что в первую секунду повстанцы дрогнули. Но быстро оправились и продолжали бой с удвоенной свирепостью.
— Блядь, иудино семя! — заорал Каре Барон, пытаясь прорубиться к ней сквозь толпы врагов.
В ответ раздался ее красивый отрешенный голос, звучащий покойно и ритмично, словно она декламировала благодарно внимающей аудитории:
— Только тот, кто одинаково взирает на счастье и несчастье, кто не радуется, не ненавидит, покинувший все хорошее и нехорошее, кто не испытывает удовольствия от общества людей, кого мало волнуют болезнь, нужда и смерть — только тот достоин бессмертия.
Закончив поучение, она резко вскрикнула, ее тигр прыгнул высоко, словно обрел крылья, и обрушился в самую гущу схватки. Первым делом он разорвал страшными когтями пару повстанцев. Кара же, восседающая на нем с тем сладостным и сонным лицом, с каким предстала перед Варнавой в Шамбале, будто бешеная мясорубка действовала всеми восемью руками, в каждой из которых находилось магическое оружие. В эпицентре творящегося danse macabre она была настоящей прима-балериной. Вокруг нее быстро образовалось окровавленное пространство смерти, попасть в которое противники не жаждали. Перед ней остался стоять только Николя, за которым догорало тело демона-павлина.
— Ты не Мать мира! — крикнул он ей, — Ты — дьяволица!
Его выпад был столь молниеносен, что она увидела только, как острие вошло в глаз тигру, который взревел и дернулся, вырвав оружие из рук художника. С торчащей из глаза рапирой зверь покатился по земле, подвывая. Кара успела спрыгнуть раньше, в прыжке метнув одной из рук странную гантель, символ которой носил на шляпе Палден. Та взвыла в воздухе, в пути превратилась в ослепительно сияющий круг, который с невероятной легкостью пролетел сквозь шею Николя, и с громовым воем устремился дальше, вскоре растворившись в небесной шири. Голова художника отлетела далеко в сторону, тело постояло несколько секунд, фонтанируя из осиротевшей шеи алыми струями, потом рухнуло рядом с конвульсирующим тигром.
Увидев жуткий конец своего предводителя, экзальтированные типы взвыли в неподдельном горе и с яростным ревом бросились на Кару. Похоже, даже ей стало страшно от их бешеного напора. Подобрав оружие, она отпрыгнула далеко в сторону и скрылась за рядами своих адептов, спешащих на помощь. Два воинства сшиблись. Бритые головы с хохолками разлетались под ударами обезумевших поклонников павшего художника. Но продолжающие неустанно повторять свои заклинания рабы Синего дрались с не меньшим энтузиазмом, так что, вскоре и тех, и других осталось немного.
— Ты видел когда-нибудь, как Люцифера изгоняют силою Вельзевула? — ехидно спросил Варнаву Аслан, поглядев на эту схватку, когда вновь выдалась свободная минутка.
— Вор у вора… — бросил тот, рассаживая очередной череп. — Пора бы уходить. У нас дела в другом месте, — продолжил, опершись на посох — противников перед ним опять не стало.
— День не кончен, — возразил Аслан, — надо выманить Дыя, чтобы не мешал нам в Шамбале.
Варнава посмотрел на Черную скалу. Его страхолюдный папаша увлекся боем, словно смотрел финал футбольного первенства мира. Нетерпеливо подпрыгивал, подбадривал сражающихся громовыми возгласами, даже хлопал в ладоши несколькими парами рук. Все три лица его жадно впились в зрелище, чтобы не упустить ни одного нюанса.
— Эй, хан сопливый! — закричал он вдруг Зургаю, — Поиграй с моими птенчиками!
С этими словами он всплеснул одной из пар рук, откуда вылетели две знакомые Варнаве огромные черные птицы со стальными клювами. С резкими криками они устремились к Зургаю. Одна налетела спереди, чтобы вцепиться в лицо, однако воин ловко схватил ее на лету и сжал могучей рукой. Раздался хруст костей и отчаянное карканье, перешедшее в дикий визг. Зургай разжал руку и на землю свалился изломанный труп человека в тяжелом одеянии из стальных блях в виде животных. Он покорячился немного и затих. Второй ворон выписывал над Зургаем круги, выбирая момент для нападения. Но в этот момент с периферии битвы раздался голос, в котором было уже очень мало человеческого:
— Артхур, владыка мой! Чашей заклинаю! Восстань!
Черный, в закопченных доспехах, еще дымящийся Ланс, стоял рядом с обугленным трупом своего коня и звал в пространство, запрокинув голову с выжженными глазами. Его вопль был столь страшен, что на мгновение остановил сражение, но захлебнулся в стоне, и рыцарь упал, чтобы больше не подниматься.
