Но потом его посетило что-то вроде религиозного откровения — по крайней мере Страйгер сам так заявил — когда, упав, он на несколько минут лишился рассудка. Взгляды Страйгера изменились. После этого случая он прилетел на Землю изучать докосмическую религию, потому что в откровении ему было сказано, что именно на Земле его ждет Божественная Истина. Вот прямо так сидит и ждет Страйгера.
Межзвездные перелеты раз и навсегда доказали человечеству, что Земля — не центр универсума, а путешествие на Гидру показало людям, что, в конце концов, они не одиноки во Вселенной. Человеческая вера подверглась тогда пересмотру и была как бы воссоздана заново. Выжили те религии, которые проповедовали единство и согласие всех форм жизни и следовали своим проповедям на практике, воздерживаясь от идеологических выпадов и обвинений других в ереси. Такая позиция принесла свои плоды. Религия перестала быть соперником командиров в соревновании за преданность подданных.
Но Страйгеру хотелось вернуть старую, докосмическую религию, которая говорила, что где-то существует реальный, настоящий Бог, который заботится о своих последователях, коими и являются люди. Отсюда следовало, что гидраны ими не являются. Мне не удалось выяснить, когда Страйгер начал ненавидеть гидранов и почему. Он был достаточно осторожен, чтобы не говорить об этом. Страйгер не был дураком и понимал, что те, кого он хочет видеть своими сторонниками, тоже не болваны. Вероятно, они ненавидели гидранов не меньше, чем он, но сейчас, когда большая часть выживших гидран была у командиров в руках или, как они выражались, «переселена» в вонючие гетто наподобие Старого города, провозгласить политику геноцида было не так просто, как раньше.
Страйгер начал путешествовать, собирая сторонников и деньги, играя на идее прав человека, с тем чтобы привлечь внимание к своим выступлениям в Сети и распространять свое слово от мира к миру. Этим он и занимался довольно долгое время. Ему было сорок три года. И я был прав: он не всегда выглядел таким, как сейчас. Косметологи хорошо потрудились: вы едва ли узнали бы Страйгера на старых голограммах. Он проповедовал достоинство и красоту Человека — некибернетизированного, неизмененного — такого, каким его создал Бог. Но мало-помалу Страйгер начал брать на себя роль Бога, становясь в своих собственных глазах образцом человеческого совершенства.
И через несколько лет Страйгер убедил и шефов синдикатов, и Совет Безопасности в том, что он почти так же совершенен, как кажется со стороны. Находиться между двух огней всегда трудно. Но Страйгеру блестяще удавалось заставить два враждующих лагеря понимать одни и те же слова по-разному — слышать только то, что они хотят слышать. Чтобы играть в такую игру, мало того, что вы должны быть ловким, хитрым и скользким. Вы — и это еще важнее — должны так верить в себя, чтобы заставить других захотеть поверить вам. Страйгер добился своего. Я чувствовал это. И многие уже поверили ему. Движение Возрождения финансово было гораздо независимее большинства корпораций. Страйгер мог купить все, что захочет. Для этого у него достаточно средств.
Но Страйгер не швырял деньгами направо и налево. Он и вправду, в соответствии со своими проповедями, вкладывал прибыли в создание чего-то вроде фонда помощи потерявшимся в этом мире. Я видел несколько приютов, которые финансировал Страйгер в Старом городе… Я и сам пользовался ими.
Раскопав информацию о приютах, я впал в тревожное недоумение, не понимая, что за этим кроется. Может, я ошибся насчет Страйгера? Если ему нужна рекламная шумиха, так ведь гораздо прибыльнее было нанять зазывал, которые втирали бы народу очки. Но потом я понял, что цель Страйгера — не деньги и даже не слава. Он жаждал власти. Он хотел сесть в Совете Безопасности. Похоже, что Страйгер использует голосование по пентриптину, чтобы пробраться туда. Некая сила тянула его все выше и выше, но святостью здесь и не пахло. Я долго рассматривал свеженькую голограмму Страйгера. Безупречное лицо. Что же, черт возьми, прячется за этими ясными, невинными глазами?..
