кровосмешение — результат скрытой жажды бессмертия.
— Что ты имеешь в виду? — глухо спросил Варнава, но, казалось, вопрос задал для
проформы, сам все понимает, просто хочет услышать слова со стороны. Возможно, это понял и Аслан.
— Мы все искали его, бессмертия, — проговорил он неохотно, — Продленные… И тем души раскололи. А теперь ищем души осколки — чтобы склеить. Вот ты, может, свой осколок в сестре увидел. А она в тебе… И пытались вы создать свой собственный мир в себе самих. Но так не получится — мы ведь люди, мы мир не создаем, просто в нем живем. А все наши Ветви — просто варианты этого мира… Так поговорите, разделите грех меж собой, покайтесь и дальше живите. Жить-то по любому лучше, чем умереть.
— Не мир в нас, но мы в мире… Короче, еще ко всему и в ересь впали.
Варнава тяжко вздохнул и указал на пустую стопку, Аслан плеснул туда, тот опрокинул, на сей раз, не закусив.
— Может быть, ты прав… — произнес тихо. — Только мне от этого не легче. Я все ищу достойный способ покаяния…
— Ты знаешь, у кого было самое полное покаяние?
— Знаю — у предателя Бога. Того, который повесился, добровольно убив не только тело, но и душу.
— Так вот: ты — не он.
— Не знаю… Но, кажется, я нашел.
Аслан очень внимательно посмотрел на него, хотел что-то спросить, но тут у входа в юрту послышался сердитый девичий голос.
— Поговорим об этом после, — сказал Аслан. — Вечером время будет.
— Поговорим, — кивнул Варнава. — Тем более, в отличие от вчерашнего, сегодняшний день — мой…
Гела ворвалась в юрту в сопровождении причитающих женщин.
— Не буду надевать это вонючее уродство! — бузила она. — И налысо под него бриться не собираюсь!
Женщины встревожено лопотали на своем языке, протягивая девушке странную конструкцию: войлочную шапочку, к которой крепился парик из натуральных волос. Одна его прядь стояла торчком и помещалась в ярко-красном чехле. В вершину сооружения воткнута была золотая булавка, увенчанная изображением оленя, стоящего на шаре. Сверху надо всем этим возвышалась вообще сногсшибательная конструкция — войлочное перо поболе, чем в полметра. По всей длине башни сей крепилось пятнадцать деревянных фигурок птиц, к низу уменьшающихся в размерах, на манер матрешек.
Парик действительно издавал странный резкий запах.
— Уберите эту гадость! — отбивалась Гела. — Аслан, скажи им!
Она раскраснелась после бани и от гнева, глаза были подсинены, брови подчернены, губы накрашены. Успели ее и приодеть — теперь была на ней длинная широкая шерстяная юбка из трех горизонтальных полос. Верхняя — алая, средняя казалась вообще неокрашенной, нижняя — насыщенно бордовая. Все вместе создавало совершенно неповторимую гамму. Поверх юбки ниспадала шелковая рубаха, почти до колен, с длинными рукавами и округлым вырезом, отделанная красной тесьмой. Талию охватывал плетенный из шерстяных нитей толстый шнур с оранжевыми кистями. Из-под юбки виднелись белые войлочные сапоги-чулки, украшенные по краю изящной аппликацией.
В общем, выглядела Гела однозначно гламурно.
Посмотрев на парик, Варнава рассмеялся.
— Да знаешь ли ты, от чего отказываешься? — спросил он разгневанную девушку.
Та только в ярости помотала головой.
— А отказываешься ты от короны царицы! — торжественно провозгласил
Варнава.
Гела вытаращила на него глаза.
— Самый настоящий царский атрибут, насколько я помню. Да, Аслан?
Тот кивнул, при этом загорелое лицо чуть тронула краска.
— А знаешь, Гела, почему тебя хотят в это нарядить? — продолжал Варнава.
Его веселье выглядело искренним, и один Аслан видел скрытую лихорадку, изнутри пожиравшую друга. Гела ошеломленно помотала головой.
