еще не факт, что не заподозрят в соучастии…
— Матерь Божья!
— А кстати, Яна не велела ничего вам говорить о Григории Ивановиче, вы же сами догадались… И не найдут они эти треклятые драгоценности, и, возможно, виноват вовсе не Григорий Иванович, а человек, который якобы собирался их купить…
Она смотрела на него почти уже влюбленными глазами.
— Значит, Янка им ничего не скажет?
— Скажет, что ее ударили по голове, забрали сумку и все. На этом все и закончится.
— Знаете, Тимофей Борисович, или можно просто Тима?
— Можно просто Тима, — улыбнулся он.
— Вы самый лучший человек, которого я знаю.
— Здрасьте, приехали! — засмеялся он.
— Вы добрый, умный и при этом благородный, я знаю, мне Янка говорила. Вы же могли присвоить эти цацки и дом…
— Не мог, — покачал он головой, — меня не так воспитывали.
— Тима, женитесь на Янке!
— Господи, да я женат!
— Ну и что? Кому это когда мешало? У вас есть дети?
— Нет.
— И вы не любите жену.
— С чего вы взяли?
— Вы вот сидите тут, со мной, время двенадцатый час, а вы даже не позвонили жене, и она тоже о вас не слишком беспокоится.
Тимофей скрипнул зубами.
— Не сердитесь, Тима.
— Я не сержусь. Но у Яны ведь есть жених, кроме всего прочего.
— Какой такой жених? Откуда? — всполошилась Маргарита Семеновна.
— Мой лучший друг Михаил Генрихович Дунаевский.
— А где он сейчас?
— Очень далеко, где-то в районе острова Пасхи.
— А что он там делает?
— Он в кругосветном плавании.
— Тогда какой он к чертовой бабушке жених, скажите на милость?
— Он вписался в эту историю задолго до встречи с Яной.
— Любил бы, выписался бы! Вот сейчас бедная девочка одна в больнице, а он… Моряк, с печки бряк… Чай будете?
— Да нет, спасибо, мне пора…
— Тима, простите ради бога, но не могли бы вы… здесь переночевать? Мне как-то страшно… А утречком вместе зайдем к Янке в квартиру, соберу все и поеду к ней, а то мне одной туда заходить как-то боязно, сама не знаю, я вообще-то не трусиха. А я вас хорошим завтраком накормлю и поедете себе на работу, а? Вас жена не заругает? А? Вы ей позвоните все-таки… Ой, а кстати, почему у вас телефон ни разу не зазвонил? Вы же деловой человек, разве так бывает?
— А я его отключил, чтобы не доставали всякой чепухой, я же знал, что разговор будет нелегкий.
— Знаете, Тима, была бы я лет на двадцать моложе, я бы в вас без памяти влюбилась, а сейчас вам меня опасаться не приходится.
Он, как ни смешно, был польщен.
— Хорошо, я останусь, это и в самом деле разумное решение. Я живу далеко… — Он включил телефон. — Юль, привет!
— Привет, ты где?
— На проспекте Вернадского. У меня очень важное дело, надо все обсудить, а завтра с утра в арбитраж. Я останусь тут ночевать.
— Ну, надо так надо, хотя я этого не люблю.
— Я и сам не люблю, но бывают обстоятельства…
— Надеюсь, это не любовная история?
— Да Бог с тобой!
— А завтра когда тебя ждать? А как ты поедешь в арбитраж в несвежей рубашке?
— У меня в машине есть новая.
— А! — успокоилась Юля. — Тогда пока, тут интересный фильм начинается.
Маргарита Семеновна деликатно не присутствовала при разговоре и появилась лишь когда он позвал ее.
— А я вам пока постель постелила, в Пашкиной комнате. Кстати, в ванной коричневые полотенца и полосатый халат для вас. В шкафчике на верхней полке все для бритья, зубная щетка, словом все, что нужно настоящему мужчине. Вы ведь бреетесь опасной бритвой, верно?
— Верно, — улыбнулся он.
— Все настоящие мужчины бреются опасной бритвой, а вы настоящий, я чувствую, вот я вас попросила остаться и вы остались, поняли, что это не каприз, не прихоть… Ой, ну ладно, идите уже спать! И спасибо вам за все!
Тимофей ворочался с боку на бок, никак не мог заснуть. Странные мысли лезли в голову. С ума я что ли сошел? Почему остался? Какое мне в конце концов дело до этой тетки, болтливой, назойливой, совершенно чужой? Да, ей сейчас не позавидуешь, но я-то тут при чем? А ведь все это с легкой руки Олега, не тем будь помянут! Он втравил меня в эту историю, так мало мне Яны, теперь еще и эта тетка! Я почему- то чувствую ответственность за нее, мне что, мало своих забот? А ведь моя встреча с Яной оказалась сродни неизбежности, Мишка же сам с ней познакомился. А тетка эта — хорошая, славная, каких слов мне наговорила, и ведь искренне, я чувствую…
Сон не шел. Он зажег свет на тумбочке, окинул взглядом комнату, встал, подошел к книжным полкам и вдруг в глаза ему бросилась черная с красивым ярким рисунком обложка: «Леонтий Зной. Вальс с флейтой» и подзаголовок «Раздумья меланхолика». Вот болван, подумал Тимофей. «Вальс с флейтой». Это же выговорить немыслимо! «ссфл»! Меланхолик долбаный! На обложке сзади меланхолический красавец устремил затуманенный взор в неведомую даль. Неужто Юльку от него не тошнит? Неужто она и вправду в него влюблена? Он открыл книгу наугад. «Бездонные глаза Марины смотрели на него сквозь пелену страсти, смотрели требовательно, с вызовом, в них явно читалось сомнение в его мужской состоятельности, а он вновь и вновь доказывал ей обратное, но она была ненасытна! И все-таки он одержал над нею верх, она застонала, стон перешел в протяжный крик, потом она, скрипнув зубами, прошептала: «Ну, ты гигант!»«Тимофея затошнило. Гадость какая! Он в сердцах отшвырнул книжку. Захотелось пить. Он в одних трусах на цыпочках вышел в коридор и прокрался на кухню. Снял с крючочка кружку и налил воды из чайника.
— Не спится? — раздался голос Маргариты Семеновны.
— Ох, простите, я не ожидал, я в таком виде…
— За что вы извиняетесь? Все очень красиво!
— Господи, Маргарита Семеновна, — засмущался он.
— Может, хотите молока с медом, чтобы уснуть?
— Ой, нет, ненавижу молоко!
— А я выпью, мне помогает. А кипяточку с медом? Пашка всегда пил, если ему не спалось. Я дала ему с собой большую банку настоящего алтайского меда. Давайте и вам сделаю? Поможет, вот увидите!
— А давайте! Только я пойду халат накину.
Зачем я согласился, идиот! Похоже, эта тетка имеет надо мной какую-то власть! Он надел халат и вернулся на кухню.
— Вы пробовали когда-нибудь настоящий алтайский мед?
