— Люсьен, — возразила Элис, — я уверена, что вы не находитесь в его тени.
— Конечно, нахожусь, вы говорите просто из вежливости. И всегда находился. — Люсьен остановился, выжидая, пока Элис обойдет скользкое грязное место.
— Полноте, Люсьен.
— Это так, спросите кого угодно. Существует Деймиен и тот, другой. Другой — это я. Я ничего не имею против, правда, зачастую начинаешь казаться себе лишним.
Тихо и ласково рассмеявшись, Элис подошла к нему и погладила по спине.
— Я не думаю, что вы лишний. Если это вас утешит, то я считаю, что именно Деймиен всегда будет «другим».
— Разумеется, мисс Монтегю. — Люсьен грустно усмехнулся. — Это действительно очень большое утешение.
— Вот и хорошо. — Она весело улыбнулась ему; пестрые тени от листьев играли на ее гладкой кремовой коже. — Пойдемте же.
— А вы?
— Что — я?
— Расскажите мне об Элис Монтегю то, чего никто не знает.
Она бросила на него насмешливый взгляд.
— Вы имеете в виду какую-нибудь глубокую мрачную тайну?
— Да, вот именно!
— Сожалею, но таковой не имеется.
Люсьен улыбнулся и пошел дальше, проглотив замечание — прежде чем оно сорвалось с его губ, — что у него таких тайн столько, что достанет на них обоих.
— Тогда расскажите мне о чем-нибудь хорошем. Расскажите о самом лучшем дне в вашей жизни.
— Это нетрудно. Это праздник в честь моего десятого дня рождения. Отец подарил мне мою первую лошадь. Уже не пони — это означало, что я ужасно взрослая. Там были все.
— Все?
— Матушка, отец, Филипп, няня Пег. — Элис пожала плечами. — Это был мой последний день рождения перед тем, как заболела мама.
Почувствовав в ее голосе тщательно скрываемую горечь, Люсьен резко вскинул голову.
— Что с ней случилось?
Когда она взглянула на него, у него сжалось сердце при виде ее грустной, отчужденной улыбки.
— Она была полной жизни, деятельной красивой женщиной тридцати шести лет, но однажды у нее начался кашель, который становился все сильнее и сильнее, и через несколько месяцев она уже не могла подняться по лестнице, чтобы не задохнуться. Врачи не знали, что с этим делать. Сначала они думали, что это чахотка, потом — плеврит, хотя у нее не было никаких других признаков этих болезней. Наконец они обнаружили, что это скрытая опухоль в груди, которая распространилась на легкие. Они ничего не могли сделать. Ей давали от боли болиголов, а это вызывало у нее тошноту, и только.
— Мне страшно жаль, Элис, — тихо сказал он.
— Мне тоже. Она до конца оставалась женщиной изящной, с юмором. Я все еще помню, как сидела рядом с ее кроватью и читала ей светскую хронику из «Морнинг пост». Она подшучивала над светским обществом и говорила, как великолепно я буду выглядеть, когда дебютирую в свете. — Девушка замолчала. — Отец умер через два месяца, после того как упал с лошади, на которой ему не следовало ездить, совершив прыжок, который ему не следовало совершать, в особенности выпив целую бутылку дрянного джина.
Люсьен остановился и посмотрел на нее. Она окинула его нерешительным взглядом, словно не была уверена, стоит ли продолжать.
— Дальше, — мягко подтолкнул он.
— После ее смерти папа совсем развалился. Они очень любили друг друга. Мне кажется, он был рад умереть. Я так скучаю по ним! — Она отвела глаза. — Когда я смотрю на Гарри, я до сих пор вижу их. Я так рада, Люсьен, что он у Меня есть. Я для него все сделаю… — Здесь голос ее прервался, и глаза наполнились слезами.
