Открытое окно ждало нас прямо в мозгу Дэрика. По сравнению с тем, через что я прошел вместе с Мертвым Глазом, этот путь был легким. Я потащил Дэрика за собой в канал белого света. Призрак Дэрика вцепился в меня как клещ, забрался мне на закорки — он был смертельно испуган и ослеплен и даже помыслить не мог о побеге. Канал доступа вынес нас со скоростью света к потайному сердцу Федерации — невидимому миру, дающему жизнь миру видимому. Мы начали входить в его информационное ядро и были словно засосаны в сердце какой-то звезды, погружены в толщу оболочек пульсирующей энергии, чья плотность все возрастала и возрастала. В моей голове пел эхо-сигнал нашего прохождения: пласты света /шума /вибрации казались бесконечными, заполняя мои ощущения запахом жженой корицы. И трудно было удержать в голове, что эта горящая бесконечность — не что иное, как субатомный танец под предварительно записанную музыку, запертую в кристалле телхассиума размером с большой палец руки. Но еще труднее было помнить о том, что я знал, куда иду и зачем.
Не успел я додумать мысль, как мы уже очутились внутри Причины, которая питала Зал Конгресса. Цепь кончалась здесь.
— (Мы пришли), — сказал я Дэрику. Он открыл глаза или что-то, заменяющее их.
— (Горячо), — подумал он, поскольку точнее определения для описания неописуемого он не мог придумать, ощущая вокруг себя нечто, к чему все привычные ему чувства и ощущения были слепы. Я начал разыскивать описанный мне Дэриком нервный центр — хранилище кодовой последовательности, за которой мы и охотились. Когда я сузил прицел, очертания предметов прояснились. Я стал выбирать внутри ядра формы — Мертвый Глаз научил меня распознавать штуки такого типа, заставил выучить их значения. Каждый пласт представлял собой определенный тип охранной программы, пронизывающей плоть информационного ядра подобно кровеносным сосудам. Беспокойные субсистемы протыкали носами мои мозги и проходили сквозь нас, нагоняя мелкую волну, как рыбы сквозь водную толщу. И каждый раз, когда очередная рыба проскальзывала сквозь меня, моему мозгу хотелось затаить дыхание, и я был рад, что Дэрик не мог видеть того, что видел я, пробираясь сквозь файлы Конгресса.
— (Вот), — сказал я наконец. Информационная цепочка, которую нам нужно было вскрыть, лежала, зажатая между пластами охраны, как в капкане, но была ясная и простая. Я углублялся в мозг Дэрика до тех пор, пока не вошел в контакт с мозговыми центрами, которые ему требовалось подключить. Я открылся Дэрику, разрешая ему посмотреть на одно мгновение моими глазами.
— (Заставь ее измениться), — подумал я. Дэрик отозвался каким-то паническим рвением, и я почувствовал, как энергия, вызвать которую я никогда не был способен, хлынула в нейронные схемы его/моего мозга и ринулась из него/меня наружу, меняя белое на черное, «нет» на «да», закрытое на открытое.
Теперь у моих глаз пульсировала уже другая цепочка данных — та, которая и требовалась, которая выполнила бы наши желания.
— (Смотри), — подумал я, пытаясь показать ее Дэрику.
— (Вытащи меня отсюда!) — выкрикнул он. Дэрик запаниковал, заглотив слишком много входных сигналов, и старался вырваться на свободу. Еще минута — и он задел бы что-нибудь в системе, нажал бы на спусковой крючок, и мы бы погибли. Я поспешил вытащить нас оттуда.
Еще поспешнее я вытащил себя из мозга Дэрика. Сердце не успело стукнуть, а мы уже стояли, разделенные пустым пространством, ошалело глядя друг на друга стеклянными глазами.
— Мы сделали это? — еле выговорил Дэрик. — Оно заработает?
— Да. Думаю, сделали.
Дэрик встал, колени его дрожали.
— Невероятно, — пробормотав он. В нем все еще пульсировали вспышки энергии и благоговейного ужаса. Он схватился за голову, внезапно испугавшись мысли, что прогулка, возможно, ему понравилась.
— Мне нужно выпить.
Облегчение и отвращение Дэрика сладкой кислятиной забивало мои ощущения.
