смыться.
Как только мы шагнули из лифта в сумрачное подземелье, из-за колонны возникла чья-то фигура. Я выругался, резко вздергивая голову.
Но Дэрик лишь рассмеялся и подтолкнул меня вперед.
— Джиро! — позвал он. — Хороший мальчик, ты удрал от них. Посмотри, кого я нашел в попутчики.
Джиро выступил в круг света. Его волосы были похожи на дикорастущую буйную поросль, лицо испещрено кроваво-красными полосами. На нем была надета длинная, до лодыжек, разодранная туника, поверх туники — рваная рубаха, а украшением наряда служила парчовая куртка без одного рукава. Мне потребовалась целая минута, чтобы осознать, что с Джиро не произошло какого-нибудь несчастного случая. Широкая — до ушей — улыбка сползла с его лица, как только мальчик увидел меня. Напряжение восхищения спало, разрушенное внезапной белой вспышкой неуверенности, острыми муками сомнения и любопытства. Он зная, как знали все.
— Кот… — Джиро дернулся, — Ты… я имею в виду, ты правда — выродок? Ты… ты знаешь… Все это время читал мои мысли? — Черные блестящие зрачки стали еще темнее.
— Он знает все наши секреты, так, Кот? — вкрадчиво промурлыкал Дэрик.
— Нет, — ответил я как можно спокойнее, — я не выродок. Я — псион. Нет, — продолжал я, не обращая внимания на смех Дэрика, — я не читал все время твои мысли. Ты не настолько интересен.
Джиро нахмурился. Хохот Дэрика выгнал меня на открытое пространство. Джиро отпрянул, когда я проходил мимо него, затем снова шагнул вперед, чуть ли не наступая мне на пятки, в душе пытаясь доказать что-то самому себе. Почему-то флайер вдруг показался мне тесным, как будто в нем бок о бок сидели два меня.
Флайер доставил нас прямо к дверям Пургатория, частного клуба Аргентайн. Располагался он на территории Пропасти. Мы выбрались из флайера и сразу же попали в слепящее великолепие сотни разных голограмм, пляшущих в темноте над нашими головами; казалось, мы вступили в расползшееся в трущобах пожарище. Джиро закашлялся от зловония отбросов, горевших где-то в конце квартала. Шайка уличных слизней с золотыми зубами и разрисованными голографическими картинками телами тяжело протопала мимо, кинув на нас оценивающий взгляд. Неожиданностью для меня было увидеть накрывающий город герметичный купол, который, плавно изгибаясь, уходил вниз, в залив, осваивая морское дно и создавая дополнительное жизненное пространство. Клуб Аргентайн стоял недалеко от побережья, черная стена воды поднималась здесь лишь до половины купола, загораживая половину звезд ночного неба.
Я не мог определить, на что похож клуб, которым управляет любовница Дэрика Та Минга. Снаружи он выглядел неказисто: выстроенный из цементных блоков старый товарный склад. На фасаде слово «Пургаторий» вытянулось длинной красной, похожей на слепого червя или гада, голографической нитью. Дэрик большими шагами — как будто эта часть города принадлежала ему — пересек мостовую, выложенную булыжниками, черными от грязи, и спустился в неглубокую нишу с несколькими ступенями — вход в клуб. Он дотронулся до чего-то на ржавой железной двери, в клубе раздался неслышный для нас звонок. Я стоял рядом с Джиро, который прямо искрился нервным напряжением. Он был так возбужден, что у меня мелькнуло подозрение, не принимает ли он наркотики. Но, когда я проверил, его мысли оказались ясными. Слава Богу, Дэрик не предложил Джиро то, что предложил мне. Я знал, что Джиро нравилась Аргентайн, но все же удивился, как Дэрику пришло в голову притащить ребенка в Пропасть. Аргентайн была солисткой симба [8]; как фокусники, они заставляют работать вашу голову лучше, держа ее в напряжении. Но Джиро говорил, что Аргентайн знаменита. Она должна бы выплясывать свои штуки в местах побольше и получше, чем это.
Разрисованная спрэем дверь, лязгнув, широко распахнулась, когда с той стороны узнали Дэрика. Коричневый дым и вспышки смеха вытянулись, словно щупальца, и втащили нас внутрь.
«Добро пожаловать в Пургаторий!» — Лицо, нет маска — из-за его плотоядной хитрой улыбки я не мог разглядеть как следует — ткнулась мне под нос. Молодой или старый, мужчина или женщина… все, что я нашел внутри нее, было мозгом какого-то человека. А может, мне лишь показалось, что я нашел. «Не совсем небеса, не совсем од…». От него несло героиновой сигаретой. Рука его, затерявшаяся в водовороте полупрозрачной блестящей одежды, сцапала мое запястье, и незнакомец потянул меня вперед, шикая на Джиро, подгоняя его. «Как звать тебя, красавчик?» Я не был уверен, обращается он ко мне или к Джиро, или к нам обоим. Если Аргентайн задалась целью оградить клуб от зануд без всякого чувства юмора, она, надо заметить, выбрала отличное средство.
