Жена и средний сын переглянулись, словно отец в очередной раз задал дурацкий вопрос. Судя по крошкам от чипсов, они уже основательно перебили аппетит.
– Гриль-ассорти, полагаю, – вздохнула Кэролайн.
– Да, папа, гриль-ассорти, – подхватил Кейлеб не то с энтузиазмом, не то с насмешкой.
Гари поинтересовался, есть ли мясо.
Кэролайн пожала плечами, набивая рот чипсами.
Джона вызвался развести огонь.
Гари кивнул и достал из морозильника лед.
Обычный вечер. Обычный вечер.
– Если камеру разместить над столом, – начал Кейлеб, – я и часть столовой тоже увижу.
– Зато полкухни не будет видно, – возразила Кэролайн. – Повесь над дверью, сможешь поворачивать в любую сторону.
Укрывшись за дверцей бара, Гари налил поверх кубиков льда четыре унции джина.
– Угол восемьдесят пять градусов? – зачитал Кейлеб по каталогу.
– Это значит, камеру можно направить почти вертикально вниз.
Все так же укрываясь за дверцей бара, Гари хлебнул изрядный глоток горячительного. Захлопнул бар, приподнял стакан с остатками джина повыше, чтобы все, кого это волнует, видели, какую скромную порцию он себе отмерил.
– Прошу прощения, но камера слежения отменяется, – вмешался он в разговор. – Это не хобби.
– Папа, ты сказал – можно, если мне это по-настоящему интересно!
– Я сказал, что подумаю.
Кейлеб яростно затряс головой.
– Неправда! Неправда! Ты сказал – можно, если мне интересно!
– Именно так ты и сказал, – с недоброй усмешкой подтвердила Кэролайн.
– Не сомневаюсь, ты слышала каждое слово. Но на этой кухне камеры слежения не будет. Кейлеб, я запрещаю покупать это оборудование.
– Папа!
– Решение принято и обжалованию не подлежит.
– Ничего страшного, Кейлеб, – успокоила его мать. – Гари, ты не можешь ничего запретить: у мальчика есть свои деньги, и он вправе распоряжаться ими, как ему заблагорассудится. Правда, Кейлеб?
Незаметно для Гари она сделала Кейлебу какой-то знак рукой под столом.
– Точно, у меня есть сбережения. – И опять не поймешь, что в его голосе – энтузиазм, или ирония, или то и другое сразу.
– Мы обсудим это попозже, Кэро, – сказал Гари. Тепло, упрямство, тупость – все дары джина спускались сверху, от затылка, в руки и туловище.
Вернулся пропахший мескитным деревом Джона. Кэролайн открыла новую большую упаковку чипсов.
– Не портите аппетит, ребята, – напряженно произнес Гари, вытаскивая из пластиковых контейнеров еду.
Мать с сыном снова переглянулись.
– Верно-верно, – подхватил Кейлеб. – Надо оставить место для ассорти!
Гари усердно резал мясо, чистил овощи. Джона накрывал на стол, расставляя приборы на равных расстояниях друг от друга – мальчику нравилась симметрия. Дождь перестал, но под навесом было сыро и скользко.
Началось все с семейной шутки: папа всегда заказывает в ресторане гриль-ассорти, папа соглашается ходить только в рестораны, где подают гриль-ассорти. Это блюдо в самом деле казалось Гари необычайно изысканным, прямо-таки упоительно-роскошным: кусочек баранины, кусочек свинины, кусочек телятины, пара тонких нежных сосисочек – словом, классический гриль-ассорти. Гари так любил гриль-ассорти, что и дома стал его готовить. Гриль-ассорти сделался постоянным блюдом в семейном меню наряду с пиццей, едой навынос из китайских ресторанчиков и всевозможными спагетти. Кэролайн вносила свой вклад: каждую субботу доставляла домой тяжелые, пропитанные кровью пакеты с различными сортами мяса и сосисок, и в скором времени Гари уже готовил гриль-ассорти по два, а то и по три раза в неделю, не выходя под навес разве что в самую скверную погоду, и ему это нравилось. Он изобретал рецепты с фазаньими грудками, куриной печенкой, филе-миньон и приправленными на мексиканский лад сосисками из индейки. Пускал в ход цуккини и красный перец. Использовал баклажаны, желтый перец, молодую баранину, итальянскую колбасу. Создал великолепную комбинацию из немецких сарделек, грудинки и китайской капусты. Он наслаждался этим блюдом, наслаждался, наслаждался – и вдруг утратил к нему вкус.
