Остров Мадалина был плоский, с двумя-тремя цепочками скал, а так – песок да галька. Они быстро прошли его весь с востока на запад и на самом западном краю обнаружили невысокий обрыв. На четвереньках поползли вдоль края, ощупывая камни внизу, и вот она – корабельная цепь!
Себастьян выпрямился, глубоко вздохнул и перекрестился. Потом трижды сплюнул через плечо, лег на живот, потянул за цепь и…
– Не идет. Не выбирается никак. Застряла.
– Дай я, – сказала Магдала. Она поддернула джинсы, оттеснила Себаса в сторону и уперлась крепкими ногами в скалу. Попыхтев немного и повозив рукой в глубине расщелины, Магдала высвободила цепь, потянула за нее, Себас ревниво перехватил ржавые звенья:
– Давай сюда… смотри, какая старая, еще порвется, поранишься.
И на свет белый и золотой явился после стольких лет сундук Бонинчи.
Он был небольшой и не слишком тяжелый. Замок сбивать не пришлось: синьор Антоний аккуратно прикрепил ключ сбоку.
Сокровище внутри сундука было упаковано в старый мешок, под которым угадывался другой ящик, поменьше. Магдала и сообразить не успела, что к чему, как Себас легко разорвал трухлявую мешковину, откинул крышку и… И обернулся. Лицо у него было сияющее, нежное, как у херувима в соборе.
– Вот! Смотри!
– Что это?
Сокровище шуршало и шелестело. Оно было обернуто в тонкую полупрозрачную бумагу – Магдала такой никогда прежде не видела. Сокровище сверкало – но не блеском золота или драгоценностей, а тонкими красками, мягким бликом на гладкой поверхности лучшего в мире фарфора.
Пират-чревоугодник и клад оставил чревоугодничий: одну за другой молодой Перейра доставал из ящика легкие, как сон, плоские тарелки – с красавицами, волами и кленовыми листьями над быстрой водой. Пошарил поглубже – и вытащил мешочек, довольно тяжелый.
– Эх, штаны надела, и куда прикажешь высыпать? – проворчал он, растягивая кожаную завязку, разгрызая зубами неподатливый узелок. – Ладно, подставляй руки, что ли, посмотрим, что это!
Магдала подставила ладони ковшиком – и едва удержала высыпавшиеся в них тяжелые странные штуки и текучие цепочки, какие-то солнечные капли и живые брызги.
Она выронила половину на камни. И Себас с криком кинулся рыться и разбираться, что к чему.
Через минуту оба кладоискателя хохотали как безумные.
– Вииилка, – заливалась Магдала, тряся в ладони изогнутую, словно змея, глотающая свой хвост, серебряную, черненную от старости вилочку.
– Колокольчики, смотри.
И впрямь, крошечные ликерные рюмочки, с наперсток величиной и формой почти такие же, а в днище впаяны тонкие серебряные крючки, а к ним изнутри подвешены язычки, да не язычки это, а заостренные серебряные лопаточки – от кофейных ложечек, нет, меньше, небось от тех, которыми накладывают редкие яства. Динь-дон! Динь-дон! Десертные ложки, скрученные в причудливое ожерелье, диадема из половника, медальон из двух суповых ложек, похожий на раковину, а в нем – настоящая жемчужина, но не белая, а облачного, серого цвета.
– Надо же! Надо же было так приборы испортить! – сквозь слезы и смех говорил Себастьян. – Ну додумался – красоты такой налепить… Дай-ка руку, а Магдала? – И он, все еще смеясь, надел ей на запястье бывшую вилочку. – Смотри какой браслет!
– Ну да. – Магдала поглядела. И впрямь, если не знать, что это старая серебряная вилка, только тут подрасплющена, там зубцы выгнуты волной, так и нипочем не подумаешь, браслет да и только. – Нет, подожди, это уже мне не идет, и вообще… я сама.
