и зубами приканчивали рехнувшиеся в конец поклонники Николая. Некоторые адепты Синего бежали к ближайшей пропасти и бросались туда, другие находили более изысканные способы самоубийства. Вскоре в живых никого из них не осталось. Но и безутешные фанатики павшего художника не захотели оставаться в живых после гибели своего кумира — все до одного скинули себя в пропасть вслед за своими врагами. Будь здесь Варнава, уж он бы произнес какую-нибудь эпитафию, но тот был уже очень далеко.
Вместо него сказал Барон:
— Мерзавец! — и плюнул в направлении синеющего трупа. — Твой прототип куда больше похож на бога, чем ты на человека!
Немного помолчав, продолжил с некоторой задумчивостью:
— Вообще-то, по-моему, это должен был сделать Зургай… Но, в конце концов, меня же считали в Стволе его воплощением, так что сие мне по чину.
С этими словами Барон вскочил в седло и вновь устремился в бой.
К этому времени битва снова стала всеобщей, обходя, впрочем, центр, где в смертельной схватке сошлись три претендента на трон Шамбалы. Там была, как выразился бы Аслан, «неразволОчная». Оба героя секли мечами, как безумные, так, что монструозное тело Дыя несло немалые потери — уже несколько отрубленных рук и пальцев валялись на снегу. Но трудно приходилось и его супостатам: Зургай потерял коня и припадал на раненую ногу, а Артхур, уже без шлема и короны, истекал кровью из глубокой раны в голове. Чем закончится дикая эта рать, сказать было невозможно — никто из троих полумерами ограничиваться не собирался.
В это время Пылающий Принц, собрав оставшихся на лошадях своих воинов и осиротевших соплеменников Ланса, повел их в атаку на левый фланг противника. К ним присоединился и Барон с конными монголами. Этот фланг упирался в бездонную попасть, куда только что летели тела бритоголовых. Держали его не летучие эйнхерии, а демоны и воины из Теней под водительством двоих Продленных. Первый, в одеждах монаха и красной шапке, был невысок, но скроен ладно. Его лицо было странно: в фас казалось грубым — носатое, губастое и слегка оплывшее, черные толстые усы по-тараканьи топорщились, щеголеватая ассирийская бородка нелепо свисала. Но стоило ему повернуться, лицо становилось тонким и резким, аскетический этот профиль мог принадлежать и воину, и поэту. Он кричал что-то повелительное на нескольких языках и пускал в наступающего противника стрелу за стрелой. Второй, рослый мужчина со светлой бородой и пустым взглядом голубых глаз, одет был в длинную серую шинель и пилотку с орлом и «мертвой головой». Сидя на мохнатой низкорослой лошади, отдавал приказы на лающем наречии, подкрепляя их взмахами длинного тонкого палаша.
Атака катафрактов Принца выглядела жутко — словно сотни стальных конных статуй пустились тяжелым маршем, который невозможно было остановить. Врубились в рои демонов и людей, пронизывая их, как горячий нож проходит сквозь масло. Будь это обычная битва, ее исход тут и решился бы. Но не все было так просто. Удары магического оружия легко пробивали доспехи и сбрасывали всадников на землю. Успех первого натиска перешел в жестокую вязкую рубку, в которой ни одна из сторон не могла достигнуть решающего преимущества. Во всеобщей неразберихе лицом к лицу с невысоким красношапочным Продленным оказался Барон.
— Яшка, это ты что ли, сукин сын?! — завопил он в величайшем изумлении, — Ну, ты и фармазон! После красных?! В Шамбалу?! Держись теперь, Симха-Янкель!
Барон пришпорил коня и налетел было на опознанного им противника, но тот мгновенно натянул большой лук и послал в атакующего воющую стрелу. Движения его были столь стремительны, что не встань в этот момент баронский конь на дыбы, стрела обязательно попала бы в цель. Однако вонзилась в грудь коня, который захрипел и повалился. Барон успел выскочить из седла и поднялся, матерно ругаясь.
— Иди сюда, морда!.. — орал он, — Сейчас разберемся, у кого кишки толще!
— Штурмбанфюрер, — крикнул Симха-Янкель своему напарнику, — держите фронт, а я покончу с этим поцем!
— Так значит, — оборотился он к Барону, — это из-за тебя погиб Учитель? Убью контру! Раздавлю, как клопа в спальне толстой тети Блюмы!