То спотыкаясь, то скользя, мы спустились по окутанному мраком пандусу и выгрузились прямо в середину бедлама. Я застыл на месте, ошарашенный. Дэрик уже пробивался сквозь толпу, издавая громкие возгласы и размахивая руками. Толпа, как живое море, раздавалась перед ним, голоса называли его имя.
Я стоял на самом краю пандуса, сплетая щупальца в жгут для самообороны, когда Джиро следом за Дэриком нырнул в колышущуюся массу тел. Я пытался вобрать в себя все это: безбрежную пугающую утробу тьмы, бьющую по ушам бомбардировку извивающейся в припадке музыки, заполняющей гулкое нутро клуба, как невидимая армия; мне хотелось вырваться, разрушить эти стены… Но стены были живыми: стоящие вокруг люди выглядели так, словно были похищены и брошены сюда изо всех веков, миров и изо всех, какие только можно себе вообразить, слоев человеческой жизни — из каждого по парочке экземпляров. Кружево и парча, кожа и лохмотья, голое тело, драгоценности, цепи и ожерелья, пластик, волосы, кожа и кости. Я чувствовал себя в униформе Центавра белой вороной. Вызывающе консервативный костюм Дэрика выглядел фальшивкой, отчего казалось, что Дэрик и вправду принадлежал этому месту. Некоторые из гостей обнимали его, целовали и похлопывали по плечу. Слегка очухавшись, я заметил несколько «пришлых» — элита, утомившись от смертельной скуки, бежала сюда, как и Дэрик, от своей респектабельности и лезла из кожи вон, стараясь раствориться в толпе. Этих типов я мог бы узнать и с закрытыми глазами.
Позади меня, по обе стороны входной двери, стояли двое вышибал — две карикатуры, вмонтировавшие себя в железную скорлупу, усиленную электроникой, что превращало их в чертовски мощных малых, почти несокрушимых. Слева, возле стены, трое мужчин — голых и полуголых — боролись в бассейне, полном зеленого студня, брызгая слизью в пронзительно визжащих наблюдателей, стоящих по краям бассейна. Четыре экзотических бесполых существа с жабрами вытанцовывали подводный балет внутри прозрачного стеклянного пузыря, который, медленно вращаясь, проплывал над нашими головами. Одно из них приложило руку к стеклу, вглядываясь в меня. Как во сне я вытянул руку, чтобы встретить его ладонь. Когда я дотронулся до стекла, рука с той стороны отдернулась. Ее обладатель исчез в водовороте немого смеха. Парочка соединенных цепочкой собак взвизгнула и схватила меня зубами за куртку, когда я боком, держась поближе к стене, пробирался мимо них к выходу. Незнакомцы танцевали с незнакомцами, дергаясь, корчась и вертясь, будто их подожгли; другие же распростерлись, опустошенные пляской безумия, на сверкающих, как драгоценности, диванных подушках у низких столов, заставленных едой и напитками. Здесь не было ничего такого, чего я не видел бы раньше, но мне никогда не доводилось встречать все сразу в одном месте… В Старом городе можно найти клубы и поэкзотичнее, но у меня никогда не было денег, чтобы переступить их порог.
В дальнем конце комнаты возвышалась сцена. Сейчас она была пуста — единственное пятно в клубе, где ничего не происходило. Музыканты играли по всему клубу. Каждый из них пел одно, а играл — другое, погрузившись во что-то вроде обособленной слуховой галлюцинации. Но как-то выходило, что все сливалось в единый звук; с полдюжины разного вида синтезаторов играли с полдюжины разных песен, сплетающихся в изящную паутину музыки. Постоянно меняющиеся ритмы сцеплялись, как шестерни… Симб Аргентайн. Такого отличного ансамбля я никогда не слышал. Но Аргентайн нигде не было видно. Светопредставление [9] еще не началось. Ясно, что Аргентайн должна быть духом мистерии — тем, кто делает зрительный ряд, кто приводит машину в действие.
Я с трудом перешел вброд танцующее море, тело мое дергалось в такт прыгающим ритмам, пространство меняло цвета, когда я проходил сквозь световые потоки, ища Дэрика и Джиро. Мои глаза отщелкнули два кадра подряд, когда внезапно поле зрения окрасилось черно-белым. В дальнем углу комнаты все цвета исчезали. Я оглядел себя, окружающих: все мы были разноцветными. Я достиг границы реальности, переступил через эту темную трещину и обернулся черно-белым, как все и вся вокруг. Я опять шагнул назад, не готовый быть дальтоником.
