Пресс-папье

«пространство», как мы довольно причудливо называли его в те дни. Театр занимал Г-образное помещение, именовавшееся «Игровым залом», ему требовались новые пьесы, и по наущению этих студентов-антрепренеров я за время долгих каникул 1980 года написал «Латынь! или Табак и мальчики», если воспользоваться полным ее названием.

Как это ни странно, форма пьесы оказалась наименьшей из моих забот. Я давно уже решил, что было бы интересно сочинить пьесу, в которой к сидящим в зале людям обращались бы со сцены так, точно они – ее персонажи, а затем, всего лишь изменив освещение, вдруг воздвигали перед ними «четвертую стену» театральной условности,[218] мигом обращая их из участников пьесы в ее зрителей. Избирая же в качестве темы английскую приготовительную школу, я следовал простому правилу, принятому алгебраистами и романистами всего мира: «Что знаешь, то и пиши». А приготовительную школу я знал. В одну из них, теперь, увы, закрытую, я переселился из дома, когда мне было семь лет, а позже, за год до поступления в университет, преподавал в другой.

Мне было бы очень неприятно, если бы вы решили, что Чартэмская школа, locus[219]«Латыни!», в каком-либо смысле очень напоминает одно из этих почтенных, причудливых заведений. Ничего подобного. Сочинение «Латыни!» было скорее экспериментом по части техники театра и комедии, сочетавшимся с не вполне зазорным для студента желанием шокировать публику. Смерть, гомосексуализм, кровосмешение, садизм и тэтчеризм – все они годами и годами гордо выводились драматургами на сцену, и чувства, внушаемые ими театральной публике, несколько притупились, она уже не впадает в ужас, какой могли бы вызывать эти явления, а вот педерастия, надеялся я, еще способна породить содрогание нескольких нервных узлов.

Если у вас появится желание вникнуть в тщательно проработанный подтекст пьесы, чтобы написать затем пару статей о театре и искусстве вообще для вашего приходского журнала, вы, возможно, соотнесете имя «Доминик» с латинским dominus[220] (или шотландским dominie[221]) и отметите анаграмматическую связь между именем «Руперт» и латинским puer,[222] от которого мы произвели – и правильно сделали, скажете вы – наше puerile.[223] Быть может, вы также заметите инициалы Руперта, «Р. К.»,[224] и то обстоятельство, что подделку Доминика разоблачает во второй половине пьесы монах-доминиканец.

Возможно, то, что пьеса производит впечатление апологии как ислама, так и кое-каких чувственных обыкновений, все еще распространенных в мусульманских странах, покажется в наше истерическое время даже и уместным. Правда, это как раз те вещи, которых я совсем не знаю. Я знаю лишь, что и сочинение этой пьесы, и ее исполнение в Кембридже и Эдинбурге доставили мне колоссальное удовольствие, и желаю вам получить хотя бы четверть оного, когда вы увидите ее на сцене. Valete.

Латынь! или Табак и мальчики Пьеса в двух неестественных актах, написанная Стивеном Фраем

Действующие лица

МИСТЕР ДОМИНИК КЛАРК, школьный учитель двадцати с небольшим лет

МИСТЕР ГЕРБЕРТ БРУКШОУ, школьный учитель без малого шестидесяти лет

БАРТОН-МИЛЛС

КАРТРАЙТ (свидетель обвинения)

КАТЧПОЛ

ЭЛВИН-ДЖОНС

ФИГГИС

ХАРВИ-УИЛЬЯМС

ХОСКИНС (отсутствует)

ХЬЮЗ

КИННОК

МЭДИСОН (обречен на учебу в Итоне)

ПОТТЕР

СМЕТВИК (брр!)

СПРЭГГ

СТЭНДФАСТ

УИТВЕЛЛ (олух царя небесного)

Действие пьесы разворачивается в приготовительной школе для мальчиков Чартэм-Парк, Хэмпшир, Англия. Время действия – сегодня. Пьеса может даваться с антрактом. Продолжительность действия без антракта – около 1 часа.

Стоит пояснить – для тех, кто не знаком с системой приготовительных школ, – что приготовительная школа представляет собой частную школу для детей 7—13 лет, которых она подготавливает к учебе в школе «публичной» (каковая является, разумеется, частной школой для детей постарше, – таковы Итон, Регби, Уинчестер и т. д.). В тринадцать лет ученики приготовительной школы сдают экзамен, именуемый «общим вступительным», ОВ, по результатам которого определяется, пригодны ли они для учебы в публичной школе. Некоторые публичные школы принимают лишь тех, кто набирает на этом экзамене большое число очков (65 и более из 100), другие удовлетворяются мальчиками менее интеллектуальными. Упомянутый в пьесе Эмплфорт – это известная католическая публичная школа, находящаяся в графстве Йоркшир.

Акт первый

Школьный класс. Сцена – это подиум учителя, зрительный зал – собственно класс, в котором сидит публика, она же – ученики. Декорации просты. В центре сцены стоит стол, за ним кресло, за креслом школьная доска. Где-то на сцене – еще одно кресло. Имеется также дверь, одна, – слева или справа, неважно. На столе – стопка тетрадей, коробка с мелками, губка для стирания написанного на доске, пепельница и пачка сигарет «Собрание Жасмин» или каких-то других – сорта, скорее, женского. Было бы неплохо за несколько часов до начала спектакля сварить в зале некоторое количество капусты и пожарить печенку с луком, дабы зрителям ударил в носы echt [225] запах школы. Можно также разместить на сцене и другой реквизит, создающий атмосферу обветшалой, традиционной английской приготовительной школы.

Когда в зал впускают зрителей, ДОМИНИК КЛАРК уже сидит за столом. Он быстро и раздраженно выставляет в тетрадях оценки – тремя шариковыми ручками разных цветов. Это молодой человек, худощавый, немного женственный. Одет в серые брюки и красновато-коричневый свитер с треугольным вырезом, на спинке кресла висит зеленая вельветовая куртка. Голос его, когда он обращается к ученикам, звучит отчетливо и резко, однако в обычном разговоре становится более молодым. В жестикуляции участвуют только предплечья – от локтя и выше руки почти неизменно остаются прижатыми к бокам, создавая ощущение некой извращенности и несговорчивости.

ДОМИНИК бросает взгляд на часы, встает и начинает говорить. Свет в зале остается включенным. Запоздавших зрителей он может встречать импровизированными репликами или той, которая обращена чуть ниже к ПОТТЕРУ и СТЭНД-ФАСТУ. Зрители – это его ученики, и актеру следует делать паузы и произносить слова роли в полном согласии с тем, что представляется ему уместным для данной публики. В идеале ни одно из представлений пьесы не должно походить на другие. В первой сцене с шестым «Б» актер может добавлять и выкидывать реплики ad libitum[226] – при условии, разумеется, что она закончится той, за которой следует появление БРУКШОУ.

ДОМИНИК. Ну хорошо, садитесь. Хьюз! Лицом ко мне, мальчик. Тишина там, сзади! Харви-Уильямс, я что сейчас сказал? Я сказал – тишина!. Ну вот и заткнитесь! Прохвост. Итак… а, Поттер и Стэндфаст, и где же это вы были? Интересно, мы звонок почему-то услышали, все, а что приключилось с вами? (Совсем тихо.) Если бы я ОРАЛ на вас, ваш слух, наверное, обострился бы. Садитесь. Йеху. Сядьте прямее, Элвин-Джонс, что за разнузданность. И если я увижу во время урока, что вы опять в окно смотрите, получите Минус. Так, хорошо. Картрайт, что там у вас