— Можете называть меня доктор Паркер, или просто Стэнли, — сообщил человечек, пока нас под руки вели в каюту. Со всех сторон нас окружали добродушные, улыбчивые лица моряков. Сорвав с нас грязные лохмотья, нас затащили под горячий душ, после чего препроводили в медицинский отсек, где оставили в одиночестве.
— Я скоро вернусь, — сообщил доктор, прежде чем исчезнуть.
Белые крахмальные простыни приятно холодили тело. Где-то под потолком сухо шелестели вентиляторы.
— Видал? — гордо сказал Паша, усаживаясь на кровати. — Хорошие ребята, даже жалко грабить… Но ничего! Поживем денек-другой, отъедимся хорошенько и — прямиком обратно.
— Неплохо бы, — одобрил я. — Только договориться надо, что мы им наплетем, если будут расспрашивать, кто, мол, и откуда.
Минут двадцать мы разрабатывали свою «легенду». Решено было остаться русскими и сохранить прежние имена во избежание путаницы. Фамилии решили сменить. Я назвался Соболевым («Дмитрий Соболев» — звучит, а? Хоть сейчас теплоход называй…), а Пашка, почему-то — Тергейстом. Из каких глубин памяти он выкопал такую диковинную фамилию, ума не приложу. Оба решили выдавать себя за моряков с русского сухогруза «Адмирал Леонтий Магницкий» (если такого судна и нет в регистровом реестре, можно было сказать, что оно недавно построено или вообще засекречено). Скрепив соглашение рукопожатием, мы залезли под покрывала и затихли — в коридоре послышались шаги.
Дверь распахнулась, и на пороге показался доктор Паркер с большим подносом в руках. Пашка жадно схватил дымящую чашку, но тут же разочарованно покосился на меня — это был густой мясной бульон, в котором плавали редкие гренки. Рядом лежала ложка.
— Вот, подкрепитесь, — жизнерадостно сказал Стэнли и поставил на тумбочку два высоких запотевших бокала с пивом. — Еле выпросил на камбузе специально для вас. Билли божится, что пива почти не осталось и что он понятия не имеет, куда оно делось, — доктор весело усмехнулся, — но я-то знаю, кто в этом повинен!
— Да? — встревоженно спросил Пашка, переставая жевать. — И кто же?
— Матросы, разумеется! Нечего выдавать порцию по первому требованию каждому члену экипажа. Мало ли что жарко!
Я задумчиво хмыкнул — теперь стало ясно, что по счастливой случайности мы продырявили кухонный бак с портером для экипажа!
Пашка прикончил бульон, разделался с пивом и растянулся на кровати. Я последовал его примеру.
— Ну, а теперь, — сказал доктор, потирая руки точь-в-точь, как это делает Командор, — расскажите-ка, друзья, откуда вы свалились на нашу голову.
Почти полчаса мы плели околесицу, добросовестно навешивая лапшу на уши доверчивому доктору. В основном рассказывал я, а Пашка все больше кивал и поддакивал.
— Ну, все хорошо, что хорошо кончается, — Стэнли хлопнул себя по коленкам, встал и направился к двери. — А теперь — спать. Спать, друзья, и — никаких возражений! До завтра.
Он погасил свет и закрыл за собою дверь. Поспать нам и впрямь не мешало — глаза слипались сами собой. Я повернулся на бок и вскоре погрузился в сон. Снилась мне какая-то чушь, будто мы плывем на малюсеньком танкере и собираемся атаковать огромную бригантину. Неожиданно с бригантины выдвинулось чудовищных размеров сверло и в считанные секунды проделало в борту танкера пробоину. Весь наш запас пива вылился наружу, а судно мгновенно затонуло. С парусника послышался злорадный смех, и в следующий миг он растворился в тумане, а я проснулся в холодном поту.
— Вставай! — Пашка тряс меня за плечо. — Уже три часа ночи, если не четыре… Пора на разведку!
— Слушай, что мне снилось! — сказал я, слезая с кровати, — представляешь…
— Плевать на то, что тебе снилось, — бесцеремонно оборвал он меня. — Пошли!