В книге, лежавшей у Кэролайн на ночном столике («Чувствовать себя на ОТЛИЧНО!» Эшли Трэлпис, доктор медицины и философии) Гари наткнулся на термин «ангедония». Содрогаясь от узнавания, от зловещих совпадений, он прочел словарную статью – да, да, вот оно: «психологическое состояние, характеризующееся неспособностью извлекать удовольствие из приятных с обычной точки зрения процессов». Ангедония – больше чем тревожный сигнал, это уже симптом. Гниль охватывает одно удовольствие за другим, плесень, грибок, отравляющий и наслаждение роскошью, и радость досуга, с помощью которых Гари столько лет успешно отбивался от пессимизма своих родителей.
В прошлом году в марте, когда они гостили в Сент-Джуде, Инид заметила, что вице-президент банка, чья жена работает лишь несколько часов в неделю, причем почти бесплатно, на Фонд защиты детей, мог бы готовить и пореже. Гари легко заткнул матери рот: она просто завидует, ведь ее-то муж за всю их совместную жизнь и яйца не сварил. Но, вернувшись к своему дню рождения вместе с Джоной из Сент- Джуда, получив в подарок дорогущую лабораторию для проявки цветной фотопленки, выдавив из себя все необходимые возгласы – «Фотолаборатория! Потрясающе! Как здорово! Как здорово!» – и вновь увидев на столе блюдо с сырыми креветками и жесткими отбивными из меч-рыбы – жарь, дорогой! – Гари призадумался, не была ли мать отчасти права. Под навесом было чудовищно жарко, креветки потихоньку обугливались, рыба пересохла. Навалилась усталость. Казалось, вся остальная его жизнь умещается в короткие антракты между вновь и вновь повторяемыми сценами: он подносит огонь к мескитным дровам и ходит, ходит, ходит вокруг гриля, пытаясь укрыться от едкого дыма. Опуская веки, Гари видел перед собой хромированную поверхность гриля и корчащиеся на адских угольях куски мяса. Горят, горят, точно проклятые. Худшая из пыток – вечное повторение. На внутренних стенках гриля скопился толстенный слой черного обуглившегося жира. Участок земли за гаражом, куда он выбрасывал золу, смахивал не то на лунный пейзаж, не то на площадку цементного завода. Ему надоело, надоело жарить мясо, и на следующее же утро он сказал Кэролайн:
«Мне приходится чересчур много готовить».
«Ну и не надо, – откликнулась она. – Будем есть в кафе».
«Я хочу питаться дома, но готовить поменьше».
«Заказывай на дом».
«Это не то же самое».
«Только тебе одному нужны эти сборища за обеденным столом. Мальчикам все равно».
«Мне не все равно. Для меня это важно».
«Прекрасно, Гари, но мне это безразлично и мальчикам тоже. Так что же, ты хочешь, чтобы мы готовили для тебя?»
Кэролайн не в чем упрекнуть. Когда она работала на полную ставку, Гари не возражал против готовой еды, еды навынос и полуфабрикатов. Получается, теперь он хотел изменить правила, причем не в ее пользу. Но Гари казалось, что меняется самая суть семейной жизни: куда подевалась сплоченность, близость между родителями и детьми, между братьями и сестрами, которая так ценилась в пору его детства?
И вот он снова возится с грилем. В кухонное окно ему было видно, как Кэролайн меряется силами с Джоной – чей палец раньше поддастся. Потом она взяла у Аарона наушники, закивала в такт музыке. С виду – настоящий семейный вечер. Что не так? Или все дело в клинической депрессии человека, заглянувшего в кухонное окно?
Кэролайн вроде бы позабыла про боль в спине, но нет, едва Гари вошел в дом с блюдом дымящегося
