Средь сонма звезд, бледнеющих пред ним.
Он солнцем стал, и от его дыханья
Лилось тепло, лучами исходя;
И взор его блистающий и жгучий
Проникнул в рощи сквозь густые кедры,
Затрепетал на зыби океана
И сжег пески безжизненных пустынь.
Он, из зерна пшеницы вывел колос,
Из желудя – величественный дуб,
Душистым соком брызнул в ананасы
И отвердил кокосовый орех.
Но вот однажды воздух, утомившись
Тяжелым зноем, стал сбирать от моря
И от озер, разлившихся широко,
Прохладный пар, и быстро беглый ветер
Сгустил пары в седые облака;
И облака сплотились грозного в тучи,
Диск солнечный скрывая от людей.
И не могло пробить лучами солнце
Воздушную броню тяжелой тучи
И с горькою воскликнуло досадой:
“Бессильно я пред тучею бродячей!
О небеса, зачем я только солнце,-
Не лучше ль быть властительницей-тучей!”
И небеса услышали молитву…
И раз, зашедши алою зарею,
Наутро солнце разлилося в тучу.
Как черное руно овцы гигантской,
Седая туча двигалась по небу
И ткала тени в воздухе сгущенном,
И двигала сердито главы пальм.
И вот она нахмурилась ужасней:
В ее волнистых змеевидных складках
Сверкнул язык мигающей стрелы,-
Так блещет взор из-под ресницы грозной…
И грянул гром, и звучно град запрядал,
Клоня колосья рисовых полей.
Взметнулась пыль по вспыхнувшей пустыне,
Надулися зоба челнов крылатых,
Запенилися воды океана;
И стаей львов серебряных с рычаньем
Они ползли к задумчивой скале,
Которая спокойно возвышалась
У берегов разъяренного моря,
Как бы смеясь над бешенством волны.
И вспыхнула суровее стихия,
Увидя мир скалы непобедимый,
И, как котел, огнями разогретый,
Метнулись волны злые океана
И на скалу с размаху набежали,
Но не могли слизнуть они скалу.
И, в бешенстве раскатываясь громом,
Сказала туча в зависти дрожащей:
“О небеса! зачем я не скала!”
И небеса услышали молитву…
Медлительно умчавшаяся туча
Проснулася гранитною скалою.
И вот скала, в оцепененьи смутном
Вперивши взор на землю и на небо,
Заметила, что у ее подножья
И день и ночь какое-то созданье,
Едва-едва заметное вершине,
Стучит тяжелым молотом, как будто
Добиться слова хочет от гранита.
И чувствует скала, что с каждым годом
Она худеет, что гранит подножья
Болит от ран, что с каждым днем слышнее
И тяжелей удары молотка.
И думает скала в оцепененьи:
“О небеса, зачем я прозябаю!
И, чувствуя у ног своих тяжелых
Ужасного врага, я не могу
Ему ответить местью роковою!
Меня не в силах сокрушить прибой;
Могучих волн не в силах уязвить
Живучие и злые крокодилы,
Лизавшие гранит моей подошвы;
И коршуны, воздушные тираны,
Не в силах грудь мне расклевать, а это
Ничтожное и злое существо
Меня с годами силится разрушить…
О небеса! зачем я не оно!”
И небеса услышали молитву…
Проснулася скала – каменотесом
В убогом шалаше на жестком ложе.
Лучи зари приветно проникали
Сквозь желтую солому ветхой кровли,
И вспомнил всё седой каменотес.
Он вспомнил дни, когда он, недовольный,
Завидовал могуществу и славе.
Как был царем, и тучею, и солнцем,
Как, наконец, дремал скалой недвижной
И как опять он стал каменотесом.
И, вспомнив все, он труд благословил;
И, молот взяв в мозолистые руки,
Промолвил он с задумчивой улыбкой:
“У каждого могущество свое!”
СТАРЫЙ ДУБ