— .Я верю, что сделаете, — прошептал Люсьен, резко притянув ее в свои объятия. Он крепко и долго держал Элис, а бурые мертвые листья летали вокруг на ветру. Закрыв глаза, он запечатлел пылкий поцелуй на ее волосах.
В это мгновение, пока он обнимал ее, в нем произошли какие-то перемены. Он и сам не понял, какие именно. Сначала Люсьен пытался унять ее боль, а в следующее мгновение почувствовал себя так, словно кузнечный молот пробил зияющую дыру в самой большой, самой толстой стене, которую он выстроил вокруг своего сердца. Оттуда хлынул свет — живительный свет, от которого ему стало больно.
Он немного отодвинулся и обхватил ее нежное лицо обеими руками, чтобы она могла посмотреть ему в глаза. Своими большими пальцами он вытер слезы, катившиеся по ее щекам.
— Если вам что-нибудь будет нужно — что угодно, — прошептал он неистово, — я хочу, чтобы вы пришли ко мне. Вы понимаете?
— Ах, Люсьен, — начала Элис, пытаясь высвободиться.
Он удерживал ее нежно, но крепко.
— Я говорю серьезно, вам не придется быть одной. Я ваш друг и всегда буду им для вас. И для Гарри.
— Почему? — прошептала она с заметным вызовом. — Какое вам до нас дело?
Ее вопрос напомнил ему снова, что она по-прежнему не доверяет ему. Люсьен покачал головой, опять его ловкое красноречие подвело его.
— Потому что вы мне нравитесь, — просто сказал он.
— Вы меня почти не знаете.
— Я знаю достаточно. Вам не нужно прямо сейчас верить мне, Элис. Со временем вы поймете, что это правда. Пойдемте, — сказал он, заставляя себя выпустить ее из своих объятий после короткой неловкой паузы. Его потрясло, как яростно захотелось ему защитить ее от всякого зла. — Мы почти пришли.
Спустя мгновение, все еще не придя в себя от его удивительного обещания, Элис пошла за ним. Люсьен шагал перед ней по тропинке — широкоплечий, властный. Он смотрел на нее все внимательнее и внимательнее, и она не знала, радоваться этому или ужасаться. Она бы вообще не поверила его клятве верности, если бы не тот факт, что свое обещание защищать ее он распространил и на Гарри. Этого Элис никак не ожидала.
Из леса они вышли на раскисшую дорогу, которая поворачивала к кучке из пяти или шести коттеджей, стоявших неподалеку. Поднялся ветер, донесший до них гостеприимный запах печного дыма из труб. Придерживая клетчатую салфетку, закрывавшую корзину, чтобы ее не сдуло ветром, Элис посмотрела на свинцовые тучи, наползавшие с запада, потом заметила ворон, встревожено летевших по небу, которое стало унылого белесого цвета.
— Мы ненадолго, — пробормотал Люсьен. — Судя по всему, пойдет дождь.
Она кивнула. Подойдя к этой необычной деревушке, Люсьен подвел ее к очаровательному домику с белеными стенами, толстой соломенной крышей и аккуратными белыми ставнями. Он провел ее в калитку, доходившую до пояса, и дальше по дорожке, по обеим сторонам которой росли хризантемы. Потом постучал в дверь, но не стал ждать разрешения войти. Он просто открыл ее и заглянул внутрь.
— Мистер Уитби!
— А, молодой господин Люсьен, — послышался оттуда слабый, дрожащий и очень пристойный старческий голос. — Входите! И простите меня, я, должно быть, задремал.
Элис, которая попыталась заглянуть в дом из-за спины Люсьена, почти ничего не увидела — все загораживали его широкие плечи.
— Простите, что разбудил вас, — ласково сказал Люсьен.
— Ничего страшного, дорогой мальчик, ничего страшного.
— Прибыли ваши книги, — сообщил Люсьен, — и еще я привел кое-кого познакомиться с вами.
— Вот как?
Люсьен открыл дверь пошире и вошел в дом, сделав перед собой изящный жест, приглашающий Элис
