– Боже, нет! Она повернулась, – паниковал Адреналин, – сейчас она увидит, что у него все упало!
– А близняшки сказали, что ей будет особенно хотеться, чтобы ее любили и восхищались ею, – поддержал его настроение Феромон.
Билл продолжал ритмично сжимать ягодицы, несмотря на то что это не приносило никакого результата.
Эвелин наконец взглянула на его причинное место и вдруг закричала.
– Что такое? – пытался перекричать ее Адреналин.
– Что такое? – перекричал их всех Билл.
Эвелин соскочила с кровати, бросилась в ванную и стала там что-то искать. Через несколько секунд она вернулась в комнату с пинцетом в руках.
– А-аааааааааа! – зарядил Адреналин. – Я так и чувствовал, что все это было подстроено.
Эвелин наклонилась к члену Билла и при помощи пинцета осторожно отодвинула крайнюю плоть.
– А-аааааааааааа! – продолжал Адреналин.
– А-аааааааааааа! – снова перекрикнул его Билл.
– Не шевелись! – рявкнула Эвелин.
Билл повиновался, хотя Адреналин и не думал замолкать.
– И как это называется? – потребовала ответа Эвелин.
– Это не потому, что ты мне не нравишься, – начал Билл. – Дело вовсе не в том, что ты стала толстой.
– Нельзя говорить, что она толстая, идиот! – возмутился Гистамин.
– И, уж конечно, дело не в твоей беременности, – продолжал Билл, но жена его не слушала.
Она, как медсестра, держала крайнюю плоть пинцетом, оттягивая ее, и пристально разглядывала детородный орган.
– Ну, и как это называется? – повторила она.
– Мужской половой член, – невозмутимо ответил Тестостерон.
Билл, напуганный не меньше ее, посмотрел вниз.
– Почему он весь покрыт сыпью? – спросила Эвелин.
Билл долго изучал предательские гениталии, пока, наконец, не признался, залившись стыдливым румянцем:
– Не имею ни малейшего понятия.
– Сволочь, – сказал Эвелин.
Глава 16
Билл лежал на кушетке, спустив брюки и трусы. Доктор так внимательно разглядывал его пенис, что на мгновение могло показаться, что он действительно заинтересован в предмете изучения.
– Сначала он был ярко красным, даже краснее, чем сейчас. И зудел. Я уверен, что еще вчера вечером все было в порядке, – сказал Билл.
Гистамин выглядел заговорщически:
– Святая правда.
– Постой-ка, Гистамин, – сказал Феромон. – Что тебе обо всем этом известно?
Гистамин промямлил что-то, но остальные не могли разобрать, что именно.
– Нет уж, – настаивал Феромон, – ты ведь имеешь к этому отношение, не так ли?
– Нет. В смысле, да, – запутался Гистамин. – Откуда мне было знать?
– Выражайся яснее.
– Когда Билл и Эвелин рассуждали, что мужчине нет надобности мириться со своими гормонами…
– И что дальше?
– Я им пригрозил: «Я вам покажу!»
– А дальше?
– Я самостоятельно покрыл его член сыпью.
– Но Эвелин теперь думает, что он подхватил что-то от своей любовницы!
– Она не должна была этого видеть. Я хотел просто его попугать.
– Чтоб я сдох! – сказал Феромон, которому это показалось смешным.
– Это аллергия, – сказал доктор, – просто раздражение. У вас аллергия на что-то. Вы используете презервативы?
– Нет. Но я в любом случае рад. Вы думаете, оно пройдет?
– Это может быть связано со сменой стирального порошка. Я выпишу вам мазь, – доктор начал заполнять рецепт, но вдруг снова взглянул на Билла, который как раз раздумывал, не следует ли ему пожаловаться врачу на другие симптомы, появившиеся у него в последнее время.
– Не будь смешным, Билл, – закричал Феромон. – Ты мужик, ты не должен так вот просто рассказывать врачам о своих проблемах со здоровьем!
Но было уже слишком поздно. Доктор почувствовал, что Билла что-то волнует:
– Вы не часто к нам заглядываете, Билл, вот что я вам скажу. Но раз уж вы пришли, почему бы вам не измерить артериальное давление и не обследоваться?
Когда Билл вернулся в контору, гормоны все еще продолжали выяснять, кто из них в ответе за то, что доктор назвал «существенными отклонениями от нормы». Давление оказалось «слишком высоким для его возраста», в груди определялся застой, имелись все основания полагать, что он страдает от депрессии и стресса, а жалобы на зуд в анальном отверстии подтолкнули доктора к диагнозу либо геморроя, либо глистной инвазии. Нарушение же стула, по словам доктора, требовало последующего углубленного обследования в условиях стационара. Даже гормонам было ясно, что это значило.
– Так он теперь как, болен что ли? – спросил Тестостерон.
– Мы можем винить только сами себя, – рассуждал Гистамин.
– Не наша вина, что мы живем в такое напряженное время, – возражал Феромон.
– Точно, – продолжил Адреналин, – мы затеяли интрижку, подвергли его стрессу, чтобы он снова закурил…
– …И синдрому раздраженной кишки, – добавил Гистамин.
– А ты наградил его сыпью. Все это время Билл боялся, что его сократят, потом он узнал, что станет отцом, потом он сам должен был выбрать, кого уволить, затем эта связь с Кейли, бардак в компании, разборка с Алексом, ссоры с Эвелин, разбитая машина…
– Остановись, – умолял Адреналин, – я завожусь от одной мысли обо всем этом.
– Точно! – закричал Феромон. – Достаточно!
– И ему не с кем всем этим поделиться, – заметил Гистамин. – Неудивительно, что у него подскочило давление.
– Так что мы не виноваты, что он болен.
– Вовсе нет.
– Все дело в том, что он не может поделиться своими переживаниями. Прошло сто лет с того дня, когда он последний раз спрашивал Эвелин о ребенке.
– Но ведь он – мужчина, а мужчины не болтают о всяких глупостях.
– Это почему? – спросил Адреналин.
– Никто не знает. Давайте просто воспримем это как факт, – ответил Феромон. – Он разговаривал о ребенке с Эвелин задолго до того, как мы обсудили это с близняшками.
Билл около часа молча сидел за столом. Мария и Тони понимали, что что-то стряслось, хотя бы потому, что сегодня во второй раз за последние полгода стихли звуки непрекращающегося ремонта.
– Я знаю, что это прозвучит дико, – неожиданно сказала Мария, – но, пока Алекс болен, они хотя бы не будут никого увольнять. Не теперь.
Это было первым упоминанием имени Алекса в присутствии Билла за последнее время – верный признак того, что Билл совершил какую-то оплошность, хотя это и не обсуждалось. Мария хотела сказать что-то еще, но смолчала, потому что в комнату вошли уборщики помещений – беременная женщина лет двадцати и нахальный мужичонка за пятьдесят. Они коротко поздоровались с присутствующими и включили пылесосы. Теперь при разговоре приходилось кричать.
– Какого черта сегодня прислали уборщиц? – спросил Тони.
