– Ал, это
– Ты мне поможешь? – донесся ответный крик.
– Гари, сходи посмотри, что у него там случилось.
Гари стоял посреди столовой, скрестив руки на груди.
– Разве я недостаточно четко разъяснил тебе правила?
Тут только Инид припомнила кое-какие свойства своего старшего сына, о которых предпочитала забыть, когда его не было рядом. Она начала медленно подниматься по ступенькам, надеясь, что боль в бедре постепенно утихнет.
– Ал, – сказала она, входя в ванную. – Я не могу помочь тебе выйти из ванны. Ты уж как-нибудь сам.
Воды на донышке, Ал сидит, вытянув руки, пальцы ходят ходуном.
– Дай мне это, – потребовал он.
– Что?
– Бутылку.
Флакон шампуня «Снежная грива», от которого волосы становятся белее, упал на пол позади ванны. Инид, оберегая бедро, стала коленями на коврик, вложила флакон в руки мужа. Альфред рассеянно повертел флакон в руках, что-то соображая, наверное, забыл, как он открывается. На ногах уже нет волос, руки покрыты пигментными пятнами, но плечи все еще мускулистые, сильные.
– Черт меня побери! – ухмыльнулся он, глядя на бутылочку.
В холодном помещении горячая вода быстро остывала. Пахло мылом «Дайал» и, менее отчетливо, старостью. Сколько раз Инид опускалась на колени на этом самом месте, чтобы намылить волосы сыну или дочери, а потом промыть горячей водой из кастрюльки объемом ровно полторы кварты, которую приносила из кухни. Она наблюдала, как муж вертит в руках флакон с шампунем.
– Ох, Ал! – вздохнула она. – Что же нам делать?!
– Помоги мне.
– Хорошо. Хорошо. Помогу.
В дверь позвонили.
– Ну вот, опять.
– Гари! – крикнула Инид. – Посмотри, кто там. – Она выдавила немного шампуня себе на ладонь. – Лучше бы ты принимал душ.
– Мне трудно стоять.
– Давай, смочи волосы! – Она пошлепала рукой по едва теплой воде, показывая Альфреду, что от него требуется. Он зачерпнул немного воды, плеснул себе на голову. Внизу Гари разговаривал с кем-то из подруг Инид, с какой-то бодрой коренной сентджудкой – с Эстер Рут, наверное.
– Можно поставить табурет в кабинку для душа, – предложила она, намыливая мужу волосы. – И крепкую перекладину, чтоб было за что ухватиться, как советовал доктор Хеджпет. Может быть, завтра Гари это сделает.
Голос Альфреда глухо вибрировал у него в черепе, пробиваясь сквозь пальцы жены:
– Гари и Джона добрались благополучно?
– Только Гари, – вздохнула Инид. – У Джоны очень высокая температура и страшная рвота. Бедняжка, он не мог лететь в таком состоянии.
Альфред сочувственно поморщился.
– Наклонись, я смою.
Вероятно, он пытался податься вперед, но изменить позу не мог, только ноги дрожали все сильнее.
– Тебе нужно гораздо больше заниматься зарядкой, – попрекнула мужа Инид. – Ты хоть прочел тот листок с инструкциями?
– Никакого толку, – покачал головой Альфред.
– Пусть Дениз покажет тебе, как делать упражнения. Тебе понравится.
Она потянулась за стаканом, стоявшим на краю раковины, наполнила его из-под крана, вылила горячую воду мужу на голову, снова наполнила и снова полила мыльные волосы. Сейчас, зажмурившись, он был похож на ребенка.
– А теперь вылезай! – потребовала она. – Я помогать не стану.
– Я разработал свой метод, – похвастался он.
Внизу, в гостиной, Гари, стоя на коленях, выправлял покосившуюся елку.
– Кто приходил? – спросила Инид.
– Беа Мейснер, – ответил он, не поднимая глаз. – На камине подарок.
– Беа Мейснер? – Запоздалый стыд кольнул Инид. – Я думала, они проводят праздники в Австрии.
– Нет, они вернулись в Сент-Джуд на денек, а потом поедут в Ла-Джоллу.
– Там живут Кэти и Стью. Она что-нибудь привезла?
– На камине, – повторил Гари.
Беа оставила обернутую в яркую бумагу бутылку какого-то австрийского напитка.
– А больше ничего? – спросила Инид.
Гари отряхнул с рук хвоинки и странно поглядел на мать:
– Ты ждала чего-то еще?
– Нет-нет. Так, просила ее раздобыть одну мелочь в Вене, но она конечно же забыла.
– Какую мелочь? – прищурился Гари.
– Да пустяки, пустяки! – Инид вертела в руках бутылку, проверяя, не прикреплен ли к ней какой-нибудь пакетик. Она избавилась от наркотической зависимости, поработала над собой, чтобы навсегда позабыть аслан, и отнюдь не была уверена, что новая встреча со Львом ее порадует. Но все же Лев еще имел над ней власть. Давно забытое чувство – радостное предвкушение встречи с возлюбленным. Когда-то она так томилась по Альфреду. – Почему ты не пригласил Беа зайти? – попрекнула она сына.
– Чак дожидался в «ягуаре», – пояснил Гари. – Они объезжают всех знакомых.
– Ну и ладно. – Инид распаковала бутылку – полусухое австрийское шампанское – и убедилась, что никаких пакетиков под оберткой не спрятано.
– Похоже, вино слишком сладкое, – заметил Гари.
Мать попросила его развести огонь. Сама она стояла и с восхищением следила за тем, как ее уже слегка седеющий, но такой умелый и знающий сынок ровной походкой направляется к поленнице, возвращается с охапкой дров, сноровисто распределяет их в камине и с первой попытки зажигает спичку. Все заняло не более пяти минут. Гири выполнил обычную мужскую работу, но по сравнению с тем мужчиной, с которым Инид обречена была жить, его способности казались виртуозными, божественными. Любой жест Гари вызывал у матери восторг.
Какое облегчение – Гари дома! Но скоро он снова уедет.
Альфред, в спортивной крутке, заглянул в гостиную, пообщался минутку с гостем и укрылся в соседней комнате, где на полную мощность включил местные известия. С возрастом он ссутулился и стал на два-три дюйма ниже сына, а еще недавно они были одного роста.
Гари, не испытывавший ни малейших проблем с координацией движений, развесил гирлянды, а Инид тем временем устроилась у камина и распаковала коробки из-под спиртного, в которых хранились украшения. В любой поездке Инид тратила почти все карманные деньги на елочные игрушки. И теперь, когда Гари развешивал их, Инид мысленно возвращалась в Швецию, населенную соломенными оленями и маленькими красными лошадками, в Норвегию, где игрушки ходили в самых настоящих лапландских сапогах из оленьей шкуры, а оттуда – в Венецию, где животных выдували из стекла, в Германию – кукольный домик, населенный лакированными деревянными Санта-Клаусами и ангелочками, в соседнюю Австрию – страну деревянных солдатиков и крошечных альпийских церквей. В Бельгии голубей мира делали из шоколада и заворачивали в блестящую фольгу; во Франции безукоризненно точно наряжали куколок-жандармов и куколок-художников; в Швейцарии над крошечными яслями – откровенно религиозный мотив – звенели бронзовые колокольчики. В Андалузии хлопали крыльями кричаще-яркие птицы; в Мексике бренчали плоские раскрашенные жестяные фигурки. На равнинах Китая в беззвучном галопе скользили табуны шелковых лошадок; в Японии замирали в буддистском молчании покрытые лаком абстрактные