которому мы гонялись за одним зайцем, а поймали двоих!
– Второго не поймали пока, Дэдди, – возразил Лео и, заметив непонимающий взгляд Сэнди, напомнил: – Письмо Писарро мы нашли в документах Бассанжа, когда только начинали заниматься камнем. Конечно, изумились вначале, но очень быстро выяснили, что предок ювелира участвовал в конкисте. Более того, по некоторым сведениям, занимал какую-то должность при Писарро, даже был одним из его доверенных лиц. Одним из тех троих, кто отправился в Европу, чтобы передать талисман Хасинте.
– Друзья, пребывание с вами доставило мне необычайное удовольствие, но я вынужден откланяться: завтра утром приезжает этот самый Поль Бассанж, а в полдень мы с Мэттью начинаем заниматься генеалогией Писарро. Немного сна – то, что нужно моему организму. Только поворкую пять минут с Марго, – засобирался Саймон, выходя из комнаты.
Сэнди взглянула на часы:
– Ого! Мне тоже пора. Надо же, я совершенно забыла о времени! – она находилась под впечатлением услышанной истории и рада была бы найти предлог остаться, но элементарный политес… – А Саймон… интересуется кухней?
– Только как потребитель, – ответил Лео. – Но потребляет он виртуозно!
– Но с Марго он… обсуждает кулинарные рецепты? – настаивала Сэнди, пытаясь разгадать странности кухарки.
– С Марго? – удивился Лео. – Господи, Сэнди, ну конечно, мы же не представили вам Марго! Сегодня ее очередь готовить, они с Николь соревнуются, но вообще… Вот, – порывшись в стопке книг на журнальном столике, Лео извлек довольно увесистый том. На последней странице обложки красовалась фотография Марго. Перевернув книгу, Сэнди прочла название: «Толерантность к неопределенности и экзистенциальные выборы».
– ?!
– Марго, если хотите, – наш тренер. Гуру. И друг. Она доктор философии. Николь занималась у нее в Сорбонне, и с тех пор время от времени мы организуем этакие домашние мастер-классы. Скорее, дзенские – не столько сидим за партой, сколько готовим еду, болтаем, изобретаем парадоксы. Сокровища ищем. Резвимся.
* * *
Как-то само собой решилось, что они поедут в Брюссель всей компанией.
Саймон попрощался и уехал первым, а Сэнди и Николь нырнули на заднее сиденье уже знакомого автомобиля Леонарда, шутя чертыхаясь по поводу неудобства двудверных машин. Мэттью с достоинством расположился рядом с водителем.
– В отель? – спросил Лео.
– Вообще-то в Калифорнии сейчас разгар дня… – пространно ответила Сэнди, уловив в тоне Лео нежелание вот так заканчивать вечер.
– Друзья, если вы, в отличие от профессора Дикселля, не грезите о постели, предлагаю завершить вечер по бельгийской традиции «последним стаканчиком», – отозвался Лео.
– Как насчет бокала вина в «Короле Испании», на Гран-Пляс? – предложила Николь.
– Согласились! – не раздумывая, ответила Сэнди.
– Не согласились, – возразил Лео. – Гран-Пляс оставим туристам. Настоящий Брюссель – это Саблон.
Машина плавно ехала через Камбрский лес, и труба Диззи Гиллеспи выпевала «Con Alma», окутывая салон. Пространство автомобиля словно обрело четвертое измерение, и оно стало доминировать над остальными тремя, подчиняя их своей магии, заставляя людей в машине молчать, отдавшись звукам и ощущениям.
Автомобиль будто плыл где-то, а рубиновый, влекущий огонек сигареты на длинном мундштуке в пальцах Николь стал маяком…
– Сэнди, мы приехали. Сэнди!
Сэнди слегка тряхнула головой: «Неужели заснула?»