— Да потому, — продолжал Варнава, — что он велел положить тебя на ложе, предназначенное для жены хозяина. А ну-ка, признавайся, что имел в виду?
— Хватит уж глумится, — сердито осадил его Аслан. — Ни о чем таком я не думал.
— Рассказывай! Но ты не очень обольщайся, — обратился он к откровенно зардевшейся девушке. — У них тут полигамия!
— Хватит, я сказал! — рявкнул рассвирепевший Аслан. — Уберите, если ей не нравится, — велел он женщинам, которые сразу исчезли из юрты, словно сдуло. — Все, садимся обедать, — заключил он, словно наложил вето на дальнейшее обсуждение его намерений в отношении Гелы.
— Обедать так обедать, тоже неплохо, — легко согласился Варнава.
Они сидели вокруг стоящего перед хозяйским ложем стола и ели много прекрасного тушеного мяса, благоухающего черемшей и кориандром, положенного с пластиком козьего сыра между двух свежеиспеченных лепешек. Мужчины выпили при этом немало водки и кумыса, Гела, показав, что давеча не шутила, тоже опрокинула несколько стопок. От кумыса, правда, отказалась. Говорили о пустяках. Варнава про себя заметил, что девушка так и не подняла вопроса о том, где она находится и что, собственно, происходит. Подивился ее уравновешенности, готовности воспринимать события как данность и не делать трагедии из-за резкой перемены обстоятельств. Он хорошо понимал своего друга, откровенно увлекшегося юной партизанкой. Впрочем, тут же вспомнил, сколько всего должна была пережить и видеть эта девочка еще в своей Ветви. А ведь потом она еще умерла и была вытащена из мира иного… Не удивительно, что дух ее пока не задает вопросы, потому что не нуждается в ответах — просто расправляется после пережитого.
— Аслан, а чем этот парик так вонял? — любопытно спросила подвыпившая Гела.
— Да волосы к шапочке приклеены составом на основе животного жира… — неохотно пояснил Аслан.
Гела рассмеялась. От ее давешней ярости не осталось и следа.
— А почему теперь гашиком пахнет? — принюхиваясь, задала она новый вопрос, причем, с куда большим интересом, чем первый.
— Ребята коноплей дышат. Обычай местный, — пожал плечами Аслан.
— Это как? — сделав круглые глаза, спросила девушка.
— Забираются в чум, вроде того, в каком ты парилась, только поменьше, закрывают все дыры, кроме дымохода, подвешивают над огнем котелок с коноплей и дым вдыхают.
— А мне можно? — с надеждой выпалила Гела.
— А тебе нельзя, — строго сказал Варнава.
Гела надулась, но настаивать не стала.
Дурманный запах действительно полз по юрте и даже усиливался. Варнава, чувствуя от него и выпитого спиртного легкую ошалелость, вышел на воздух, оставив Аслана с девушкой бурно дискутировать по поводу морального облика молодежи из гелиной Ветви.
Курень жил своей жизнью — женщины работали, дети играли, мужчины развлекались. Неподалеку стоял чум, из которого периодически доносился громкий мужской смех и радостные крики. Жженой коноплей действительно разило не слабо. Уже очень давно Варнава не пил крепкого спиртного, и еще дольше не прибегал к наркотикам, потому сейчас миазмы дурмана слегка встревожили его дух. Он почувствовал непреодолимое желание сделать нечто такое, что вряд ли совершил бы в адекватном состоянии.
Резко повернулся и вошел в юрту, хотя ему показалось, что стражник намерен его задержать. В юрте он понял, почему: Аслан сидел рядом с Гелой, обнимая ее за плечи, и нашептывал на ушко, причем девушка не делала попыток освободиться. При виде Варнавы, впрочем, смущенно отодвинулась. Но тот вторично не посмотрел на парочку: подошел к сундуку, на котором еще раньше видел нужную ему вещь — она и теперь
