ФАНТАЗИИ В МАНЕРЕ ЗЕРО
(ГОРОДСКОЙ БЕСТИАРИЙ)
Бальтазар был волхвом и царем. Он прибыл из Африки, был черен, прекрасен собой и юн и Младенцу подарил золото. А что такого, в Африке золота завались, там алмазы валяются по дорогам, забиваются в сандалии, их вытряхивают оттудова, чтобы при ходьбе не мешали. Бальтазар из всех трех был самым простым и самым мудрым. К тому времени как Младенец вырос, кто воскурил тот ладан, куда девалась та смирна? А золото всегда нужно, особенно ежели кто бедно живет, ведь вот оно как, даже тележки не было, ничегошеньки не было. Молоко им и то пастухи принесли. Вот тут-то Бальтазарово золотишко и пригодилось поди. А смирна ваша — да тьфу на нее совсем!
И тогда Беренгарий, не желая спать и поэтому обижаясь на бабушку, спрашивал: а чего ж вы меня не назвали Бальтазаром? Я бы тоже был богатый! «Спи, — говорила бабушка, укрывая его потеплее и задувая свечку. — Спи, чего выдумал. Как отец велел, так и будешь, да поди и среди Беренгариев богатые были».
Бабушка и подумать бы не могла, как высоко поднимется ее Беренгарий. В отличном кафтане горохового цвета, с белым кружевным галстухом, чинной походкой идет он к месту службы — господин студент, сочинитель, умница, по средам и пятницам преподает математику и историю детям Густава Отто Фогеля, редактора журнала «Цветы досуга», где время от времени появляются солидные или легкомысленные статьи, все зависит от того, что за подпись стоит под ними. Бальтазар Ф., пожилой и основательный, предпочитает рассуждать о вопросах вечных, фундаментальных, слегка коснуться острых политических новостей, чуть-чуть намекнуть на тайные проблемы сильных мира сего, но вообще-то простая душа и держится в русле спокойных увещеваний. Франц Б. ветреник, забавник и кокетка, порой не брезгует и стихами, он учит красавиц, как быть краше, а мамаш — как не жалеть о миновавшей поре молодости. Но все вполне благопристойно, господин редактор весьма дорожит репутацией журнала. Есть еще один человек, благодаря которому Беренгарий не бедствует, — это Вальтер М., но его сочинения здесь не в почете, если даже они где и продаются, то исключительно из-под полы. Вальтер М. появляется редко, его основной интерес — пикантные сцены между дамами и кавалерами, иной раз между кавалерами и кавалерами, живое и бойкое перо его отчасти сродни одному французскому сумасброду, любителю шпанских мух и сомнительных наслаждений. Фантазии Вальтера М. порою публикует почтенный опрятный господин, он же передает прелестные конвертики с гонораром и каждый раз шутя просит автограф на квитанции. Он же извещает Беренгария о времени, теме и размере очередной порнографической повести, выражает надежду, что работа будет сделана аккуратно и в срок, как обычно.
Беренгарий поспешает на занятия с детьми, их трое: два сына редактора, погодки, смышленые и резвые подростки, да их приятель, сын государственного советника Крюгге. У стены жмется сморщенное коричневое существо в полосатой юбке и кофте с капюшоном, накинутом на голову. Существо сидит на полотняной табуреточке. Перед ним в глиняный сосудец напиханы наивные самодельные букеты. Мелкие поздние карлики-астрочки, такие же озябшие уродцы, как сама цветочница. Существо провожает Беренгария тусклым, почти безжизненным взглядом. Беренгарию ее смутно жаль, он даже думает, будет ли уместно бросить ей монетку или лучше купить букетик на обратном пути.
Ученики привычно пытаются улизнуть от уравнений, сажают кляксы и ноют, как наскучил им список императоров Священной Римской империи. Беренгарий строго смотрит на них, дети почтительно сникают. По окончании занятий, когда мальчики уже довольно вкусили от древа познания, господина студента просят пожаловать откушать кофею, что означает, что после почти семейного чаепития Беренгарий и редактор уединятся в кабинете, чтобы выкурить трубку-другую. Там же, среди клубов душистого дыма, за чашкой кофею либо душка Франц, либо господин Бальтазар получат заказ на статью, а кто именно — будет видно исходя из общей картины мира и очередной концепции журнала.
