— Я могу это передать Ермолаичу?
— А ты что, засланный казачок? — расхохоталась Яна.
— Ну, в некотором роде. Ермолаич просил на тебя повлиять.
— Считай, что повлияла.
— Миша, что происходит? — осведомилась Нелли Яковлевна, когда сын приехал за ней, чтобы отвезти к зубному врачу.
— Ты о чем, мамочка?
— Что у тебя с Яной происходит?
— Мама, ну что происходит между мужчиной и женщиной? Не верю, что ты уже забыла!
— Не груби! Я серьезно! Вы собираетесь жениться?
— Да нет пока, нам и так хорошо.
— Ты уверен, что все хорошо?
— Мама, к чему ты клонишь?
— Ты в ней разочаровался?
— Боже упаси, что ты, мама! Я с ума по ней схожу! Но мы решили пока не жениться…
— Ты решил, или она решила?
— Мамуля, я же ясно сказал — мы! Мы оба! В конце концов, штамп в паспорте ничего не решает…
— Но я хочу внуков!
— Вот тут загвоздка, мама. У Яны не может быть детей.
— Так я и знала! Так и знала, она слишком уж идеально тебе подходила, я все думала, где же там обнаружится изъян… И что, это категорически?
— Увы, да. Ее шведский муж ее избивал, ну и…
— Избивал? И она все-таки с ним жила? Не понимаю!
— Мама, она была… Словом, я не могу и не хочу об этом говорить. У нее было ужасное детство, не менее ужасное отрочество и практически безрадостная юность. Поэтому для меня непереносимы все эти разговоры. Я удивляюсь, что у нее еще есть силы жить вообще и более того, даже радоваться жизни! — довольно жестко отрезал Миша. И чуть помедлив, добавил: — Я люблю эту женщину и меня совершенно не волнует, что по этому поводу думают другие.
— И я в том числе?
— Прости, мама, но это так.
Нелли Яковлевна искоса посмотрела на сына и сочла за благо промолчать. Миша крайне редко бывал таким непреклонным.
Через несколько минут Нелли Яковлевна спросила:
— А скажи мне, как продается твоя книга?
— Да неважно пока, как ее выловить в этом море книг? Правда, на днях планируется ее презентация на весенней ярмарке.
— Что это значит?
— Ну, на ВВЦ у меня будет полчаса, я смогу что-то рассказать людям о себе, о книге, это такая рекламная акция, а потом будет так называемая автограф-сессия, если, конечно, отыщется такой идиот, которому нужен мой автограф!
— А кто тебя будет представлять?
— Понятия не имею.
— Как ты мог не спросить?
— Что я должен был спросить?
— Ну, хотя бы это будет девушка или молодой человек?
— А какая мне разница, если я все равно никого там не знаю?
— А я смогу туда пойти?
— Разумеется! Только тебе-то это зачем?
— Интересно, хочу посмотреть, как это все происходит. Любопытно!
— Ну что ж…
— А Яна пойдет?
— Обязательно!
— Вот и хорошо, а потом ты должен нас пригласить в ресторан!
— Прекрасная идея! Я вот думаю еще Тимку позвать. Ему, кстати, моя книга очень понравилась!
— Ты мне ничего не говорил!
— Мам, ну что, я должен был мчаться к тебе с радостной вестью: «Мамуля, Тиме понравилась моя книжка»? Как ты себе это представляешь?
— А Яна уже прочла?
— Прочла и ей тоже понравилось, хотя она обнаружила там одну маленькую нестыковочку в сюжете, одну прямую ошибку и несколько опечаток!
— Да? А я ничего не заметила!
— А кроме нее вообще никто не заметил! У нее очень точный глаз и отличное языковое чутье. Откуда бы, кажется? В доме ее мамаши вообще книг не было. А вот поди ж ты!
— В самом деле, удивительно. Если ты и дальше намерен выпускать книги, такая приметливая женщина тебе может здорово пригодиться. Так какого числа это мероприятие будет?
— В субботу, девятнадцатого, в половине пятого. Понимающие люди говорят, что это вполне престижно…
— Что именно?
— Выходной день и хорошее время…
— Чушь собачья!
— Я тоже так подумал, но если уж ввязался в эту историю…
Как странно, думала Яна, почему мне все время как-то тревожно? Казалось бы, все у меня хорошо, даже отлично, и в институте после того скандала все успокоилось. Столбов сначала был тише воды, ниже травы, а теперь и вовсе исчез, говорят, вместе с папашей слинял за границу. Тот, как выяснилось, украл какие-то несметные миллионы из государственной казны. И Миша со мной, мне с ним хорошо, тепло, уютно. Он, кажется, действительно любит меня… А я? Мне странно и непривычно ощущать себя любимой. Кто меня любил в моей жизни? Только Олег… Ведь даже в детстве, когда многие дети купаются в родительской или хотя бы материнской любви, я была как волчонок… Хотя кто сказал, что волчицы не любят своих детенышей? Я всегда чувствовала, что не нужна матери, что я для нее обуза… Как она меня называла в раннем детстве? Чертово семя! А об отце, кроме как о «сраном шляхтиче», она не отзывалась. Бабушки тоже не было… Никого! Мать, конечно, кормила меня, мыла, она чистюля была, кое-как одевала, но никогда не ласкала, не шептала нежностей. Господи, как я завидовала девчонкам во дворе, чьи матери иногда мимоходом поцелуют свое дитятко. Мать никогда не справляла мой день рождения, я даже не понимала, что это такое… Один раз меня пригласили на день рождения Митьки Клокова, мальчишки с нашего двора. Я сказала матери, что меня позвали на день рождения. Она закричала, что незачем мне туда идти, она меня не пустит и чтоб я думать забыла об этой глупости, а на другой день вдруг сказала:
— Ты вот что, сходи к Клоковым, поиграйся там с ребятней… Тебя к какому часу звали?
— К трем.
— Вот и славно, — она достала из комода коробку конфет. — На вот, подаришь этому оглоеду.
— Зачем?
— На день рождения надо подарки дарить! Обычай такой, дебилы какие-то придумали! А теперь куда денешься!
— А кто такие дебилы?
— Идиоты недоделанные! Значит, к трем, говоришь? — Она позвонила куда-то и сказала совсем другим тоном: — Привет, подваливай к трем, моя оглоедка к трем на день рождения идет!
День рождения меня потряс! Митькина мама накрыла в комнате стол, все дети пришли нарядные, с
