ему уже лет девяносто, если жив, конечно, но я уже привык, что надо молчать…
– Ну и дела, – мечтательно вздыхает Раиса.
Что до меня, я молчу в тряпочку. Влажные ледяные змейки ползут по спине, в ушах – набат, и воздух пузырится с хрустальным звоном, словно бы реальность соткана не из надежной материи, а из капелек холодного стекла, что беспорядочно мельтешат, но каким-то образом остаются на месте. Так всегда случается, если я в смятении, а как еще обозначить нынешнее мое состояние? «Смятение» – это еще мягко сказано.
73. Дурьодхана
Медленно допиваю джин-тоник, стараюсь успокоиться. Ничего страшного не происходит. И сердечко кроличье напрасно суетится в грудной клетке: от странных совпадений, драматических признаний да потусторонних разговоров пока еще никто не умирал. Разве что второстепенные персонажи ужастиков. Но я-то, хвала Аллаху, не какой-нибудь там «персонаж», я у нас настоящий, мясной, костяной, волосатый, кожаный. Упрямый, как ослиный царь, здоровый, как дикий зверь элефант, с холодным сердцем, горячей головой и грязными после первого рабочего дня верхними конечностями. Живой и хороший.
Осторожно глажу одной рукой другую, дабы убедиться в собственной достоверности. Раиса заинтересованно наблюдает за процедурой.
– Руки у вас красивые, – одобрительно замечает она. – Даже слишком. Пальцы длиннее ладони. Любой хиромант сказал бы, что именно поэтому вы и болтаетесь между небом и землей, не в силах сообразить, что действительно происходит, а что – лишь мерещится, даже если речь идет о жизни и смерти.
– Ну да, вы ведь по руке гадаете, – оживляюсь. – Со студенческих времен, ага?
– Я – типичная шарлатанка со стажем, просто знаю некоторые базовые правила, невелика премудрость… Вы что приуныли-то?
– Да вот, – говорю жалобно. – Ошалел я тут с вами. С чего это мы вообще о смерти заговорили, а?
– Наверное, все дело в названии нашей фирмы, – лукаво предположила Раиса. – Харон, будь он неладен!
Пальцы ее небрежно поглаживают тонкую ножку бокала, а глаза вопросительно шарят по лицу соратника. Тот словно бы вдруг утратил интерес к беседе, с непроницаемой физиономией уткнулся в тарелку. Мне кусок в горло не лезет, а ему – как с гуся вода.
– Ну да, – ворчу. – Кооператив «Харон». Книжки, конечно же, всего лишь прикрытие. Специализируетесь небось на ритуальных убийствах без летального исхода… Обряд инициации, быстро, недорого; приверженцам культа вуду и ВИЧ-инфицированным не беспокоиться – так, что ли?
Вениамин наконец прекращает жевать и тихо смеется.
– Что вы, Макс. Мы не настолько крутые. Просто мы с Райкой, каждый в свое время, чуть было не откинули копыта. Прокатились на Хароновом челне, только билеты у нас были в оба конца, туда и обратно. Так уж получилось. И я уверен, что это – залог нашего успеха. Знаете, ведь человек, который сражался со смертью и выжил, может противостоять чему угодно. Вообще чему угодно, потому что смерть – самый сильный из возможных противников… Вы согласны?
– Да, наверное. Мне и самому порой кажется, что теперь мне сам черт не брат и море по колено, но, в то же время, я очень хорошо представляю степень своей уязвимости. Это ведь просто удивительно, как легко уничтожить живого человека! Столько разных способов, один другого эффективнее… При моем буйном воображении впору от собственной тени шарахаться.
– Верно, – соглашается Раиса. – И все же лучше осознавать собственную уязвимость, чем нет. Тот, кто предупрежден, вооружен, не так ли?
– Вы так слова подбираете, словно не книжками торгуете, а огнестрельным оружием, – смеюсь. – «Сражаться», «противостоять», «вооружен»…
– Ну, знаете ли… На дружеский саммит млекопитающих жизнь деловых людей и впрямь не слишком похожа…
И что тут скажешь?!
74. Дханвантари
– А что, продавцов на лотки вы тоже по этому принципу отбираете? – спрашиваю удивлено. – Чудесно спасенных, полубессмертных?
