погоду казался ей многоликим живым существом. Он мог околдовать прелестью переулков, обольстить ароматами уличных кафе, заворожить трюками уличных мимов. Он завлекал стуком каблуков задумчивых красавиц с непременно грустными глазами, опьянял запахом свободы, растворенной в воздухе. Он мог влюбить в себя внезапно и бесповоротно или довести до исступления убийственной тоской. Обернуться холодным безжалостным дельцом, утопив в щемящем чувстве одиночества, вынудить бежать из него, сломя голову. И заставить думать о нем, вернувшись домой. Стремиться к нему, искать его в извилинах улиц своего города, и не найдя, вновь и вновь возвращаться сюда, каждый раз попадая в другой, почти незнакомый безумный, жесткий, нежный, неприступный, фривольный, снобистский, фамильярный, ироничный город…
У Сэнди с Парижем был роман, начавшийся, когда она беспечной студенткой приехала сюда впервые. После этого она была здесь много раз, но этот приезд был все же особенным. Она впервые была здесь с Артуром. У обоих были назначены деловые встречи, но их было немного, и они договорились, что смогут позволить себе несколько дней, чтобы просто походить по городу, показывая друг другу «свой Париж».
Артур неизменно останавливался в «Крийоне», но в этот раз здесь были заказаны два соседних номера. Все-таки, они –просто приятели, и так получилось, что их деловые поездки в Париж просто случайно совпали по времени. Ну, почти случайно...
Как только портье, доставив багаж, покинул ее номер, Сэнди набрала номер Гратовски. Домашний телефон молчал, и она, послушав монотонные гудки, позвонила на мобильный Николь, и уже через минуту с радостью узнала, что завтра Гратовски собираются приехать в Париж. В полдень у них была назначена важная встреча, ради которой они и едут во Францию, поэтому решено было пообедать вместе в час дня. Перед тем, как повесить трубку, Сэнди спросила:
– Есть новости по поводу талисмана?
– Завтра, Сэнди, ОК? – Ответила Николь. – Завтра все подробно расскажем.
* * *
Елисейские поля перетекли в авеню Де-ля-Гранд-Армэ, с нее машина свернула в Булонский лес. Через пять минут «Мерседес», в котором ехали американцы, остановился возле «Гран-Каскада» – ресторана, где они договорились встретиться.
Здесь можно было забыть, что ты – в одном из крупнейших мегаполисов мира.
Пышная зелень вокруг, озеро неподалеку, тишина и спокойствие, нарушаемое лишь пением птиц.
Полукруглый вход в «Гран-Каскад» напоминал колесо парижской карусели: такой же озорной, праздничный и яркий, с горящими даже днем огнями. Метрдотель, услышав фамилию Гратовски, на которую был заказан столик, проводил Артура и Сэнди внутрь. Хотя они приехали чуть раньше, Леонард и Николь уже были здесь.
За столом с ними сидел человек с незапоминающейся внешностью французского клерка.
Увидев Артура и Сэнди, Николь поднялась и пошла к ним на встречу.
– Это Бассанж, – вполголоса сказала она, поздоровавшись. – Пойдемте, мы уже закончили, и он уходит.
Наследник великого ювелира действительно допивал кофе с видом человека, завершившего деловую встречу и спешащего на следующую. Небольшого роста, лысоватый, с брезгливо поджатыми губами и будто выцветшими глазами, он производил скорее неприятное впечатление.
– Ну, что же, месье Гратовски, – произнес он, тщательно промокнув салфеткой губы. – Полагаю, все обязательства выполнены и счета оплачены. Еще раз благодарю вас за сотрудничество… Позвольте пожелать успехов и откланяться – меня ждут в другом месте.
Формально кивнув всем остальным, Бассанж быстро пересек зал и вышел из ресторана. Сквозь огромные окна, опоясывающие зал, компания наблюдала, как он садится в небольшую желтую машину и выезжает на дорогу. Только когда он скрылся за поворотом, Лео, наконец, оторвался от окна и, посмотрев на Артура и Сэнди, сказал:
– Неприятный тип… Но, в конце концов, нам с ним детей не крестить, а счета действительно оплачены, тут он прав. Здравствуйте! Давайте скорее закажем что-нибудь, очень есть хочется.
