— Не понимаю, — говорит она. — Что я должна понимать?
— Что то, что мы переводим Менаше, — терпеливо говорит Фаина, — это вынужденная мера. Я и так тянула, сколько могла.
— Куда переводим?
Доктор Фаина вздыхает.
— В Реховот.
— Ну и хорошо, — радуется Роза. — В Реховоте при доме престарелых, я слышала, парк большой. Летом мы сможем в нем гулять. А комнату мне там отдельную дадут, или придется с соседкой ее делить? Если с соседкой, ты попроси их заранее уточнить, чтоб некурящая была. А то, пока со мной жила старая Мина, я измучалась совершенно. Она же курила как паровоз. Я ей говорила сколько раз: «Мина! Перестань курить! Ты этим двигаешь к могиле нас обеих!» А она мне знаешь что отвечала?
— Роза… — Доктор Фаина склоняется к Розе и обнимает ее за плечи. — В Реховоте нет отделения для ходячих. Там только тяжелая гериатрия, для таких как Менаше. Мы не можем перевести тебя вместе с ним.
— А… как? — непонимающе спрашивает Роза.
Доктор Фаина поглаживает ее по плечу.
— Он переедет туда, за ним будет хороший уход. Там знающие врачи, они сделают так, чтобы у него не было болей. А ты останешься с нами, здесь.
— Как «останусь»? — тон у Розы все такой же непонимающий. — Как я останусь здесь, если Менаше будет в Реховоте? Что я здесь буду делать?
— То же, что и всегда. Гулять, общаться, разговаривать… — говорит доктор Фаина и сбивается. — Роза, пожалуйста, пойми. Ты же не хочешь, чтобы Менаше умирал от боли?
— Не хочу, — кивает Роза.
— А здесь для того, чтобы ему помочь, нет никаких условий. Никаких.
— Но я же должна с ним все время быть, — растерянно говорит Роза. — Он же не может без меня.
— Он может без тебя. — Доктор Фаина трет лоб ладонью. — За ним там будет хороший уход. Ему помогут. Поняла?
— Поняла, — кивает Роза.
— Умница. Я знала, что ты все поймешь. Мы перевезем его на следующей неделе, доктор Шауль уже заказал машину.
Роза снова кивает и напряженно смотрит на Фаину.
— У меня еще один вопрос.
— Конечно, Роза. Сколько угодно вопросов.
— Зачем вы его переводите?
Фаина вздыхает.
— Роза, я объясняю тебе. У Менаше — кожная инфекция. Мы здесь не можем им заниматься. А в Реховоте есть специальное отделение, где врачи смогут сделать так, чтобы он…
Голос у доктора Фаины мягкий и успокаивающий, она говорит и тихо гладит Розин рукав. Роза слушает ее, не прерывая.
— Поняла? — заканчивает свое объяснение доктор Фаина.
— Поняла, — соглашается Роза.
— Ты хочешь что-то еще спросить?
— Да… — говорит Роза немного виновато, словно ей самой неудобно, что она хочет что-то еще спросить. — Зачем вы его переводите? И куда?
— Так и ходит за всем персоналом, — нервно поясняет Иланит. — Подстерегает за каждым углом и набрасывается: «Зачем вы его переводите?» Ей уже все объяснили десять раз. Сам доктор Шауль приходил. И Фаина. А она все ходит и все спрашивает: «Зачем вы его переводите, почему вы его переводите». Можно подумать, у нее скачок маразма. Хотя она-то никогда в маразме не была.
— Бедная Роза, — вздыхает Мири.
— Правда, у нас ведь как, — продолжает Иланит свою мысль, — сегодня ты не в маразме, а завтра — уже да…
— Мы тут сами уже в маразме, — говорит Мири. — Надоело все. В отпуск хочу.
— Ты же была в отпуске два месяца назад.
— Была, — соглашается Мири. — И опять хочу. Мы ездили во Францию, показывали ее детям. У Дорона там тетка живет.
— Так с детьми весь отпуск и провели?
— А куда мы их денем. Так и провели. Ну ничего. — Мири потягивается и смеется. — Еще двенадцать лет, Май в армию уйдет. И мы наконец-то отдохнем.
Иланит хмыкает:
— Знаю я, как ты отдохнешь. Ты будешь бесконечно возить ей в армию еду и одежду.
— Буду, — легко соглашается Мири. — Но, может быть, после армии? Ронену будет двадцать три, Май — двадцать, и мы с Дороном останемся вдвоем. Мы не были вдвоем с тех пор, как родился Ронен. Уже девять лет.
— Я так не могу, — говорит Иланит. — Мне нужна моя жизнь, а не жизнь моих детей.
— Так это и есть моя жизнь, — возражает Мири. — Дорон и дети. И эти вот, — она кивает на дверь комнаты медсестер, ведущую в коридор отделения. — Хотя эти, прямо скажем, хуже детей. Те, хотя бы когда в школе, жить дают…
На электрической панели над столом загорается красная лампочка с цифрой «двадцать семь». Раздается пронзительный звон.
— Это Исайя, экстренный вызов, — вскакивает Мири и смотрит на часы. — Господи, четыре часа утра. Что у него случилось?
Они с Иланит бегут на второй этаж. Мири перепрыгивает через две ступеньки.
— Он никогда не вызывает ночью, никогда, — задыхается она от бега, — и приступов у него раньше ночами не было, но астма — такое поганое дело, может начаться спазм…
Иланит молча движется рядом с ней. У нее мускулистые длинные ноги, поэтому там, где плотная Мири бежит, ей достаточно перебирать ногами. Возле комнаты с номером двадцать семь они останавливаются. Дверь закрыта, из комнаты слышатся прерывистые стоны. Над дверью мигает красная лампочка, и назойливо-непрерывно звенит звонок.
Мири стучится в дверь:
— Исайя? Это сестры, Исайя, открой, тебе плохо? Ты можешь дойти до двери?
Стоны не прекращаются, дверь остается закрытой. Мири толкает ее, но дверь не поддается.
— Надо открыть, — говорит Иланит. — Скорее всего он упал.
Мири прислушивается:
— Точно, приступ. Задыхается и не может встать. Черт. У тебя есть мастер-ключ?
— Нет. — Иланит шарит по карманам и достает мобильный телефон. — У Авнера есть, я звоню.
Она набирает несколько цифр и ждет ответа. Мири подпрыгивает возле нее, напряженно прислушиваясь к стонам. Звонок продолжает звенеть. Авнер не отвечает.
Мири кидается бежать по коридору.
— Он заснул, — бросает она через плечо, — я разбужу. Он всегда спит под утро, когда дежурит.
Иланит ждет возле двери. Через пять минут появляется Мири с заспанным Авнером в комбинезоне и с ключом.
— Я не спал, — с достоинством поясняет Авнер вопросительно глядящей на него Иланит, — я просто задумался и не успел тебе ответить.
Мири вставляет мастер-ключ в дверь и поворачивает его. Дверь открывается, стоны делаются