– Да нет, – вздыхает Раиса. – Берем кого попало. Вы, возможно, еще не поняли, но работа эта не из престижных. Да и заработки не ах.
– Очень даже «ах», – возражаю. – Даже если бы мы с вами сегодня не спорили и вы отдали бы мне только 10 процентов с выручки, как положено, все равно неплохо получилось бы. Я жадный, но даже мне хватило бы.
– Да, но вы первый, кому удалось за полдня продать чуть ли не полсотни книг.
– Полсотни? – оживляется Вениамин. – Ну вы даете!
Я смущенно пожимаю плечами. Было бы из-за чего шум поднимать.
– Он полагает, что это нормально, – объясняет Раиса своему коллеге. – Что так и должно быть. Что я ему книжек мало дала, а то можно было бы и больше продать.
– Ну, значит, в следующий раз дай ему больше книг, – советует он. – И посмотри, что будет.
У меня пылают уши. Не люблю, когда меня хвалят в моем же присутствии. Лучше бы за глаза, ей-богу, очень уж неловко! В школе, классе в шестом, я намеренно перестал учить уроки, поскольку не мог выносить публичных учительских похвал. Если бы не эта мyка, так бы и ходил в отличниках до победного конца. Но оказалось, что нотации да попреки сносить легче: они меня совершенно не трогали. Как об стену горохом. Пофигу, по барабану, до задницы.
– Прошу прощения, – сочувственно говорит Вениамин. – Вы, наверное, чувствуете себя как дрессированный медведь в окружении зевак. Но мы с Райкой бестактные толстокожие крокодилы, и менять что-либо уже поздновато. Придется вам нас терпеть. Зато с нами просто: что на уме, то и на языке. Никаких намеков, полутонов и задних мыслей. Как в букваре… Вы мне вот что скажите: вы всерьез решили заняться книготорговлей? Или это развлечение на неделю? Только честно скажите, я должен знать, как долго мы можем на вас рассчитывать.
– Ну, все-таки не на неделю, наверное. На пару месяцев, как минимум. А то и больше. Но боюсь, что рассчитывать на меня не очень-то можно. Во-первых, я – типичный спринтер, мне почти любое занятие быстро надоедает; к тому же я вообще не уверен, что по утрам в моей постели просыпается тот самый человек, который вчера залез под одеяло… Но это ладно, это мои заморочки… Хуже другое: со мной в последнее время то и дело что-то случается, без объявления войны и прочих любовных прелюдий. В частности, еще десять дней назад я даже не подозревал, что когда-нибудь перееду в Москву. Между тем я здесь уже неделю околачиваюсь.
– А возвращаться домой не собираетесь?
– Ни в коем случае. Но от меня, кажется, не слишком много зависит. Поэтому – просто не знаю, – вот вам самый честный ответ на ваш вопрос.
– А вы погадайте, – лукаво советует Раиса.
– По меню, что ли? – ухмыляюсь. – Других-то книг здесь нет.
Чтобы развеселить сотрапезников, открываю объемистый талмуд в темно-вишневом дерматиновом переплете. Указательный палец вслепую движется влево и вверх, скользя по странице. Заранее предвкушаю грядущее пророчество: сейчас выяснится небось, что ближайшее будущее сулит мне не то пьянство, не то обжорство, поскольку кроме названий блюд и напитков в меню ничего нет и быть не может. Открываю рот, дабы огласить свой жребий… и молчу, аки громом пораженный.
– Можно подумать, вы не меню открыли, а «Апокалипсис», – смеется Раиса. – Что вы там нашли?
– Тут написано по-английски: «Welcome», – сообщаю растерянно. – Типа, для иностранных гостей, да? А следующая строчка – по-русски: «Добро пожаловать». Что ж, если это ответ на мой вопрос… Вероятно, я тут застряну. И будет мне хорошо.
– Вот и славно, – невозмутимо кивает Вениамин. – Мне кажется, вы принесете нам удачу. Скажу больше: в глубине души я надеюсь, что не просто будете продавать по полсотни книжек в день, но и поможете нам понять, почему дела пошли хуже и как нас следует лечить.