Пока Магдала перебирала смешное это богатство, Себас перевел дух и снова зарылся в сундук. Обернулись друг к другу почти одновременно:
– Вот!
Только у нее это были серьги-«колокольчики», а у него – туго скрученные трубкой какие-то бумаги.
– Что? Еще карты?
Себастьян осторожно развернул находку…
– Не, это… слушай, это рецепты! По-моему… Ну да! Возьмите добрую жирную индейку… Святая Клара с пирожками, да их тут десятка три!
– Это, видно, у него в книгу не вошло, – заметила Магдала, вынимая свои «гвоздики» с бирюзой и вставляя на их место «колокольчики». Серебро тонко звякало о стекло. Серьги были очень тяжелые. – Слушай, какой удачный клад, прямо для тебя.
Повар кивнул. Вид у него был ошалелый.
– Ну да… Я думал – деньги, золото… ну что золото, когда тут…
– Ну, золото тоже есть. – Магдала подтолкнула носком башмака рассыпавшиеся среди бывших столовых приборов монетки. Было их немного, и были они, в самом деле, золотые.
– А, это не клад… Вот сокровище где. – Перейра прижал к груди пиратские рецепты. – Я все думал – как же я миссис Розе книгу-то отдам, это же какие рецепты пропадут, думал, буду уходить, вымолю ее себе. А теперь и просить не надо. Смотри, что мне, выходит, досталось: посуда – да ей цены нет, и книга поварская!
– И это все тоже. – Магдала поддела пальцем украшения. – Это не иначе как поваровой жене приданое.
Себастьян залился румянцем.
– Скажешь такое… откуда у меня жена?
Магдала лукаво прищурилась.
– Да кто же тебя знает? Видишь, как синьор Бонинчи – будто на обзаведение тут все сложил, и хозяину польза, и хозяйке красота.
Смущенный этими шутками, Себас поднялся и принес из лодки кухонную корзинку. Они ели лепешки с сыром, и персики (косточку Магдала сунула между камней и подумала – а вдруг прорастет, вот было бы забавно), и шипучего апельсинового вина налили в пластмассовые стаканчики.
– Ну, за мечты! – сказал повар, чокаясь с Магдалой. – Чтобы сбывались!
Магдала зажмурилась и глотнула кипучего питья. Сбывшимися мечтами, золотом нарисовался мир – маленький остров, красные камни, рыжий крупный песок, фарфоровый клад в сундуке и кроме них двоих – никого больше посреди теплого золотого моря…
Открыла глаза, потому что там сияло все слишком сильно – не вздохнуть.
И тут не вздохнула – так близко были глаза его, теплая, не успевшая еще огрубеть щека – Магдала успела подумать: «Как персик… и точно же…»
Он первый вздохнул.
И погасил свет в глазах.
И отодвинулся.
– Ты прости, пожалуйста, Магдала… – он вдруг и голос потерял, говорил хрипло, будто не легкого вина выпил, а капитанского страшного виски. – Я тут ничего такого, на самом деле…
Магдала же и сказать ничего не могла. Так и сидела с полупустым стаканчиком в руке.
– Ну… жены у меня нет… но девушка-то есть!
Он швырнул свой стаканчик в песок, словно злился на всех – на себя, на ту девушку, на горячее солнце над Мадалиной, кружившее голову.
Магдала же сидела, тихая, как кухонный ледник.
– Я же не могу, – страшным голосом сказал он, глядя вбок. – Ну вот не могу. Ты… А я… Я ей обещал. Она ждет. Что я вернусь.
Магдала помолчала еще немного. Внутри перестало все колюче переворачиваться, все уже провернулось и теперь стояло неподвижно.
– Хорошая девушка-то? – спросила она и сама удивилась – до чего выговаривается гладко, будто ей все равно.
Себас кивнул.
– Ну так чего ж тогда говорить? Вот повар, – она усмехнулась, отпила глоток, не поморщилась от ста