Однако призыв возымел действие. Второй ворон Дыя словно бы споткнулся в воздухе и стремительно спикировал на землю. Ударившись об нее, он вызвал бесшумный взрыв, будто потусторонний фейерверк забил на этом месте. И в сумасшедшем этом сверкании поднялся величавый воин в алой мантии и стальном шлеме, увенчанном золотой короной. Черная борода развевалась в порывах злобного ветра, тускло блистал панцирь, на который накинута была медвежья шкура, свирепая пасть зверя щерилась с плеча.
— Артхур здесь! — глухо возвестил воин, взмахнув огромным двуручным мечом. — Слава герою, что вызвал меня! Я за тебя отомщу!
— Дый! — закричал он так, что чуть не обрушил горы, — Я не раб твой больше! Время пришло!
— Раз пришло, так иду! — рухнул на него громовой ответ Владыки Шамбалы.
Он появился посередине битвы, словно был тут всегда — гигантский, страшный, безумно раскачивающий тремя головами, которые, казалось, поднялись превыше горных вершин. Все его многочисленные руки протянулись к Артхуру, который бросился в жуткие эти объятия, словно встретил давно потерянного брата. С другой стороны к Дыю с ревом устремился верховой Зургай. Остальные, опустив оружие, с ужасом и восторгом вперились в зрелище битвы титанов.
— А вот теперь пора, — произнес Аслан, хватая за пояс Варнаву, тоже бросившегося было на Дыя, — Пошли, там ты убьешь его вернее.
— Ты прав, — кивнул монах. — Веди.
Они исчезли. Событие это прошло никем не замеченным — все следили за боем вождей. Впрочем, не все: Палден внимательными раскосыми глазами углядел за рядами противников Кару, которая тоже увлеклась зрелищем. Страшный монгол злобно ухмыльнулся и достал из-под полы халата свернутый аркан. Раскрутил, метнул, да так, что тот, змеей прочертив воздух над полем битвы, безошибочно упал на прелестную головку Кары, тут же смертной хваткой сдавив хрустнувшую шею. Дива не успела издать ни звука, как неодолимая сила рванула ее по направлению к Палдену, который тянул и тянул веревку, словно тащил очень крупную рыбину. Успевшие среагировать рабы Синего пытались сдержать неумолимое это движение, но с силой волшебного оружия бороться было бессмысленно. Демоница буквально взвилась над войсками, сделала огромную дугу в воздухе, напоминая со своими восемью руками огромного паука, и, уже мертвой, приземлилось прямо к ногам Палдена, хохотавшего в полном восторге. В его руках уже был длинный кинжал. Одним движением разорвав на жертве платье, он обнажил ей грудь и глубоко всадил лезвие. Вырвав левой рукой трепещущее, исходящее паром в холодном воздухе сердце, протянул его в ту сторону, где должно было находиться вставшее уже солнце, скрытое в грязновато-красном свечении, и стал что-то ритмично выкрикивать.
Но не довелось ему закончить ритуал — у одного из выходов Шамбалы возник сам Синий. В своих нелепых желтых штанах и драгоценной тиаре, он все равно был прекрасен и достойно смотрелся среди скал, сияющих в разреженном воздухе. Но лицо его было ужасно, ибо смотрел на останки Кары, слабо подергивающиеся на окровавленном снегу. Резко подняв большой позолоченный лук, усеянный драгоценными камнями, он со стоном натянул его до предела, и пустил стрелу, с пронзительным воем влетевшую прямо в раззявленный рот Палдена, самозабвенно взлаивающий заклинания. Они оборвались, будто обрезанные ножом, наконечник стрелы показался из затылка. Страшный монгол повалился на изуродованное тело Кары, составив вместе с ней омерзительную композицию.
Но и Синему не судьба была долго печалиться о потере и радоваться отмщению. Барон, обернувшийся на эскападу Палдена, при виде кровавой развязки глухо взревел и поднял с земли увесистый камень. С очередью невнятных ругательств, среди которых преобладало слово «мать», изогнулся, как дискобол и с силой вытолкнул снаряд по направлению к Синему. Камень громко зашуршал в воздухе, мерцающей звездой направляясь прямиком в голову дива. Тот вскрикнул и рванулся в сторону с такой скоростью, что мгновенно ушел с траектории полета. Однако снаряд, словно видя цель, отклонился, нагнал жертву и с хрустом вонзился ей в затылок. Тиара слетела, брызнули кровь и мозговое вещество, Синий пошатнулся и свалился ничком.
При виде кончины обоих своих богов бритоголовые в ужасе попадали на землю, где их голыми руками
