Через пятнадцать минут лодка всплыла, и Прин пулей вылетел на мостик. Темнело, море начинало волноваться. Слева еще держался на плаву, но с большим креном, крупный танкер, а нос скрылся под водой. Прин распорядился, чтобы ему принесли книгу силуэтов, и идентифицировал тонущее судно как танкер «Кадиллак» водоизмещением 12 100 тонн[36]. Другим судном, от которого на воде уже ничего не осталось, предположительно была «Грация» водоизмещением 5600 тонн. Третье также ушло под воду. Пора было браться за остальные.
Но это было не суждено. Шторм усилился, и после двух дней бесплодных поисков Прин понял, что потерял конвой. Днем позже он, однако, увидел голландский танкер «Летиция» водоизмещением 2800 тонн[37], который шел с грузом жидкого топлива в Англию с Кюрасао. К вечеру, когда разгорался шторм, в поле зрения Прина попал еще один танкер. Он приказал артрасчету занять свои места, решив, что парой точных выстрелов остановит танкер, а затем легко потопит.
– У нас осталось только пять снарядов, – предупредил второй номер расчета.
– Ничего, все равно их тратить.
Время шло, а старшины расчета все не было. Прин крикнул в люк:
– Центральный! Где Майер?
Раздался быстрый топот, затем голос старшины снизу:
– Майер лежит на койке и говорит, что в такую непогоду невозможно прицелиться.
Прин не поверил своим ушам. Находившиеся на мостике члены команды сочли за лучшее скрыть свое изумление.
– Передайте ему мое прямое приказание немедленно явиться на мостик!
Когда Майер наконец появился на мостике, он и не думал скрывать своих чувств.
– При таком море, да еще парой снарядов?
– Они должны попасть, Майер.
– Есть.
Майер нерешительно двинулся к орудию, и Прин дал приказ открыть огонь. После первого выстрела танкер изменил курс. Попали оба снаряда. Майер превзошел самого себя.
– Бей в машинное отделение! – приказал Прин.
Последовал очередной выстрел, но танкер продолжал уходить. Последний из пяти выстрелов достиг цели – взметнулось облако серого дыма, сверкнуло пламя. Промокший до нитки, Майер вернулся на мостик. Танкер замер, команда спешно покидала судно. Принеся поздравления своему все еще не раскаявшемуся артиллеристу, Прин развернул «U-47» и выпустил по танкеру торпеду. В журнале записано: «Торпеда попала, и судно стало тонуть. Несмотря на обстрел и попадание торпеды, радист танкера продолжал передавать: «Эмпайр Тукан» торпедирован, координаты 49°20' северной широты, 13°52' западной долготы» – и далее: «Быстро погружаемся кормой». Наконец радист прыгнул за борт с горевшего судна. Видели, как он уплывает от судна». Прин немедленно пошел к судну, но, прибыв на место, никого не увидел. Мужественный человек погиб.
Проходили недели, в течение которых Прин и его коллеги-командиры в хорошую и плохую погоду охотились и топили, высматривали и ждали, следовали по пятам за конвоями и наводили на них другие лодки. Когда они возвращались во Францию для ремонта и пополнения запасов, команды отправлялись в новые центры отдыха под Орьяном – Карнак и Киберон, где отдыхали на пляже, купались, ездили верхом и делали все, что им вздумается. Здесь они были в другом мире – брали штурмом прекрасных дочерей Франции, наслаждались местными винами. Но скоро снова уходили в море, в мир вечного грохота дизелей, в мир волн, перекатывающихся через палубу.
Прин тоже вернулся в море. Однажды темной и дождливой ночью он и несколько других лодок встретили конвой, который атаковали разом с нескольких сторон. Это была одна из первых атак этой войны «волчьей стаей», она вошла в историю как «ночь длинных ножей». Торпеда за торпедой выходили из торпедных аппаратов и взрывались у бортов судов. Десять тысяч тонн нефти пролилось в море, гигантский шар пламени взметнулся на многие десятки метров. С оглушительным грохотом взорвалось судно с боеприпасами и в буквальном смысле слова разлетелось на куски. Все превратилось в яркий танец огня. Некоторые суда вставали на дыбы, потом исчезали, другие кренились и опрокидывались, третьи разламывались и мучительно умирали. Повсюду, точно стая волков, возле конвоев появлялись лодки. Расстреляв все торпеды, Прин подсчитал по книге силуэтов тоннаж своих жертв, затем взял журнал радиограмм и занес: «Потопил восемь судов общим водоизмещением 50 500 тонн. Все торпеды использованы».
