– А разве древние знали, что такое пуля?
Старик широко улыбнулся. Было видно, что вопрос очень понравился ему.
– Конечно, знали. Ты забываешь, друг мой, мы говорим о Посвященных. Мы говорим о тех Посвященных, которые были творцами Высшего Закона. Само понятие «время» – для них этакая милая и очень гибкая абстракция!
Симон закрыл глаза и потер их кулаками, словно хотел проснуться, но это было просто от усталости.
– Думаю, достаточно на сегодня, – совершенно в тон Владыке Урусу произнес чей-то новый голос.
В трех шагах перед Симоном стоял весь в черном, как британский констебль, только без знаков различия, молодой человек приятной наружности, необычайно похожий на Великого Князя Федора Константиновича – не хватало разве бороды, эполет да благородного блеска в синих глазах. Урус болезненно скривился и теперь молча глядел на вошедшего, а Симон, впадая в панику, пытался сообразить лихорадочно, как же, как же он вошел так и быстро и незаметно.
– Действительно, хватит, – продолжал говорить похожий на Великого Князя, – вы уже и так превратили прокрустово ложе Высшего Закона в какое-то подобие безразмерного презерватива. Но уверяю вас, Владыка, презервативы тоже лопаются, если слишком долго надувать их. «Главная заповедь, главная заповедь!» Вы демагоги цвета неба. Нет главных заповедей, есть Высший Закон – и точка. Это вредоносные толкователи придумали, будто перебежчики хуже трепачей. На самом деле с перебежчиками можно и нужно работать, а с трепачами всегда был разговор короткий – к стенке! Вот так-то, Владыка Урус. Окопались тут, сыплете с прогнивших трибун витиеватыми словесами, а на самом-то деле элементарно прохлопали утечку информации, и теперь, когда все покатилось к едрене-фене, вместо того чтобы нормально провести зачистку…
– Помолчи, – вдруг тихо оборвал его Урус. – Ратуешь за полное неразглашение, а сам?
– Из того, что я тут наговорил, этот жандарм не понял и десятой доли, ты же ему устроил ликбез – уже добрый час разжевываешь все, начиная с азов. Сравнил жопу с пальцем!
– Да, разжевываю, – еще тише проговорил Урус, – поскольку считаю, что он – это возможный Номер Три.
– Вот как? – удивленно-растерянно и как-то очень гаденько улыбнулся человек в черном. – Есть основания?
– Есть.
– Ладно, – сказал совсем уже попритухший «великий князь» в черном. – Все равно на сегодня хватит. Стало быть, ты намерен пока его отсюда выпустить?
– О, высшая мудрость, как ты меня утомил, Шагор!
Странно прозвучало это имя, произнесенное до того, как показалось Симону, в каком-то исторически- каноническом аспекте. Жандарм Грай уже решительно ничего не понимал, но очень напрягался, чтобы поточнее запомнить и потом на досуге хорошенько обдумать все.
– Ладно, не хнычь, – ворчал Шагор. – У всех свои слабости. Ты приводишь в Дом много лишних людей, а я привык задавать много лишних вопросов. Достать ключ от второй двери?
– Нет, – язвительно улыбнулся Урус, – попробуй открыть ее глазами.
– Дурацкие у тебя шутки, – обиделся почему-то Шагор, – я просто думал, ты проведешь его прежней дорогой.
– Что?! Ты сам-то разве всерьез говоришь?
– А что такого? Номер Три – так Номер Три. Заодно бы и проверил.
– Сволочь, – прошипел, не сдержавшись Урус. – Доставай ключ.
И пока черный Шагор, напрочь утративший в глазах Симона все свое великокняжеское благообразие, возился с кодами на сейфовой дверце в стене, Старик Урус, усталый, осунувшийся, словно постаревший вдруг на несколько лет за этот час, неожиданно повернулся к Симону и сказал:
– Вот что, друг мой, я, кажется, понял, кто такая эта твоя Изольда. Она действительно из наших. Ее настоящее имя Анна, но это пока все, что я могу сообщить. Поезжай-ка в Раушен. И… Удачи тебе!
А после, очевидно, с помощью вышеупомянутого ключа в дальнем конце офиса с довольно громким шипением разверзлась стена. (Симон поклялся бы чем угодно, что не слышал этого звука, когда появился Шагор.) В образовавшемся провале было очень темно, и оттуда пахнуло сыростью. Дополнительных инструкций не последовало, поэтому Симон забрал свой диктофон и шагнул во мрак. С тем же шепением массивные плиты за его спиной сомкнулись, и, потрогав пальцами шершавый бетон, он так и не сумел обнаружить стык. Когда глаза пообвыклись немного, стал заметен слабый свет впереди слева. Метров через пятьдесят туннель поворачивал на девяносто градусов, а дальше, уже совсем близко, виднелся грязноватый бурьян и даже кусочек неба, исчирканный дождиком. И пока Симон покрывал расстояние в каких-нибудь двадцать – тридцать шагов, старательно уворачиваясь от обязательных в таком уютном месте кучек дерьма разной степени давности, он успел подготовиться морально и практически к десятку самых безумных вариантов дальнейшего развертывания сюжета. Допустим, его там ждут: свои, бандиты, КГБ, британская разведка, разумные баклажаны с Тау Кита… Допустим, он окажется: в другом конце города, в другой стране, на другой планете… Допустим, прошло очень много времни: сутки, месяц, тысяча лет… Допустим.
Он вышел на берег Прегеля примерно в полукилометре от Обкома. Далековато? Да нет, нормально. Никто не встречал его, кроме двух бездомных собак. С неба сыпался мелкий противный дождик, а электронное табло на Торговом центре высвечивало время и дату, в точности совпадающие с показаниями часов на его руке.
– Отставить чудеса и сказки! – сказал себе Симон тихо.
Потом подумал: «На сборы и звонки достаточно будет минут сорок. На дорогу – полчаса. Вперед, поручик! Или все-таки штабс-капитан?»
Глава восьмая
БЭТЭЭР У РАЗВИЛКИ