— Боже! Не хотел бы я быть тобой. И зачем ты берешь на себя труд жить? — спросил он, потому что боялся своего удовольствия.
В комнату вошла Аргентайн, все это время она стояла за дверью в ожидании появления в комнате признаков жизни. Я слышал, как клуб перед вечерним шоу наполняется звуками, тоже оживает, но по- своему.
— Ты установил? — спросила она, не зная, на кого из нас смотреть. — Что случилось? — добавила она на всякий случай, делая все возможное, чтобы не задерживаться взглядом на Дэрике слишком долго.
— Не спрашивай. — Он снова обхватил голову руками. Но потом сказал: — Да, установил.
Я промолчал. Аргентайн как-то смягчилась — от облегчения и от неуверенности в себе.
— Это хорошо, — сказала она совершенно искренне и, помолчав, с глубоко спрятанной внутри болью добавила: — Вы остаетесь… на шоу?
— Ты хочешь, чтобы и я остался? — спросил Дэрик, шагнув к Аргентайн. Его пронзило побуждение коснуться ее мыслью и делать с ней то, что всегда вызывало в ней желание быть с ним вечно… Я дотронулся до его мозга — осторожно, только чтобы напомнить о своем присутствии; и чтобы остановить его.
Аргентайн перевела взгляд с Дэрика на меня.
— Мне нужен переходник.
Дэрик отдал ей коробку, и Аргентайн вышла. Ее тело и мозг сжались, точно сведенные судорогой. Дэрик стоял не двигаясь и смотрел на меня.
— Я собираюсь пойти выпить, — сказал он неестественным тоном. — (И остаться на шоу), — добавил он, зная, что я могу прочесть это решение, и не сомневаясь, что я так и сделаю. — Ты идешь? — бросил он мне вызов.
— Нет.
Дэрик вспомнил о том, что он сделал со мной той ночью и что через две ночи со мной сделает Страйгер, и лицо его вспыхнуло.
— Увидимся в аду, — сказал он и ушел.
Я сел, стараясь мысленно не последовать за ним. Но не мог удержаться, потому что Дэрик думал обо мне — как совокупляюсь с его мачехой, думал о том, понравилось ли ей это, и надеялся, что Харон задает себе тот же самый вопрос. А еще он думал об Аргентайн, о ее обнаженном теле…
Я прервал контакт, ненавидя его, ненавидя себя. Но образы обнаженной плоти не уходили из мозга. Аргентайн… Ласуль… Я думал о том, где Ласуль сейчас, когда она так недосягаема для меня, вспоминал нежную свежесть ее тела. И эти мучительные воспоминания заполнили мою плоть болью. Думала ли Ласуль обо мне, ненавидела ли? И если да, то сильно ли?
— Проклятье, — сказал я в пустоту.
Глава 32
Пургаторий закрылся, и последним ушел Дэрик. Чтобы быть уверенным, что он не вернется и не передумает, я следил, как он уходит, — этим я его еще мог помучить.
Аргентайн с томительной болью, спрятанной где-то глубоко внутри, тоже смотрела, как он уходит. На поверхностный взгляд мистерия сегодня удалась, но внутри ее была лишь пустота. Мысли Аргентайн все время уносились куда-то далеко, а тело казалось ей свинцовым. Она ушла за кулисы вместе с музыкантами, обняв двоих из них, хороня свою тоску под щитом симба. Спустя какое-то время из задней комнаты донеслись звуки музыки — бесцельной, расслабленной, безвольной.
Я, сам не зная зачем, пошел за ними. Когда я вошел в комнату, музыканты спокойно восприняли мое появление, привыкнув к моему существованию здесь. И только одна Аргентайн почувствовала возмущение.
— Я подумал, может быть, мне надо попрактиковаться. — Я дотронулся до нейроподключателя на шее. — Как ты и говорила.
Моему мозгу не хотелось думать и чувствовать, но работа в симбе все же была лучше заполнявшей меня пустоты.
Несколько музыкантов пробормотали согласие; их любопытство тянулось ко мне. Они устали с ночи, но накал мистерии еще не спал, к тому же долгое время никто — даже случайно — не подсоединялся к ним, не