Он отбросил лук, выхватил шашку, и бросился на Барона, который встретил его во всеоружии. Скрестившиеся клинки грозно зазвенели.
В это же время Принц сшибся со Штурмбанфюрером. Его длинная легкая пика, пронзившая уже немало воинов Шамбалы, нацелилась в грудь немца, но тот завалился в седле на бок, и она прошла мимо. Штурмбанфюрер зажал ее подмышкой и попытался сломать, но Принц выпустил древко и выхватил свой массивный палаш. Противник парировал удар. Палаши скрестились у самых эфесов. Водянистые тевтонские глаза вперились в невозмутимое лицо древнего тюрка. «Унтерменш!», — злобно прошипел немец.
Бой с Дыем в это время заканчивался, и не в пользу инсургентов. Артхур сидел на земле в полубеспамятстве, а Зургай никак не мог освободиться от мертвого захвата нескольких рук Владыки Шамбалы, который тряс его и бил о камни. Однако когда он совсем уже перестал хрипеть, Артхур все же поднялся и с протяжным ревом обрушил свой меч на бедро Дыя. Тот дернулся, отпустил Зургая, тяжело упавшего наземь, и повернулся к оклемавшемуся врагу.
Одновременно с этим Барон, сделав ложный выпад, тем же движением наискось вспорол торс своего противника. Тот отшатнулся, фонтанируя кровью.
— Ибо не хрен! — проревел Барон, нанося новый удар, крестообразно пересекший след первого.
Симха-Янкель захрипел и свалился, теряя кишки из разверстой раны.
А Принц, резко отцепив свой клинок от оружия Штурмбанфюрера, крутанул палашом так, что тот образовал в воздухе полукруг, краем коснувшийся шеи противника. Голова шамбалита отлетела далеко в сторону, он завалился набок, зацепившееся ногой за стремя тело неторопливо повлекла лошадь. Принц пронзительным криком понудил катафрактов дожимать деморализованного противника. Мощный удар тяжелых конников сбросил остатки войск Шамбалы в пропасть. Спешившись, воины добивали раненых ударами кинжалов. Соплеменники Ланса отрезали головы и ловко скальпировали их.
Оба победителя повернулись к Дыю, готовые напасть. Но тут что-то новое проявилось в воздухе. Владыка Шамбалы резко остановился, словно у него где-то нежданно заболело, и стал вслушиваться в вой ветра. Как будто тот проинформировал его о чем-то очень важном и неприятном, поскольку див злобно зарычал, и, не обращая больше внимания на противников, бросился к Черной скале.
— Убивайте этих придурков! — воззвал он к своему воинству, прежде чем нырнуть в открывшиеся перед ним врата, — Я скоро вернусь!
Он скрылся с глаз в кровавом море, скала закрылась за ним, одновременно со всеми прочими входами в Шамбалу. Оставшиеся недоуменно переглянулись.
— Куда это он? — спросил Артхур, опуская меч.
— Кто его, мангуса, знает, — тяжело дыша, произнес Зургай, поднимаясь. Выглядел он неважно — рука свисала бессильно, рукав шубы намок от крови, его прорвала вылезшая кость. Вся его солидная осанистая фигура сникла от усталости и боли.
— Это малая часть его войска, — сказал Барон оглядывая сражающиеся кучки живых воинов и горы отработанной плоти.
Инсургенты явно брали верх, везде тесня противника. В воздухе почти не осталось эйнхериев — большая часть из них валялась на земле. Демоны и Тени еле сдерживали напор повстанцев.
— Однако где же друзья, которые нас сюда привели? — спохватился вдруг Барон. Похоже, давно сбежали…
— То, чем заняты ныне Владыка Дня и абай Варнава, совершается с моего ведома и одобрения, — прохрипел Зургай.
Барон явно хотел задать вопрос, но тут врата Шамбалы разверзлись вновь.
Здесь тоже начиналась весна. Снег еще лежал в распадках меж сопок, среди кедрача, но уже был изрядно побит теплом, от чего стал тусклым и мокрым, как уличный кот под дождем. В прохладной тишине разносился лишь упорный стук дятла, выбивающего скудное дневное пропитание из-под замороженной еще коры.
Аслан и Варнава осторожно пробирались среди подтаявших сугробов, ища место, где когда-то стояла палатка ссыльного из геологической партии. Не то же самое, конечно, то находилось в Стволе, куда обоим
