Командир возьми да откинь драпировку с грузовика. Оказалось, стенки подперты ящиками с минами., Плясали на минах! Актерам стало не по себе, а командир протянул им мелок:
— Распишитесь на минах. От вашего имени пошлем в подарок фашистам!
Дрожали, но расписывались.
В тот же Первомай Гафур Гулям беседовал с пленным гитлеровским офицером. Вот запись, сделанная мною тогда же, по свежему следу:
Гафур Гулям. Что заставило вас поднять против нас оружие?
Офицер. Меня мобилизовали и отправили на фронт.
Г. Гулям. А как далеко вы думали пройти в глубь нашей страны?
Офицер. До тех пор, пока командование не приказало бы нам остановиться.
Г. Гулям. Вот я узбек. Вы знаете такую республику, такую страну — Узбекистан?
Офицер. Нет, не слыхал.
Г. Гулям. Ну а Туркестан? Про Туркестан… про такую страну вы слыхали?
Офицер. Это где турки живут?
Г. Гулям. Нет, зачем же турки… Гораздо восточнее…
Офицер. Нет, не слыхал.
Г. Гулям. Ну хорошо, а про Баку вы слыхали, знаете?
Офицер. Знаю.
Г. Гулям. И про Индию знаете?
Офицер. Знаю.
Г. Гулям. Как вы думаете — между Баку и Индией есть какое-нибудь пространство?
Офицер. Вероятно, есть.
Г. Гулям. Ну вот, как раз на этом пространстве и находится Узбекистан — республика, в которой я родился и вырос. Что же, вы думали захватить и нашу республику, добраться до нас?
Офицер. Если бы приказало командование.
Г. Гулям. А что бы вы тогда сделали с нами, с нашими семьями?
Офицер. То, что приказало бы командование.
Г. Гулям
Офицер. Если бы приказало командование, привезли бы.
Г. Гулям
И отступлю еще на двадцать с лишним лет назад. Мне попалось как-то в архивах старое заявление, его энергия и поэзия пленили меня:
И надпись на письме, сложенном треугольником: «Прошу товарища почтальона, как родного брата, передать в рабоче-крестьяскую инспекцию».
Романтическое было время. На первомайских демонстрациях в Ташкенте в начале двадцатых годов на транспарантах, что несли над головами, можно было прочесть: «У мастера в руках и снег горит!», или «Правда светлее солнца»: кто что придумает, то и писали. Советские воины, безвестные Титы Семочкины, с первого дня революции знали, за что сражались: на туркестанском фронте «за свободную грамоту всех народов».
В праздник хочется, чтобы не омрачало ничто. И все же тень омраченности коснулась меня в тот миг, когда над городом понеслись праздничные самолеты. Вспомнил одну из самых грустных историй, свидетелем которой был здесь.
Тень птицы
В юности, бывало, ходил на охоту. Не раз доводилось видеть: выстрелишь в летящего селезня, и он, если ранен смертельно, вдруг начинает стремительный взлет вверх и уже оттуда, с высоты, камнем падает вниз. Что-то похожее произошло в Ташкенте с человеком, летчиком гражданского флота. Фамилию не стану называть, назову первой пришедшей на ум — Ваничкиным.
Дело было среди дня, я вышел из киностудии на Шейхантауре. На улице Навои было изрядно милиционеров: напротив, на стадионе «Пахтакор» шел интересный футбольный матч. Только сделал три шага, как над головой, задевая колесами макушки тополей, срывая с них ветки и листья, бреющим полетом пронесся самолет, показавшийся мне гигантским.
Не успел сообразить что к чему, как опять его увидел. Вдалеке из-за крыш самолет (теперь было ясно видно — двухмоторный) круто взлетел вверх, поднимаясь все выше, и потом сверху, с огромной высоты пикирующим полетом… вниз!
Улица, ахнув, замерла. Все, задрав головы, остановились.
Самолет исчез за деревьями. Закрыл глаза, ожидая эха далекого взрыва, а когда глянул, опять его увидел: он взлетал ввысь. Успокоился, решив — учение особого рода — и сел в подъехавшее такси…
Спустя некоторое время мне рассказали об этом полете, все оказалось и обыденней и трагичней, чем предполагал.
Жил в Ташкенте летчик Ваничкин — ас Отечественной войны, грудь в орденах! Пришла победа, стал служить в гражданском флоте: один из лучших пилотов, исполнительный, дисциплинированный, летал на международных линиях, последние годы на трассе Ташкент — Кабул.
Время идет, человек стареет. Настал день, когда Ваничкина вызвали в управление и сказали: увольняем на пенсию. Был в отчаянии: чувствовал себя в расцвете физических сил, летать бы и летать! Трудно человеку, привыкшему летать, внезапно остаться без крыльев.
Напрасно ходил по начальству, ссылаясь на заслуги. Мягко улыбались и разводили руками: «Возраст!.. На том аудиенции и оканчивались. Что было хуже всего, в управлении не нашлось никого, кто поговорил бы сердечно, обласкал, подумал бы
«Списали? Кончился? Не гожусь? Так нате вам! Пусть весь Ташкент посмотрит! Увидит!» И началось неслыханное. Огромный Ил-14, сделав круг, плавно опустился и бреющим полетом понесся вдоль главных улиц над самыми крышами (тут-то я его и увидел), потом взлетел в поднебесье, оттуда спикировал… Понимаешь? Ил-14, обычный транспортный самолет, на котором никто никогда не мог и подумать войти в
