гибрид челюстей и швейной машинки. Салли, казалось, ничего этого не замечала. Если мы с Фабианом морщились под струями дождя, то ее лицо оставалось умиротворенным, как будто она попала в родную стихию.
– Вы что-нибудь видите? – спросила она.
– А что мы ищем?
– Горизонт должен выглядеть иначе. Должна измениться его текстура. Впрочем, скоро вы сами поймете.
У Фабиана был такой же озадаченный вид, что и у меня. Мы неуклюже последовали за Салли. Берег был усеян всякой всячиной, выброшенной приливом, – тут и обломки дерева, утыканные гвоздями, и ржавая бочка из-под нефти, и пальмовые листья, и зеленые кокосы. Однако ни один из этих предметов не подходил под ее описание.
– Наверно, шторм не пожелал расстаться с ним, – задумчиво произнесла Салли. – Впрочем, может, это я ошиблась. – Она разулась и теперь шагала босиком по песку. В ее облике одновременно читались и тревога, и предвкушение чего-то непонятного. – И все-таки оно должно быть где-то поблизости. Если же нет, то мне нет смысла здесь оставаться. У вас случайно не найдется бинокля? – спросила у нас Салли. Я заметил, что пыль с ее лица смыло водой.
Дождь немного утих. Над землей и водой появился легкий туман.
– Главное, чтобы оно было здесь. Только тогда я успокоюсь.
– Что
– То, чем я зарабатываю на жизнь.
– Я понимаю, но
– Если я правильно понял, вы сказали, что будто бы должна измениться текстура воды? – осторожно поинтересовался я. Футах в пятидесяти от берега океан показалась мне почему-то более плотным, чем обычно, едва ли не каким-то шероховатым на ощупь. На волнах покачивалось нечто, большей частью скрытое водой. Мне показалось, что это нечто шевелится.
С носа Салли упала капля, а сама она расплылась в улыбке.
– Это оно!
Что бы такое это ни было, двигалось оно главным образом по воле волн, которые играли им словно исполинским мячом. Его явно несло к берегу, но в туманной дымке очертания оставались смутными. А потом до меня донеслись звуки. Резкие и пронзительные, словно кто-то не мог поделить добычу, они тем не менее доносились со стороны загадочного предмета, синхронно совпадая со странными движениями на его поверхности.
– Я уже целую неделю охочусь за ней. Если добуду лишь какую-то ее часть, то мне ничего не заплатят. Что же, теперь можно вернуться в бар. Утром она все еще будет здесь.
– Может, вы нам все-таки объясните, что это? – спросил Фабиан.
– А вы ничего не поняли? Это же мертвый кит.
– О!
Пауза.
– Салли. Если кит мертвый, почему он издает какие-то звуки?
– А, вот вы о чем. Это мои помощники. Они возьмутся за работу лишь тогда, когда тушу отнесет ближе к берегу и станет ясно, что им ничего не грозит.
И вновь недоуменное молчание.
Салли посмотрела на нас и раздраженно вздохнула. Затем вскинула руки, как будто раскрывая объятия дождю, широко улыбнулась и крикнула:
– Грифы! – Мы тупо уставились на морскую гладь. – Давайте вернемся обратно, и я вам все объясню.
Мы безмолвно последовали за ней, опасаясь ляпнуть что-то лишнее в новоявленном мире неведомых правил.
– Сейчас покажу, – сказала Салли, направляясь мимо бара в направлении подъездной дорожки, ведущей к домикам для постояльцев. Развязав веревку, она приподняла кусок толя, которым была прикрыта задняя часть ее голубого пикапа. Там, сваленные беспорядочной кучей, лежали китовые кости, от которых исходил маслянистый, с еле различимой гнильцой запашок. Мне стало противно, словно я заглянул в оскверненную могилу.
– Видите? Это все, что мне пока удалось собрать. Я режу кита от головы до хвоста, причем время работает против меня. Точнее, не кита, а китиху, потому что это самка. Ее череп лежит рядом со мной в кабине, на пассажирском сиденье, а прочие кости – здесь, в кузове. Кроме тех, конечно, что остались в ворвани. Эта особь – совсем еще малышка, иначе она просто не уместилась бы в грузовике.
– Но ведь тут все свалено в кучу, – заметил я, силясь разобраться в китовых останках.
