подарками, Митькины бабка и дед играли с нами во всякие игры, потом нас позвали к столу и там было столько вкусного, такие пироги и махонькие бутербродики со всякой всячиной и салат оливье, и сладкая газировка в бутылках, а потом мы еще играли, а после игр дали чай с тортом… И никто из ребят не удивлялся, даже не радовался особенно, похоже, все они считали, что так и надо… Только я как дура всему радовалась. Помню, Митькина бабушка погладила меня по головке и дала большой пакет.
— Это зачем? — спросила я.
— Чтобы праздник еще продлился.
— А почему вы только мне даете?
— А остальным не так нужно…
Я поняла, что она меня жалеет, и это показалось мне до ужаса унизительным… Я поставила пакет на стул в прихожей.
— Не надо нам ваших подачек! — заревела и убежала. А на другой день вдруг представила себе, как сейчас сидела бы у телевизора и ела волшебный торт маленькой ложечкой, как ели у Митьки…
А мать, когда я вернулась, была довольная, даже добрая.
— Ну, как погуляла? — спросила она, томно потягиваясь на диване.
— Мам, а когда у меня будет день рождения?
— И не мечтай!
— Почему?
— По кочану! Я свои кровные тратить на чужих оглоедов не намерена, да и то сказать, большой праздник — родила редьку от ясновельможного хрена…
Я ничего не поняла, но только ужасно обиделась. И заревела.
— Брысь отсюда! Еще реветь она будет, настроение все сбила, чертово семя!
… — Миш, а почему ты химию бросил? — спросила вдруг Яна субботним утром.
— Скучно мне стало и противно — от химии столько бед в мире, не хотелось их множить, — засмеялся он, страшно довольный тем, что наконец-то Яна о чем-то спрашивает его.
— А живопись почему бросил?
— Потому что осознал, что я далеко не гений.
— А разве обязательно быть гением?
— В живописи желательно.
— Но ведь столько не гениев, которые считают себя гениями и прекрасно себе существуют…
— Конечно, но мне не хотелось пополнять их ряды.
— А писателю не надо быть гением?
Он засмеялся, поцеловал ее в голое плечо.
— Писателю не обязательно, но кто тебе сказал, что я писатель? Я написал одну книжку пока…
— А вторую писать не думаешь?
. — Думаю, но ты меня сбила с панталыку, я хочу только одного — быть с тобой…
— А после живописи ты ушел в какой-то сомнительный бизнес…
— О, вот там мне все говорили, что я гений, но меня это почему-то раздражало…
— Иными словами, ты еще не нашел себя?
— По-видимому… Но зато я нашел тебя! И если ты будешь со мной, я, возможно, скорее найду себя… Ты меня здорово изменила уже. Я всегда ненавидел среди бела дня валяться в постели.
— Значит, я дурно на тебя влияю?
Он приподнялся на локте, посмотрел ей в глаза и спросил шепотом:
— Ты меня любишь, Янка?
Она колебалась. Никто, кроме Олега, никогда не задавал ей этого вопроса. Она боялась его обидеть, но и просто ляпнуть «да» не могла, она сама не знала ответа на этот вопрос. Потому нежно улыбнулась, обняла за шею, притянула к себе, поцеловала… Понимай как хочешь…
— Все пора вставать, а то у меня уже сил не останется на эту дурацкую презентацию. А мне это здорово любопытно. И надо еще будет за мамой заехать…
Юля за завтраком спросила мужа:
— Какие планы на сегодня, Тим?
— У меня? Поеду на книжную ярмарку.
— Господи, зачем? — удивилась Юля.
— У Мишки сегодня презентация.
— Да? В субботу? Это престижно!
— Что престижно? — не понял Тимофей.
— Презентация в выходные дни…
— А у твоего гения когда презентация?
— Ну, во-первых, он не мой, во-вторых, не гений, а в-третьих, завтра. Сегодня я везу его к одной художнице по шторам.
— Да? Вот не знал, что по шторам есть какие-то специальные художники…
— А что ты вообще знаешь, кроме своей юриспруденции? — хмыкнула Юля.
— Ну, кое-что все-таки знаю, даже больше, чем тебе бы этого хотелось. Налей еще кофе!
— А волшебное слово?
— Перетопчешься!
— Тимофей, в чем дело? Это ревность? — кокетливо осведомилась Юля. — Мы же договаривались… Да, кстати, Миша еще с этой неряхой?
Тимофею захотелось запустить в жену сахарницей. Но он сдержался.
— Представь себе!
— Мне трудно представить себе, что такая неаккуратная женщина может привлечь такого приятного мужика, как твой Миша!
— О, я думаю, в мужиках у нее недостатка нет! Она совершенно прелестная женщина.
— Может, ты тоже на нее запал?
Тимофей, смеясь про себя, пожал плечами.
— Так отбей! В чем проблема?
— И тебе это все равно?
— Нет, конечно!
— Ладно, я не хочу слушать эту чушь! Но все равно заруби себе на носу — я порядочный человек и у лучшего друга отбивать женщину, даже умирая от любви, не стал бы. Тем более, что я не собираюсь умирать от любви!
Он встал, резко отодвинув стул.
— К чему столько патетики? Просто охота позлить меня с утра?
— Да боже упаси! Все, пока! Мне надо еще поработать!
Он приехал заранее, но пока поставил машину, пока нашел 57 павильон и стенд Мишкиного издательства, как раз объявили встречу с Михаилом Дунаевским, начинающим, но очень многообещающим писателем, человеком непростой, но интересной судьбы. И к столику сразу вышел Мишка. Волнуется, определил Тимофей. Он боялся, что к начинающему автору вообще никто не придет, однако у стенда стояло человек двадцать, а некоторые сидели на немногочисленных стульях. Хорошенькая девушка-ведущая кокетливо улыбалась Мишке.
— Скажите, Михаил, что побудило вас взяться за перо, впрочем, скорее за компьютер?
— Честно говоря, я сделал это на спор, но вы, вероятно, удивитесь, я писал книгу от руки.
— Почему? Вы не владеете компьютером?
— Я хорошо владею компьютером, но мне кажется, что писать все-таки лучше от руки… Получается как-то теплее, что ли… Впрочем, это мое сугубо личное мнение, я знаю, что многие превосходные книги написаны на компьютере.