Беренгарий покорно глотает горячий несладкий кофе по-турецки, кивает и время от времени вставляет в приятную беседу пару слов, чтобы не быть уж совсем безгласным. Обычно господин редактор смакует божественный напиток и добродушно благословляет католического папу Климента за то, что тот когда-то благословил кофе, вот и от католиков есть польза. Господин студент традиционно улыбается традиционной шутке. Но сегодня Густав Фогель озабочен и даже несколько уныл. Он всерьез обеспокоен положением дел. Трудные времена, похоже, развлекать людей уже не так легко, как прежде. Чем бы таким позабавить нашу старушку публику, не придумаете ли, юноша? Журнал не должен лежать мертвым грузом по кофейням и почтовым станциям. Журнал не должен повторять то, что и так всем известно. Вот же весело было во время войны: любые новости расхватывали, как горячие пирожки, покупали и не жаловались, даже если пирожок оказывался слегка подсушен или вообще зачерствел. Что и говорить, люди любят, чтоб их пугнули хорошенько. Упаси нас бог от повторения этих ужасов, а все же один рассказ об осаде Дрездена всколыхнул все наше мутное болотце. Но как же мы сейчас сможем убедить этих гусынь и гусаков тратиться на наш альманах? Господин редактор смотрит на студента и своего автора с яростным ожиданием ответа. Беренгарий несмело отпивает глоток померанцевого ликера и спрашивает: «Может, писать гороскопы? Я бы мог отыскать сведущего…»
Больше он ничего сказать не успевает. Редактор обрушивается на него со всем негодованием. Как, неужели господин Беренгарий столь низко ценит его журнал, что собирается всерьез предположить такую вульгарную идею? Нет-нет, в жизни такому не бывать! Может, он предложит в «Цветы досуга» еще серию репортажей о жизни фей? Патентованное средство для волос от фрау Рапунцель или что-нибудь в этом роде? Беренгарий смущен и уничтожен, он пытается что-то сказать в свое оправдание, свести дело к шутке. Вечер испорчен, ничего не поделаешь. Он спешит откланяться, редактор Фогель сухо кивает ему, но под конец все же меняет гнев на милость и просит господина Беренгария подумать об обзоре последних книжных новинок. Ну так, посолиднее, вы меня понимаете? И без нянюшкиных сказок, мой дорогой. Никаких ундин и прочих астрологических бредней.
В кофейне днем безлюдно и тихо. Беренгарий садится у широкого окна, подле занавесей цвета пюс, и, пока несут чашку весьма сладкого кофия со сливками, наблюдает, как по мостовой суетливо семенит местный злой гном. Гнома зовут господин Венцель, кажется, он кем-то служит в суде, он взмахивает руками, его личико дергается от нервного тика, он оборачивается к окну и впивается взглядом в студента за стеклом. Некоторое время господин Венцель сверлит взглядом Беренгария, и отчего-то того кидает в холодный пот. Неприятные мутные глазки гнома будят тоску и неуверенность. Отвесив издевательский поклон, гном скрывается в кабачке «У желтой розы» на той стороне улицы, там пьют и играют в карты, господин судейский — известный завсегдатай этого злачного местечка. Там-то никто не станет читать их альманах, скорее гривуазный Вальтер М. будет там в почете. Наконец-то принесли кофий, но Беренгарий уже и не рад. Он смотрит на пустую улицу, серый туман, озябшую буро-рыжую собаку, что свернулась на мостовой утлым калачиком. Здесь, за стеклом, тепло и уютно, приятно пахнет свежесваренным кофием, плюшевое кресло податливо льнет и пружинит под телом. Хотелось бы посидеть, смакуя напиток, неспешно обдумать, чем порадовать господина редактора, но в голове, как неприятная нахальная мелодийка, застрял цепкий взгляд и шутовской поклон пьяницы Венцеля. Кофий невкусен, несмотря на щедрую добавку сливок и сахару, верно, этот нахал судейский сглазил бедный напиток, — несносный наглец, любитель пуншу и крепкого скверного табаку. При мысли о табаке щиплет гортань и к горлу подступает легкий спазм. Делать нечего, дружище, сейчас ты расплатишься и неминуемо выйдешь в сырые сумерки. Как же рано темнеет в ноябре, боже мой! Судейский и думать забыл про студента, тянет винцо и хохочет в подвальном кабачке со своими дружками, кривляется и дергает глазом. Беренгарий в десятый раз перелистывает «Цветы досуга», силясь почерпнуть вдохновение в удачах прошлого полугодия. Случайно оторвав взгляд от страницы, он замечает девушку, идущую по улице. Внезапный порыв ветра раздувает ее тонкую шерстяную шаль с бахромой, и в подступающих серых сумерках бирюзовая ткань колышется вокруг, как морские волны. Беренгарий с удовольствием любуется случайной незнакомкой. Из-под шляпки выбиваются длинные светлые локоны, по краю шали вышит узор из серебристых рыбок и жемчужниц. Шаль случайно зацепилась,
