Поток имен не иссякал.
— Хег.
— Манол.
— Спелле.
— Реган.
— Кримбл.
— Гассенпфеффер.
— Зинбар…
Жуга стоял недвижный, молча слушая, как гномы доверяют ему свои Имена. Их было двадцать шесть. Разновеликие, одетые как попало и вооруженные кто чем, грязные, давно не видавшие нормальной пищи, все из разных кланов и из разных мест, настороженные, злые, угрюмые…
Выродки.
Свободные.
Жуга поднял голову, взглянул Золтану в глаза. Губы его шевельнулись. «Зачем?»— прозвучал еле слышный вопрос.
— Они с поверхности, — ответил тот. — Их тоже выгнала война. Они…
— Я знаю, — остановил его Жуга. — Мне рассказывали о них те, в пещере…
— Вот как? Хм. Ну ладно.
— Мне надоела эта болтовня, Зууб. Где он?
— Кто?
— Четвертый меч.
Золтан с шумом втянул воздух. Помолчал.
— Как ты догадался? — спросил он наконец.
Жуга пожал плечами.
— Это несложно. Явно ведь чего-то не хватало в тех легендах. Сам посуди. Стихий четыре, а способов закалки только три: воздух, земля, кровь означает — огонь, ведь так? А как насчет воды?
Зууб молчал.
— Потом ты говорил, что Хриз — клинок вечерних сумерек. Ночь и день — конечно же, Хиор и Хейтон. Где же утро? И потом… Зверей-то ведь четыре. Я даже знаю, как он выглядит. Черный клинок и белая рукоять, так? Где он, тот второй меч-на-грани, меченый собакой, из-за которого разгорелся весь сыр-бор?!
Некоторое время царила тишина.
— Хануд. Клинок-предатель, проданный султану за долги, — нарушил наконец свое молчание Золтан. Поднял взгляд на травника, облизал пересохшие губы. — Это он начал войну.
— Докажи.
Хагг не ответил. Вместо этого темнота за его спиной шевельнулась, и показался еще один двараг. Заметно выше остальных, собравшихся в пещере Свободных и чересчур широкоплечий даже для гнома, он был гораздо старше их. В его курчавой бороде белела седина.
— Я — Севелон, — помолчав, сказал он. Смерил травника взглядом. — Я был подмастерьем у Родарина. Я ковал Хануд. Чего ты хочешь услышать? Спрашивай. Я отвечу.
— В те годы мы всегда работали вдвоем, — медленно роняя слова, рассказывал двараг. — По меркам нашего народа я тогда был молод, и потому оставался в тени Родарина. На всем, что выходило из нашей мастерской, стояло его клеймо. Меня никто не принимал всерьез. Я же хотел работать сам. Когда случился тот спор, я понял — вот мой шанс доказать им всем, что я и сам чего-то стою! И я принялся за работу.
Мы вместе ковали Хриз, на нем лежат и мои заклятия тоже. Мой молот оставил не один след на его клинке. И это я в ту ночь закаливал его у моря — Родарин так и не решился выйти на поверхность.
Хануд я ковал в одиночку. Сам. Мне не хотелось повторять никакой меч, как бы хорош он ни был. Наконец пришла пора показывать работу. Я тоже принес на суд свой меч. И знаешь, что? Они посмеялись надо мной! Они не захотели даже выслушать меня. Родарин победил в этом споре. Хануд никто не принял всерьез. Три меча поместили в сокровищницу и окружили почетом.
Мой клинок положили на склад.
С тех пор минули годы. Ушли и Вирофилт, и Родарин, и Хульдре. Я уже давно признанный мастер. Но меч… Меч так и не признали. И вот недавно, расплачиваясь с людьми, король Лаутир принял решение отдать им Хануд. Я был против, но государь молод и упрям. Почти также упрям, как был когда-то я. Меч отдали, и случилось то, чего я опасался — снаружи началась война. И тогда я выкрал Хриз. Конечно, не один… — Севелон оглянулся на Золтана. — Мне помогли Свободные. А Хагг… нашел достойного.
И двараг умолк.
— Какое заклятие несет Хануд? — спросил Жуга.
Севелон поднял голову.
— Одерживать победу.
— Всегда?
— Всегда.
Теперь тишина воцарилась надолго.
— Останови весы, Жуга, — сказал Золтан. — Хриз выбрал тебя. Останови весы.
— Это и вправду так необходимо?
Жуга кивнул, и Золтан покачал головой.
— Далась тебе эта Лестница…
Они лежали, выглядывая из узкой расселины под самым потолком большой пещеры. Отсюда все было видно, как на ладони — и дворец, неровно громоздившийся в дальнем конце зала потеками застывшего базальта, и квадраты гномовских жилых кварталов и клепсидру на центральной площади. Около клепсидры с весьма сосредоточенным видом копошились гномы.
Жуга, упираясь локтями, продвинулся назад и повернулся на бок. Переложил поудобнее меч.
— Перекусим?
— Давай.
Достали хлеб и мясо. Долго жевали, прихлебывая из фляжки и глядя на возню трех гномов на площади.
— Шварц…
— А? — Травник поднял голову.
— Шварц, говорю, — Хагг указал рукой. — Вон, видишь? Стену ковыряет…
Внизу маячила черная фигурка монаха.
Золтан лежал вполоборота к травнику, даже сейчас готовый отразить нападение сзади. Обнаженный меч его был рядом, под рукой. «Он никому не доверяет, — вдруг понял травник. — Никому».
Золтан
Хагг.
Рахим.
Фаррух.
аль Зууб.
Жуга сосредоточился, пытаясь разобраться. Не получилось. Все имена были верными, все с ним срослись, и все же…
— Золтан.
— М-м?
— Эти твои имена… Ты ведь не турок. Отчего тогда — Зууб?
Тот помолчал.
— Так получилось. Я родился в Галиции, вырос у османов. Потом вернулся… Долго, в общем-то, рассказывать.
— А Хагг?
— Хагг? — пожал плечами тот. — Так меня прозвали гномы. Была одна история…