Через несколько минут, когда удалился принявший заказ официант, Сэнди чуть было не поддалась соблазну засыпать Гратовски вопросами. Однако это было бы… Словом, приходилось соблюдать приличия. И все предались спокойной неторопливой беседе, которую ведут с ленцой никуда не спешащие люди – о погоде, французской кухне, парижских выставках…
Хватило всех ненадолго –ровно до того момента, когда принесли аперитив.
– Так, друзья, – призналась Сэнди, – если мы и дальше будем изображать светское равнодушие, я, боюсь, взорвусь. Рассказывайте уже!
– Ну, наконец-то, – улыбнулся Лео. – А то мы чуть было не поверили, что равнодушие – подлинное. Итак… – с этими словами он погладил кожаную папку, лежавшую перед ним, и добавил: – Наш гонорар.
– Письмо Писарро? – скорее утвердительно спросила Сэнди.
– То самое, – подтвердил Лео, кивнув головой. – И теперь оно – наше.
– И значит, предстоят поиски? – спросил Артур.
– Уже идут, – ответила Николь. – Правда, пока без видимых результатов.
Видя искренний интерес американцев, Гратовски рассказали о том, что за это время им удалось составить генеалогическое древо Писарро и узнать о его прямых потомках, живущих в настоящее время. Их было четверо.
Самым первым, место жительства кого удалось установить, оказался голландец Герхард Янсон. Так как Саймон говорит по-голландски, что естественно для бельгийца, он и Мэттью два дня назад отправились в Амстердам. Они довольно легко договорились о встрече, причем у них сложилось ощущение, что Герхард готов принять каждого, кто хоть как-то в нем заинтересован. Обитает он с самого рождения прямо на каналах, в районе красных фонарей.
– Угадайте, чем он занимается?
Вряд ли этот вопрос предполагал ответ, но Сэнди быстро высказала первое предположение, которое пришло в голову:
– Э… сутенер?!
– Ого! Недалеко от истины. По крайней мере, в верном направлении.
– Красные фонари навеяли... – хмыкнула Сэнди.
– Так вот, Герхард Янсон – коллекционер и историк эротического кино. Ему уже за пятьдесят, но живет так, будто сексуальная революция только началась, и он – один из ее предводителей. Когда Саймон и Мэттью пришли к нему, он с порога предложил им немного курнуть за встречу. Первый этаж он сдает, как водится, под секс-шоп, а остальные три занимает сам, причем большая часть площади отдана под действительно колоссальную коллекцию киноэротики – с самых первых фильмов, чуть ли не времен братьев Люмьер. Комната, где он их принимал, с пола до потолка заставлена кассетами, дисками и бобинами с фильмами. Это, впрочем, его личное дело – чем бы дитя ни тешилось!.. Хуже другое – на интересующие нас темы он никак не откликается, и даже о своем происхождении практически не имеет понятия.
Знает только, что род пошел от «какого-то испанца, обосновавшегося в Амстердаме». А детали биографии предков ему глубоко безразличны. Похоже, единственное, что его действительно маниакально увлекает – это его коллекция. Как он утверждает, самая полная в мире. Чтобы, тем не менее, сохранить возможность продолжения контактов, Саймону удалось изобразить внезапно проснувшийся интерес к эротическому кино столетней давности и несказанно потрафить этим голландцу.
– Саймон не слишком напрягался, имитируя эту увлеченность, – вставила Николь.
– Зато Мэттью такая задача оказалась явно не по плечу, он был искренне скандализирован посещением Герхарда и хорошо еще, что сдержался и не высказал ему все, что думает. Но, так или иначе, наш первый блин оказался… таким, каким обычно оказывается первый блин.
– Что только повышает вероятность успеха при следующих попытках, – спокойно вставила Николь.