Поскольку одежда наша перекочевала в мусорный ящик, мы завернулись в простыни и так и вылезли в коридор, навроде двух привидений. В длинном проходе царил полумрак. Редкие лампы дежурного освещения испускали слабый фиолетовый свет. Шлепая босыми ногами по полу, мы добрались до развилки и остановились. Пашка потер живот.
— Есть хочется! — объявил он. — Этот булён только аппетит разжег… Ну скажи, не мерзавцы ли они — люди с голоду помирают, а их булёном дразнят!
— Да уж… — угрюмо поддакнул я. — Куда теперь? Есть у тебя какой-нибудь план?
— Есть ли у меня план? Хо-хо! На камбуз, разумеется!
— А… А где он?
— Не боись, — Паша покровительственно похлопал меня по плечу. — Со мной не пропадешь! Я, Димка, такие места за версту чую. Айда за мной.
Драпируясь в простыню, словно древний римлянин в тогу, Пашка на минутку задержался у большого зеркала, вмонтированного в стену, и уверенно двинулся дальше.
Метров через пятьдесят коридор закончился тупиком.
— Ну? — выжидательно спросил я. — Теперь куда? Заблудился, Сусанин?
— Чепуха! — отмахнулся тот. — Вернемся обратно и свернем направо — другого пути просто нет. Сам посуди — это ж дедукция. Камбуз где-то рядом — булён, который доктор принес, еще горячий был…
— Ну ладно, убедил! — я подтолкнул его в спину. — Пошли, Шерлок Холмс несчастный…
Снова покрасовавшись перед зеркалом на обратном пути, Пашка свернул направо и через минуту снова наткнулся на стену.
— Теперь остается только один путь! — радостно заявил он, снова останавливаясь перед зеркалом. — Боже, как я исхудал! Дим, ты только посмотри — кожа да кости. Что скажет папа, когда я вернусь…
Камбуза мы и здесь не нашли, зато обнаружили туалет, которым не замедлили воспользоваться, после чего двинулись по коридору в обратном направлении.
— Э, гляди-ка! — Паша остановился у большой блестящей двери с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». — Интересно, что там такое?
— Понятия не имею, — пожал плечами я. — Что, если еда?
У дверей мгновенно образовалась свалка — столкнувшись лбами, мы ввалились внутрь и растянулись на полу. Судя по количеству всевозможных приборов, это была радиорубка. На столе, в пепельнице еще дымилась оставленная сигарета — радист, видимо, вышел на минутку. Жестом показав Паше, чтобы он молчал, я встал и выбрался обратно. Пашка прикрыл дверь, после чего продемонстрировал мне надкусанный сэндвич с сыром:
— Смотри! Вещь! Держи половину…
Сжевав всухомятку трофейный бутерброд, мы прошли вперед, поднялись по трапу и остановились. Пашка принюхался и торжествующе покосился на меня — пахло борщом. Камбуз оказался в самом конце коридора, и дверь была не заперта. Едва соображая, что делаем, мы залезли внутрь и осмотрелись. Обширное помещение было уставлено привинченными к полу большими котлами, способными выдержать любой шторм. Вдоль стен тянулись полки и шкафы, уставленные продуктами и специями, на столе примостились массивная электромясорубка и кухонный комбайн, а маленькая дверь справа вела в кладовую и в холодильник. Поваров на камбузе не было. Приоткрыв герметичную крышку, я заглянул в бак и закачался — от вкусного запаха закружилась голова. Пашка, икая и морщась, суетливо заглатывал булочки с корицей, обнаруженные им на огромном противне в духовом шкафу. Я поспешил к нему на помощь, и вдвоем мы за считанные секунды съели все без остатка.
Паша открыл иллюминатор и по пояс высунулся наружу.
— О-го-го! — прогудел он. — Наша-то лохань совсем рядом!
Бригантина действительно старалась держаться «пивной» дыры и не отплывала далеко от борта. Игорь на палубе скоро нас заметил и подогнал судно поближе. Мы принялись за работу.
На палубу «Гончей» вперемешку летели картошка, окорока, колбасы и лимоны, кеги с пивом, банки с какими-то консервами, мешки с крупой, спагетти в пачках, замороженная пицца, а Пашка умудрился зачерпнуть из бака огромную кастрюлю борща и сбросил ее вниз. С бригантины донесся крик и яростные
