полсекунды, женщина все же продолжила.
-... Не считая нашей гостьи, согласен на объединение сил со мной в качестве арбитра?
- Я - за, - первым отозвался Лакруа.
- Я тоже, - сказала Грета.
- И я, - щелкнул четками Аслан.
- Против, - сказал Фрэнки. От него никто и не ожидал иного ответа.
- Против.
Вот это было уже неожиданностью. Все обратили взоры на Фауста, сказавшего 'против'. Он невозмутимо сидел, опершись о свою неизменную трость, и молчал.
- Как это? - рыкнул Лакруа. - Почему ты против?
- Причины объяснять я не обязан, - не глядя на него, произнес молодой человек. - Однако голос против отдаю. На том стою я твердо, и переубеждать не стоит.
- Что ж, хорошо, - снова спокойно сказала хозяйка. - Что скажешь ты, Курт? От тебя зависит исход.
Проведя рукой по блестящей лысине, человек в очках пожевал губами и ответил:
- Против.
- Какого черта?! - взревел Лакруа. - Что на вас нашло?! Вы что, решили пойти в шестерки к этому... этому... выскочке?!
- Поддержу Фауста в мнении о том, что объяснять причин своего мнения не обязан.
- Итак, ничья, - вмешалась хозяйка. - Трое за, трое против. Выдвигаю альтернативный вопрос. Кто за то, чтобы объединиться под... предводительством Вендиго?
- Против! - первой выкрикнула Грета.
- Против, - Аслан.
- За! - Франклин.
- Против! - Лакруа.
- За, - Фауст.
- За, - Курт.
- Что ж, снова патовая ситуация, - подытожила хозяйка. - Выходит, наши друзья Фауст и Курт не просто против объединения, как можно было подумать. Они на твоей стороне, Вендиго. А это означает...
- Это означает, что сегодняшний вечер дал результаты, совершенно противоположные ожидаемым тобой, - по-прежнему стоя на столе, усмехнулся он. - Отныне мы не едины. Отныне мы временно разделены на две фракции. А что, это лучше, чем выживать поодиночке.
- Почему же ты считаешь, что мы разделены временно?
- Потому что рано или поздно все вы пойдете под меня.
Он ловко соскочил со стола и оказался возле дверей в зал.
- Нам больше нечего обсуждать. До поры до времени, - он толкнул от себя дверь. - 'И воинства небесные следовали за Ним...'
Вендиго исчез в коридоре. В зале воцарилось гробовое молчание. Все сидели на своих местах, не глядя друг на друга. Вечер оказался совершенно иным, нежели предполагало большинство из них. Все закончилось, не успев начаться, сломленное дерзостью и самоуверенностью того, кого предполагали сделать жертвой. Вместо усиления общих позиций получалась почва для начала войны.
Неужели Вендиго не понимал, к чему приведет его поведение? Неужели он считал, что игра стоит свеч? Ведь вскоре его налаженные дела окажутся под ударом тех, с кем он не захотел заключить союз. И сам хам тоже окажется в опасности. Или он что-то задумал?
Фауст поднялся и, чувствуя на себе взгляды остальных, молча зашагал к выходу. Курт последовал за ним, также под молчаливым надзором чужих глаз. Последним, подобравшись, как гончая собака, вышел Франклин, едва слышно хихикнув у дверей.
- Виктор, Грета, Аслан, - произнесла хозяйка. - Мы обсудим все позже. Пока что возвращайтесь к себе.
- Обсудим, обсудим, - проворчал злобно Лакруа, поднимаясь. - Первым делом обсудим, как я этому мелкому подонку Фаусту выверну кишки наизнанку.
Троица покинула зал. Теперь в нем оставались лишь хозяйка и всеми забытая девушка, что приехала с Вендиго. Лишь сейчас она позволила себе смело посмотреть на столь похожую на себя женщину.
- И?
- Ты даже не поздороваешься?
Сейчас в голосе хозяйки не было той спокойной, уверенной властности, что сопровождала каждую фразу, брошенную в присутствии гостей. Сейчас она была не ожившей статуей, какой казалась всем. Она вдруг обернулась женщиной. Живой. И почему-то очень грустной.
- Здравствуй, мама.
- Здравствуй, Анна.
- И? Что ты хотела мне сказать?
- Какая же ты злая, - печально ответила Лилит. - Может быть, я соскучилась по единственному ребенку?
- Да, разумеется. Мама, поторопись, меня ждет Октавиан.
- О нем я и хотела поговорить, - взгляд Лилит в глаза дочери, такие же, как у нее, но по-отцовски яркие и глубокие, посуровел. - Анна, если ты связалась с ним, чтобы насолить мне...
- Мама, даже не начинай. Не надо думать, что ты вечно будешь для меня центром Вселенной. К тебе наши с ним отношения не имеют... никакого отношения.
- Сейчас ты мне заявишь, что любишь его.
- Нет, не заявлю. Это не твое дело.
- Ты моя дочь. И мне страшно думать, что моя дочь, мое дитя, связалась с этим... Отродьем.
- Не смей его так называть, мама, - пронзительные глаза дочери зло сузились. - Он один стоит всех вас, вместе взятых.
- Он чудовище, Анна. Он чертов гомункул, если хочешь.
- Он хороший! - она уже откровенно злилась. - Ты не понимаешь, о чем говоришь. Ты не знаешь, кто он, и судишь его своими категориями. А ведь он видит тебя насквозь. Он и ушел потому, что знал: ты захочешь поговорить со мной. И сюда он ехал, уже зная, что вы предложите.
- Я сужу его по тому, что он из себя представляет. Он чудовище, и ты это знаешь.
- А ты не чудовище, мама? - с ледяным спокойствием произнесла дочь. - Ты - не чудовище? Может, мне спросить об этом папу? Если он не убьет меня при первой же встрече. Или может, мне спросить твоего старинного друга Адольфа Шикельгрубера? Если, конечно, я соображу, как вызвать с того света мертвеца. Или может, мне спросить у Азефа? У генерала Скобелева? У Джей-Эф-Кей? Или мне просто вспомнить, кто ты и что ты, чтобы ответить на этот вопрос?
- Мы оба знаем, кто мы с тобой такие, Анна. Но ты не знаешь его.
- Знаю. В отличие от тебя.
Анна встала, давая понять, что разговор окончен. Лилит лишь тяжело вздохнула. Она с самого начала чувствовала, что беседа не склеится.
- По крайней мере, скажи: ты не пострадала в Токио?
- Нет. Мне повезло.
- Каким образом?
- Меня отпустили.
- Отпустили? Как?
- Один из Инквизиторов оказался очень странным типом. Он дал мне уйти, когда отобрал девочку, которую форсировал Кобаяси.
Анна зашагала к выходу.