Они вышли из машины. Прохладный, звонкий воздух ночного Брюсселя бодрил, сгоняя остатки сна. В нем чувствовался запах теплого хлеба и дорогих интерьеров, каминов и новой техники, нагретого за день камня, старых книг… и вдруг Сэнди поняла, что с удовольствием задержалась бы в этом городе, который раньше всегда казался ей сухим и чопорным.
Они оставили машину у Собора Богоматери на Саблон – любимой церкви Брейгеля. Ее готический силуэт с подсвеченными изнутри витражами стрельчатых окон возвышался над кафе с вынесенными на улицы столиками, магазинами с лучшим в мире шоколадом, лавками антикваров, сквером Мастеров с фигурами покровителей всех ремесел. Самая бельгийская из площадей не спала даже ночью.
– Красота какая! – Сэнди кружилась, разглядывая узоры собора, скульптуры на порталах, фламандские дома по периметру площади. – Брабантские кружева в камне!
– Замки на песке, – неожиданно сказала Николь. – Саблон в переводе – «Песчаная площадь». А начинается она, естественно, с «Гран де Сабль» – «Песчинки».
«Песчинка» встретила компанию улыбками черноволосых официантов в белых фартуках, аппетитными ароматами, звуками джаза и веселым гулом полуночных посетителей. Николь попросила, чтобы их посадили за столик на втором этаже, обязательно у окна. Леонард, получив, по всеобщему согласию, право на выбор напитков, сделал заказ.
– Коллеги, – обратился ко всем сразу и ни к кому в отдельности Мэттью, – прошу простить мое любопытство, но, учитывая откровенность, с которой мы обсуждаем в сегодняшней компании наши дела, я полагаю, что мои полномочия вынуждают меня задать вопрос, который, надеюсь, вы не сочтете бестактным.
– Мэттью, – сказал Лео, – я не все понял, но мне показалось, что вы хотите о чем-то спросить. Прошу вас, не стесняйтесь.
– Благодарю вас, Лео. Мой вопрос касается очаровательной Сэнди и вызван необходимостью информировать моего клиента. Правильно ли я понял, что Сэнди будет принимать непосредственное участие в поисках талисмана Атауальпы?
– Ну… – неопределенно протянул Лео. – Это еще не решено окончательно…
– Видите ли, Мэттью, – пришла на помощь Николь, – Сэнди сейчас очень занята другим нашим делом в Соединенных Штатах и, похоже, не сможет уделять достаточно времени и тому и другому.
– Да, к сожалению это так, – через силу согласилась Сэнди, непроизвольно бросив умоляющий взгляд на Николь и Леонарда. – Я бы очень хотела освободиться, но, видимо, это не получится… В любом случае, вы можете быть уверены, что будет сохранена полная конфиденциальность.
– Мы уже говорили вам, Мэттью, – снова заговорила Николь, – что в наших расследованиях нет случайных людей. И если мы в самом начале очередной авантюры встретились с вами, значит, так угодно Дзидо. Или провидению… То же касается присутствия здесь Сэнди. Это не фатализм, а, скорее, умение уловить гармонию, по законам которой организован наш мир.
Глубокий голос Николь почти выпевал фразы, и эта манера речи убаюкивала, подобно маятнику гипнотизера, внушая спокойствие и безмятежность, растворяясь в общей атмосфере, будто наполняя ее мистической силой, оживлявшей тени и фантазии.
– Благодарю вас, я полностью удовлетворен, – кивая, сказал Мэттью, внимательно выслушав всех троих.
– Мэттью, а можно и мне поинтересоваться? – Сэнди, наконец, решилась задать вопрос, на который почему-то не отваживалась весь вечер.
– Если моих знаний хватит, с удовольствием отвечу на любой ваш вопрос, – англичанин вновь был воплощением любезности.
– Вы единственный человек, кто видел Аса. Скажите, кто он?
Сэнди заметила, как побелели костяшки пальцев Мэттью, сжимающих ножку бокала. Но ни один мускул не дрогнул на лице.
– Боюсь разочаровать вас, но я, так же, как и все присутствующие, не знаком с этим господином. Он