Я посмотрел в окно, выметая из мозга образ Страйгера. И вдруг понял, на какую вершину я попал. У меня закружилась голова, и мне пришлось закрыть глаза. Крепко схватившись за край сиденья, я ждал, пока комната перестанет вращаться. Кушетка была покрыта чем-то, что на ощупь и по запаху напоминало кожу. Я провел по ней ладонью…
— …Если это обеспечит ему дополнительную поддержку, у нас будут неприятности, — говорил Испланески. — Большинство членов Конгресса уже высказалось за дерегуляцию. Но, конечно, ясно, что вы — лучшая кандидатура. Страйгер абсолютно не подготовлен к этой должности. Он даже не кибернетизирован — считает, что это неестественно, против Божьей воли.
— Да, вот именно: Божьей воли, — Элнер откинулась к кресле, положив голову на высокую спинку и глядя в потолок. — Страйгер на самом деле верит, что Бог на его стороне. Вы знаете, что я всегда пыталась придерживаться Божьих заповедей, насколько я их понимаю. Но иногда я не могу удержаться от любопытства… Я думаю о предстоящих дебатах днем и ночью. Я засыпаю с мыслями об этом и просыпаюсь, споря сама с собой.
— Поверьте, я понимаю ваши чувства, — неугомонный Испланески потянулся к бару. — Если командиры начнут применять пентриптин на своих гражданах…
— Вы можете потерять работу, — сказал я.
ФТУ сдает внаем рабочую силу для любых работ — где только командирам требуются дополнительные рабочие руки, а вернее, куски мяса. Обычно контрактники выполняют то, что нормальные граждане делать не будут. Управление использует каторжников и в своих собственных операциях, например в шахтах, где они добывают телхассиум на осколке взорвавшейся звезды по имени Синдер, что находится в Колониях Рака.
Элнер с Испланески странно на меня посмотрели.
— Ну, это не совсем то, что меня тревожит, — заметил Испланески, все еще оставаясь добродушно настроенным. — Меня заботит то же, что и леди. Я контролирую Агентство Труда, а его деятельность затрагивает жизнь огромного количества людей, которые входят в так называемую группу риска, ибо они скорее других могут оказаться в опасности из-за злоупотреблений корпораций в использовании наркотиков. Я верю, что человеческое достоинство и свобода выбора стоят того, чтобы за них бороться; что права личности должно защищать и отстаивать любой ценой. Я не хочу, чтобы с людьми, находящимися под моим надзором, плохо обращались, а они даже не имели бы права опротестовать это.
— Вы хотите, чтобы ваши рабы имели свободу и право есть всю ту грязь, которой кое-кому нравится их кормить, но облегчать им прием пищи с помощью наркотиков вам не по нутру? — спросил я. — Пока кто-то платит вам за их время…
Улыбка с лица Испланески исчезла:
— Нет, не так. Я работаю на ФТУ, потому что агентство существует как вполне жизнеспособная, гуманная альтернатива: индивидуумы, которым не удалось получить право на жительство и постоянное гражданство в корпорациях, имеют возможность обратиться к нам. Это дает им стартовый толчок, как бы второй шанс. Полезная тренировка для будущей жизни. «Контрактный Труд строит миры». — Испланески указал на эмблему, налепленную на стене позади его кресла.
Я смотрел на Испланески в упор. Он, должно быть, самый совершенный лицемер и ханжа, которого я когда-либо видел в жизни. Или патологический лжец, потому что его мысли вполне соответствовали его словам.
— С вами все в порядке? — участливо осведомился Испланески.
— Сколько рабов вы ободрали, чтобы обтянуть кожей эту кушетку? — выговорил я.
— Ради всех святых! — пробормотал он, — Вы — анархист, сын мой, или просто пиво ударило вам в голову?
Я расстегнул браслет, снял его, поднял руку так, чтобы он увидел широкую полосу белесой паутины шрамов вокруг моего запястья. Испланески не знал, что это такое.
— Мне случалось работать на вас, — сказал я.
Он поднял брови.
— Ну, вы, похоже, прошли через эти испытания, не потеряв своего скальпа, — ледяным тоном парировал Испланески.
Я потянулся было рукой за спину, чтобы задрать рубашку и показать этому ублюдку… Но тут отчаянная злость Элнер вцепилась колючкой в мой мозг. По ее глазам я понял, что она мне не верит.
— Мадам, я…
— Да, конечно, вы можете идти, — Элнер махнула рукой, отсылая меня. — Возвращайтесь в офис, я
