Самолет приземлится в полвторого. Гари возьмет машину и к трем приедет домой. Сегодня Альфреду разрешено поспать днем, ведь ночью у Инид будут помощники. Если сегодня ночью он снова поднимется и начнет бродить, словно лунатик, не ей одной дежурить.
После ланча в доме воцарилась такая тишина, что даже часы словно перестали тикать. Последние часы ожидания. Казалось бы, сейчас можно написать еще несколько поздравительных открыток, беспроигрышный ход – либо минуты пролетят незаметно, либо удастся справиться с большей частью работы, – но нет, время не обманешь. Она начала писать «короткую версию» и будто окунула перо в патоку, никак не пропихнуть. Забыла, на чем остановилась, написала «предпринял 'заплыв'» вместо «совершил 'заплыв'», и открытку пришлось выбросить. Посмотрела на кухонные часы – с тех пор как она последний раз проверяла, прошло пять минут. Инид выложила пирожные на деревянное лакированное праздничное блюдо. Заранее приготовила огромную грушу и к ней нож. Взболтала пакет с гоголем-моголем. Положила несколько ложек кофе в кофеварку – вдруг Гари сразу захочет выпить кофе. Присела к столу написать «короткую версию» – пустая белая поверхность открытки как нельзя точнее соответствовала тому, что творилось в ее голове. Подошла к окну и уставилась на жухлый газон. Почтальон, согнувшийся под бременем рождественских посланий, приблизился к двери, извлек из сумки объемистую пачку и в три приема пропихнул ее в щель почтового ящика. Инид тут же спикировала на письма, отделила зерна от плевел, но возбуждение помешало вскрыть конверты. Она снова направилась в подвал, к синему креслу.
– Ал! – прокричала она. – Пора вставать!
Он подскочил в кресле, волосы растрепанные, глаза пустые.
– Уже приехали?!
– С минуты на минуту. Тебе надо освежиться.
– Кто приедет?
– Гари и Джона, если Джона не разболелся.
– Гари, – повторил Альфред, – и Джона.
– Может быть, примешь душ?
Он покачал головой:
– Нет, не душ.
– Хочешь застрять в ванне, как раз когда они…
– Полагаю, после всей проделанной работы я имею право принять ванну!
Внизу имелась удобная душевая кабинка, но Альфред никогда не любил мыться стоя. Поскольку Инид наотрез отказалась вытаскивать его из ванны на втором этаже, Альфред просиживал порой больше часа в остывшей воде с серыми мыльными хлопьями, изобретая способы подняться на ноги, но такой уж он твердолобый.
Он включил воду наверху, и тут, наконец-то, послышался стук в дверь.
Инид опрометью кинулась к двери и распахнула ее. Старший сын, красавец, стоял на крыльце – один. Все та же куртка из телячьей кожи, в руках небольшой чемоданчик и бумажный пакет с покупками. Низкие, поляризованные солнечные лучи пробились сквозь тучи, как часто бывает под конец зимнего дня. Улицу залил тот неуместно теплый, золотистый свет, каким второстепенные живописцы подкрашивают переход через Чермное море. Каждый кирпичик в доме Пирсонов, лиловато-сизые зимние тучи, темно-зеленая хвоя – все детали проступали с такой фальшивой отчетливостью, что картина в целом казалась отнюдь не «симпатичной», а чуждой и опасной.
– Где Джона?! – воскликнула Инид.
Гари переступил порог и опустил вещи на пол.
– Температура еще держится.
Инид подставила сыну щеку. Ей требовалось время, чтобы примириться с разочарованием, поэтому она велела Гари занести в дом второй чемодан.
– У меня только один чемодан, – официальным тоном известил он мать.
– Это весь твой багаж? – Она недоуменно уставилась на маленький чемодан.
– Послушай, я понимаю, ты огорчена из-за Джоны…
– Какая у него температура?
– С утра было сто.[91]
– Сто – это не такая уж высокая температура!
Гари вздохнул, отвернулся, наклонил голову так, чтобы угол зрения совпал с углом наклона елки.
– Послушай, – настойчивее повторил он, – Джона очень огорчен. Я огорчен. Ты огорчена. И довольно об этом, ладно? Мы все огорчены.
– Я так ждала, готовилась! – убивалась Инид. – Приготовила все его любимые блюда…
– Я тебя предупреждал.
– Купила билеты на вечер в парке Уэйндел!
Покачав головой, Гари направился в кухню.
– Значит, поедем в парк, – сказал он. – А завтра и Дениз будет здесь.
– И Чип тоже!
Гари усмехнулся:
– Что, примчится из Литвы?
– Он звонил сегодня утром.
– Поверю, когда увижу, – отрезал Гари.
Мир за окном выглядел чересчур нереально, на вкус Инид. Под сводом туч виднелось пятно солнечного света, не соответствовавшее никакому привычному часу дня, больше похожее на декорации сна. Семья, которую она так старалась сплотить, уже не та, какую помнила и представляла себе Инид, и это Рождество не будет таким, как прежние праздники. Но она старалась, как могла, приспособиться к менявшейся реальности. Переключилась с Гари на Чипа, страшно разволновалась в ожидании его приезда. Кроме того, теперь, поскольку подарки, предназначенные Джоне, Гари повезет с собой в Филадельфию нераспакованными, придется доложить дорожные будильники и письменные приборы в пакеты для Кейлеба и Аарона, чтобы не обнаружилось ее пристрастие к младшему внуку. Самое время заняться этим, пока еще нет Дениз и Чипа.
– У меня столько пирожных! – похвасталась она (Гари тщательно мыл руки над раковиной в кухне). – И большая груша, мы ее порежем, и черный кофе, как вы, детки, любите!
Гари понюхал посудное полотенце, прежде чем вытереть им руки.
Альфред сверху начал громогласно призывать Инид.
– Ох, Гари! – взмолилась она. – Отец снова застрял в ванне! Сходи помоги ему! Я больше не стану его вытаскивать!
Гари педантично вытирал руки.
– Почему он не пользуется душем, как мы договаривались?
– Говорит, ему удобнее сидя.
– Очень жаль, – сказал Гари. – А ведь он всегда проповедовал, что человек должен справляться сам.
Альфред снова выкрикнул имя жены.
– Помоги же ему, Гари! – сказала она.
Гари со зловещим спокойствием повесил посудное полотенце на крючок, аккуратно разгладил складки.
– Установим правила, мама, – произнес он официальным голосом. – Ты слушаешь? Установим правила. В ближайшие три дня я готов выполнять любые твои просьбы, за исключением одной: я не стану помогать отцу, если он окажется там, где ему быть не следует. Если он вздумает вскарабкаться на стремянку и свалится, я оставлю его лежать на земле. Если он истечет кровью, значит, так тому и быть. Если он не сможет выбраться из ванны без моей помощи, значит, проведет Рождество в ванне. Ты все поняла? С этой оговоркой я готов выполнять любые твои просьбы. А потом, рождественским утром, мы все – ты, он и я – сядем и поговорим.
– ИНИД! – Откуда такая мощь в голосе старика? – КТО-ТО СТУЧАЛ В ДВЕРЬ!
Тяжко вздохнув, Инид устремилась к лестнице.
