что ты сказала мне тогда в ЦДЛ, правда, то сядь в самолет и прилетай ко мне в Таллин, встретим вместе Новый год, тут сказочно красиво... А если ты не простила меня, то надень на праздник это платье, выпей шампанского, съешь конфетку и помяни добрым словом глупого дядьку, который сходит по тебе с ума. Я буду ждать тебя в аэропорту. Но если у тебя другие планы... Что ж, так мне и надо».
Я схватила билет. Он был на мое имя. Время вылета – восемнадцать часов. У меня не было и секунды сомнений. Конечно, я полечу! Боже, какое сумасшедшее невозможное счастье – встретить Новый год с ним в Таллине в новом платье, оно такое красивое! Ох, надо же его примерить, вдруг мало или велико или его надо подкоротить? Но платье сидело как влитое, красиво облегало фигур, и было такое уютное, и так мне шло... Я вертелась перед зеркалом, а в голове не было ни единой мысли, меня всю переполняло счастье и любовь! В дверь опять позвонили. Господи, а это еще кто? На пороге стояла Райка.
– Привет! Ой, Танька, какое платье! Опупенное! Где взяла?
– Рай, ты откуда?
– Тань, ты что, башкой треснулась? Мы ж договорились, что ты мне платье подкоротишь, забыла, что ли?
– Ой, мамочки, и вправду забыла! Давай, проходи!
Я хотела припрятать подарки, чтобы не отвечать на вопросы, но не успела.
– Танька, что тут у тебя? Конфетки, шампусик, это откуда все? У тебя богатенький Буратинка завелся, а ты молчишь, тихушница? А ну колись!
– Да мне это... подарили...
– Понятное дело подарили! Вопрос в том, кто подарил! Между прочим, платье-то клевое, фирменное, наверняка дорогущее. Только не говори, что в комке купила за три рубля, не поверю. А это что? Билет? На самолет? Ну дела! Танька, если не скажешь, я сейчас этот билет порву!
– Не смей!
– Не скажешь, посмею, еще как посмею! Говори!
– Черт с тобой! – и я ей кое-как рассказала, о многом умолчав, конечно, а главное, не назвав ни имени, ни фамилии.
– Танька, как красиво! – восторженно воскликнула Райка. – Как в кино, причем не в нашем, а в самом что ни на есть заграничном! С ума сойти! Ой, значит, ты с нами встречать не будешь? Ну и правильно. Лети к своему дядечке, пока зовет. Смотри, какой внимательный, обо всем позаботился, даже деньги на такси дал. Но ты их не трать. На автобусе сто раз доедешь, а то мало ли... Вдруг он там назюзюкается вусмерть, пока ждать тебя будет, и не встретит, как тогда быть? Или вообще помрет, не дай бог, всякое в жизни бывает.
– Замолчи, дура!
– Нет, ну помирать не обязательно, но мало ли, напьется, к примеру, а его в ментовку загребут или в вытрезвиловку, или ногу сломает...
– Райка, заткнись, сучара! Это ты от зависти!
– Это правда, – засмеялась она, – завидки берут! Но я не со зла, просто я знаю жизнь!
– А я, можно подумать, не знаю? Получше твоего!
– Кончай, Танька, не дуйся, у тебя же все клевенько, как в сказке! А Таллин вообще... Европа!
– Ты там была?
– Ага! У матери на работе экскурсия была, еще давно, я, наверное, классе в восьмом училась или седьмом... Красотища! Знаешь, какие там булочки с кремом? Объедение! Ух, у меня слюнки потекли! Слушай, Танька, подкороти платье, не вредничай, тебе раз плюнуть.
– Ладно, давай сюда!
– А конфетку можно попробовать? Я возьму, а? Да не жмотничай, он тебе еще купит!
– Бери, черт с тобой!
– Ты шей, шей, а я чайку поставлю, с такими конфетками под Новый год чайку попить клевенько! Слушай, а твою десятку я тебе сейчас не могу отдать!
– Какую десятку?
– Здрасте, мы же скинулись по десятке, забыла, что ли? Я со всех по рублю сдеру и тебе потом отдам!
– Да ладно, не надо! – великодушно ответила я.
– Мать моя женщина, что любовь с людьми делает! Я всегда тебя жмотиной считала, тетка тоже говорила: Танька – кулацкое отродье!
– Ой, не напоминай про тетку, с души воротит! И вообще, ты помолчать не можешь?
– Не-а, не могу! Ты небось хочешь в тишине предаваться мечтам о любимом? Не фига! Я уйду, тогда и будешь предаваться! Ты лучше скажи, он красивый?
– Для меня – самый красивый на свете! А вообще – не знаю.
– Как его фамилия?
– Много будешь знать, скоро состаришься!
– Вредина ты, Танька! А зовут как?
– Тебе не все равно?
– Конечно нет, охота знать, как в наше время зовут таких, которые способны... Ой, Танька, теперь ты точно невинность потеряешь! Если он, конечно, не импотент! А что, кстати, очень даже может быть, он же пожилой...
– Кто о чем, а вшивый о бане!
– Знаешь, я когда в больнице лежала, там была любовница одного кинорежиссера, так она говорила, что он уже ничего не может...
– Когда это ты в больнице лежала?
– Да в августе, аборт делала.
– Аборт? – ахнула я.
– Ну да, аборт, а что ты так испугалась? Дело житейское, у меня это уже второй... Но теперь я спираль вставила, хватит с меня, и тебе советую. Между прочим, ты там своему скажи, если он чего-то еще могёт, пусть предохраняется! Ты ж еще девочка...
– Если ты сейчас не заткнешься, я твое дурацкое платье вообще порву на фиг, поняла? – не выдержала я.
– Все, молчу, я хотела как лучше... Тебя ж некому уму-разуму научить.
– Ты научишь!
– Да ладно, Танька, не боись! В конце концов, аборт это тоже не смертельно! Все, молчу! Ох, хороши конфетки!
Наконец она заткнулась, занялась конфетами, и слава богу. Меня уже мутило от ее разговоров. Я постаралась как можно быстрее покончить с платьем.
– Тань, а ты туда надолго? У тебя ж сессия...
Господи, я об этом совершенно забыла, я вообще обо всем забыла.
– Ну что ты глаза вытаращила? Не бросать же институт из-за всяких... Так что долго задерживаться не советую. И вообще... Лучше мужику не надоедать, держать на голодном пайке, дольше не разлюбит!
– Рай, откуда ты все это знаешь? Можно подумать, тебе сто пятьдесят лет и ты три жизни прожила!
– Я – нет, – рассмеялась Райка, – а вот наша Лялечка...
– Кто это Лялечка?
– Да педагог наш, Елена Дмитриевна Клейн, она все знает, ей уже семьдесят три, она в молодости, видать, давала шороху, а теперь нам опыт передает. Она говорит, что героиня оперетты должна быть женщиной на двести процентов!
– А разве можно этому научиться?
– Можно! И нужно!
– Что ж ты тогда два аборта сделала?
– Страстная я очень, – вздохнула Райка, – мне как приспичит, обо всем забываю!
Я расхохоталась.
– Ну чего ты ржешь? Ты про это дело еще ничего не знаешь. Между прочим, имей в виду, девушки