Медленно разгоралась заря, знаменуя конец «ночи длинных ножей». Другие командиры в хорошую и плохую погоду также подсчитывали трофеи – Кречмер, Шепке, Фрауэнхайм, Эндрасс, Бляйхродт, Меле и Либе. За два дня операции они достигли потрясающего результата – 325 000 тонн[38]. Через несколько дней «U-47» вернулась на базу. Прин, как первый командир, достигший отметки 200 000 тонн, стал пятым офицером вооруженных сил, получившим высшую награду тех времен – дубовые листья к Рыцарскому кресту.
Глава 11
ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ВОЙНЫ В АТЛАНТИКЕ
(сентябрь – декабрь 1940 г.)
1 сентября 1940 года Дёниц перевел свой штаб из Зенгвардена под Вильгельмсхафеном в Париж. Это было частью операции по сосредоточению всех командных постов для проведения операции «Морской лев» – вторжения в Англию. Он расположил свое командование в одном из прекрасно спланированных зданий на бульваре Сюше. Именно там он провел самые, возможно, счастливые дни войны – счастливые потому, что подводные лодки добились больших успехов, в то время как потери упали до нуля. С Дёницем был небольшой личный штаб, и каждые несколько дней командиры подводных лодок приезжали сюда на доклад по возвращении из патрулирования.
Каждое утро, когда часы отбивали девять ударов, Дёниц входил в оперативную комнату, и дежурный офицер оперативного отдела штаба докладывал ему о происшедшем за ночь. Он сообщал ему о полученных и отправленных радиограммах, докладывал о лодках, уходящих на патрулирование и возвращающихся на базу, о ходе проходящих в данный момент операций. Потом наставала очередь других специалистов – по тылу, разведке, новой технике и прочих. Иногда по ходу сообщения адмирал перебивал специалиста и давал указания. Потом начиналось обсуждение проблем, связанных с выбором позиций лодок. Каковы замыслы противника? Какой курс он выберет? Главной оставалась одна и та же проблема: как при небольшой численности лодок нанести противнику возможно больший урон. По-прежнему оставались бреши вокруг Британии, и закрыть их не представлялось возможным вплоть до значительного притока лодок, но должно было произойти только в 1941 году.
Из-за обескураживающей нехватки авиации штаб располагал мизерной достоверной информацией – ограниченными сведениями от лодок на позициях, редкими сообщениями разведки, основанными на перехвате и расшифровке радиограмм, данными от тайной агентуры о формировании и выходе конвоя из портов противника. И не было более насущной потребности, чем создание службы авиационной разведки, а поскольку этот вопрос не решался, штабу подводного флота приходилось полагаться на нечто вроде шестого чувства.
Время от времени короткое входящее сообщение подтверждало, что их догадки оказались верными. И тогда в радиорубку спешили офицеры штаба со срочными радиограммами: «U-32», «U-46» и «U-52» атаковать конвой, о котором сообщила «U-48». «U-48» поддерживать контакт и далее...» И потом сутки и более штаб на берегу напряженно ожидал исхода. Придут ли лодки в нужное место вовремя? Какая погода в тех местах? Насколько велик конвой и насколько сильно охранение? Они по кусочку будут складывать картину операции по мере того, как будут поступать радиограммы с участвующих в операции лодок. Наконец поступит сообщение, что подходит главный момент: «Вижу противника, координаты... курс юго- запад, атакую...»
Время от времени адмирал летал на базы Бискайского побережья, чтобы поддерживать контакт со своими подчиненными. Один из сопровождавших его офицеров описал одну из поездок в Лорьян.
Однажды вечером он вышел на берег в окружении офицеров, были слышны смех и разговоры. Ждали возвращения одной из лодок, такого случая в штабе не упускали, потому что все прекрасно понимали, как приятны такие встречи тем, кто возвращается с моря.
