Дарья Вишневская
Забытая сказка
В Мильготе каждый мальчишка знает, где стоял дом старого кузнеца, о котором поговаривали, будто он был колдуном. Сейчас дом этот, давно заброшенный и обветшалый, грустно смотрит слепыми окнами на дорогу, и с каждым годом все сильней опутывает крыльцо, окна и стены вьющаяся трава, все беспощадней закрывают бывшую кузницу деревья и кустарники, но долгие годы быть этому дому таинственным и загадочным местом, притягивающим пугливые взгляды горожан.
Кузница стояла в отдалении от Мильгота, и о металле, что в стародавние времена ковал кузнец, до сих пор ходят легенды. Кузнец был нелюдимым полусумасшедшим стариком, и давно ему быть бы сожженным по обвинению в колдовстве, да мастерство выручало его — днем с огнем таких золотых рук не сыщешь.
Он никогда не был женат, семьи не имел, лишь приемная дочь скрашивала его существование. Загадочной была и история ее появления: лет примерно за пятнадцать до своей смерти, как только пошел ему пятый десяток, кузнец зашел в городское правление и грубо попросил выдать документы на двухлетнюю девочку, которую, по его словам, он нашел в лесу и желал бы удочерить. В Мильготе кузнеца побаивались; городской голова удивился проявлению его сердоболия, однако бумаги сотворил.
Жители, впрочем, видели дочь кузнеца намного чаще, чем его самого. В последние годы своей жизни старик сильно хворал, и никакое колдовство не могло ему помочь, поэтому всю работу выполняла Тантра, постепенно превращавшаяся из маленькой, но сильной девочки в бледного худого подростка, затем — в девушку, некрасивую, угловатую и вечно хмурую. Она выходила в город лишь за едой и различными мелочами, без которых никак не обойтись. Вечными спутниками, неотступно бредущими за ней по пятам, были презрение и страх.
Глава 1. Дочь кузнеца
Осенняя заря поднималась над Мильготом. Она раскрасила высь в безумные по своей нежности цвета, точно художник уронил на холст с облачным небом розовую краску. Звезды еще не потухли, им оставалось жить считанные минуты.
Тусклый свет показал все пылинки, вьющиеся меж окном и полом, ветерок раздул шторы, луч медленно пополз от угла к стулу, на котором сидела Тантра, поджав ноги. Ее быстрые руки мелькали у ткани, затянутой в пяльцы. Оторвав взгляд от шитья, Тантра глянула на рассвет, и угол губ ее криво дернулся…
Тантра — худая, всклокоченная девушка, черные волосы которой, должно быть, от рождения не знали расчески. Выражение ее лица редко менялось; случайная улыбка казалась натянутой — в облике ведьмы лишь большие зеленые глаза были живыми. Они точно дышали, только тихо, беспокойно, затравленно…
— Эх, проклятие, снова встреча с этими!.. — пробурчала девушка, поднимаясь со стула и подходя к окну. Ее комната была на втором этаже дома, но даже здесь ветви деревьев ухитрялись закрывать небеса, изрядно портя этим великолепную картину.
«Надо будет отпилить их, что ли…» — лениво и не в первый раз подумала Тантра, обернулась и оглядела свою комнату. Она была невелика, с единственным окном, маленькой дверью и низким потолком. Что касается убранства, то, кроме кровати, стула и ящика под кроватью (все сколочено собственными руками), здесь не было ничего, впрочем, Тантра была неприхотлива.
Она надела темно-зеленое платье и сандалии, а затем вышла. Спускаясь по скрипящей лестнице, Тантра мельком подумала о том, что отец ее спит.
«Как бы не разбудить его… Он что-то приболел… как всегда… опять придется в кузнице самой колдовать…»
В прихожей старого дома помещались камин и стол. Тантра быстро подхватила с него тихо звякнувшие монеты и раскрыла дверь в утро.
Кузнец жил в лесу. Тантра пошла по кривой извилистой тропе.
Ее ноги касались росистой травы; по телу бежала приятная утренняя прохлада. Тантра наслаждалась этим чувством.
В минуты, подобные этой, она забывала о своей сущности ведьмы-изгнанницы, о взаимной ненависти к миру, о вечном страхе — только величественное небо было перед ней, а вековые деревья — свидетели бесчисленных смен поколений — навевали на нее то же, что хрустальный воздух, чуть слышный аромат опадающей листвы, пение птиц и шепот ветра, — безмятежное чувство незыблемости и покоя — того покоя, которого ей так не хватало в жизни.
«Надо же, как рассвет действует на меня… а ведь исчезнет же через полчаса…»
Пройдя в высокие городские ворота, Тантра ощутила, что чистота осталась за спиной, а впереди — жестокий серый мир. Ее настроение резко упало, и она с озлоблением глянула на аккуратные одинаковые дома — в Мильготе люди жили в основном зажиточно. Порядочно. Как и подобает честным катарианцам.
«Гребаные лицемеры!» — с остервенением подумала Тантра. Такие, как я, шрам на холеном лице города! Они презирают, да, презирают! За что — ведь зла я не делаю. Каждый щит, каждый меч стражника скован колдовством моего отца! Потому что
Тантра плюнула на мостовую и, кипя злостью, направилась к таверне.
Жители Мильгота уже начали просыпаться, и некоторые с недовольством косились на ведьму. Женщины с корзинами спешили на рынок, по дороге катили повозки, трещали окна и двери, звенели голоса — утренняя тишина растворилась в шуме дня.
Тантра вертела головой по сторонам, но вдруг остановила взгляд на одном из зданий, и равнодушие лица смягчила улыбка — посторонний наблюдатель вряд ли бы заметил всю горькую ее жестокость.
Тантра стояла у беломраморной лестницы, ведущей к дверям храма, и — что удивительно — ни одного стража не было рядом, а значит, ведьма могла подойти и заглянуть в окно.
Что она и сделала, не без опаски ступая по чистой лестнице — давным-давно вопли о том, что Тантра «загрязняет землю своими шагами» развили в ней привычку постоянно следить за сандалиями.
Дверь была заперта, и внутри было пусто, однако Тантра видела статуи всех шестерых катарианских святых, и их суровые посеребренные лица показались ей осуждающими.
— Есть ли хоть один из ваших заветов, который я нарушила? — прошептала Тантра, прижимаясь лбом к стеклу, которое тотчас помутнело от ее дыхания. — Людские законы разве имеют для вас значение? Тогда за что, ответьте, мне такая жизнь?
«Только и делаю, что ною…» недовольно подумала она и отодвинулась от стекла, продолжая касаться его длинными ногтями и вглядываясь в статуи, точно ища поддержки в каменных глазах.
— Эй, ты! Ты что, не знаешь, что тебе запрещено? Живо спускайся!
Тантра вздрогнула и обернулась. Высокий стражник в шлеме, сияющем на солнце, стоял и тупо глядел на нее.
Тантра хмыкнула, а потом и рассмеялась, сама не зная чему. Почему-то на улице в этот миг повисла тишина, и громкий смех пронесся над застывшей толпой одинаковых, безликих людишек — так называла их Тантра.
Продолжая посмеиваться, ведьма спустилась с лестницы, будто бы случайно оставив на ступени вьющийся локон грязи.
— Слышь, ведьма! — воскликнул стражник. — Меня просили передать тебе, чтоб кузнец сковал еще
