похожей на пирожное. Сам воздух по-вечернему посерел, и вместе с ним потускнела тонкая фигурка на скамье.
- Я все время очень боюсь, Чики-кун. Боюсь, что кому-то станет плохо, что я кого-нибудь обижу. Что вообще случится что-нибудь плохое. Ты знаешь, что было тогда, в ноябре, когда в тебя стреляли? Эрика не рассказывала, что со мной сделалось? Я впала в настоящую истерику и чуть не сошла с ума. Это ведь не просто так, Чики-кун. Это уже много лет. Доктора называли это как-то... Редкий случай психоза, кажется, панического. Я испытываю ужас. Постоянный ужас перед тем, что что-то станет хуже, что кто-то расстроится.
Инори посмотрела на Отоко исподлобья. Она улыбалась, но не как обычно, приветливо, радостно, солнечно, а испуганно и забито. Как собака, смотрящая на человека с палкой.
- Одна только мысль о... чем угодно плохом, пугает меня. Поэтому я стараюсь их как бы заблокировать. За годы я научилась. Я ведь наблюдалась у врача, хотя никто в школе не знал. И в результате я научилась выстраивать барьер между собой и потенциальной опасностью. Ходя в школу, я смогла бить на опережение. Я была добра со всеми, и все были добры со мной. Все проблемы решались легко и быстро. Или же их вообще избегали. Никаких трудностей. И только когда случалось что-нибудь ужасное, оно снова возвращалось. Большое и черное внутри меня.
Улыбка пропала с девичьего лица.
- Вот такие дела, Чики-кун. Я психопатка. Эгоистичная психопатка, обманывающая окружающих. На самом же деле я не добрая. Мне просто нужна чужая доброта.
И воцарилась тишина. Молодой человек и юная девушка смотрели друг на друга, она - невидящими глазами уставившись на пуговицу его рубашки, он - обескуражено глядя поверх ее головы. Вокруг Отоко будто падали, громко треща, стены самой реальности. Узнать такое о той, кого любишь... Это никогда не просто.
Девочки-солнца не существовало. Был испуганный больной человек, лицо которого он видел сейчас перед собой.
Но это все объясняло. Все те маленькие и большие странности, что он замечал много месяцев. Ее доходящий до абсурда оптимизм и спокойствие, отсутствие признаков тревоги и грусти после вынужденного переезда. Ее поразительная доброта и приветливость с каждым встречным, всепроникающее радушие. Она била на упреждение, не давая миру сделать больно, испугать, ввергнуть в безумие.
И Кимико уставала, чертовски уставала постоянно держать этот щит, закрываясь от вех и каждого образом солнечной девушки. Учики видел, как поникли девичьи плечи, как они дрожали сейчас, будто огромная ноша грозила раздавить Инори.
- Ты только не подумай, что это я тебя так отшить пытаюсь, - произнесла девушка, и голос больно резанул Отоко бесцветностью интонаций. - Хотя ты, наверное, и сам замечал что-нибудь такое. Поэтому...
Винсент, тренер Учики, готовивший из юноши боевую единицу, мог по праву гордиться учеником. Силы телесные росли в Учики вместе с силами духовными. Ибо вид Кимико, дрожащей, бессильной и готовой заплакать, пробудил в молодом человеке нечто древнее, почти забытое. Отоко не хотел, чтобы она плакала. Он не хотел, чтобы она печалилась. Чтобы она боялась.
- Поэтому я хочу, чтобы ты подумал...
Инори не успела договорить. Одним широким шагом юноша преодолел расстояние между собой и скамейкой. Никакого ступора. Никакого онемения больше не было. Какое, к чертям собачьим, онемение?! Ей плохо! Его любимой плохо! В мозгу под завывания сирен полыхала красная лампа тревоги.
Стремительно опустившись на скамью рядом с девушкой, Учики положил руки Кимико на плечи - жест, на который он еще вчера не решился бы. Она, видимо, тоже не ожидала ничего подобного и удивленно моргнула. Лица юноши и девушки были сейчас настолько близки друг к другу, что каждый ощущал чужое дыхание на своей щеке.
- Инори-тян... Ки... - в последний миг Учики запнулся, но каким-то чудом пересилил себя. - Кимико... Мне... мне не надо ни о чем думать.
- Но... - она проговорила что-то, смущаясь и неожиданно краснея. Прямо как он раньше.
Но Отоко и сам не мог найти слов.
А что тут можно было сказать?
- Не нужно так, - наконец, выдохнул он. - Не нужно.
- Но ведь это же все правда, - Инори задрожала сильнее. Во всем облике девушки появилось что-то нездоровое. - Это все правда. Это все настолько ужасно...
- А мне наплевать!
Юноша сам поразился тому, как громко и решительно прозвучала эта фраза. Но остановиться он не мог, да и не хотел. Смущение окончательно сдало позиции под натиском решимости. Учики даже легонько тряхнул Кимико за плечи.
- Мне наплевать, что там такого ужасного. Ты что, ты... ты думала, что я испугаюсь? Ты... ты думаешь, это что-то меняет?
- Но ведь я же...
- Ты - это ты! - почти закричал Отоко. Инори, глядя на молодого человека с восторженным ужасом, не узнавала это милое замкнутое лицо. Учики действительно изменился. И изменения эти вызвала она сама. Ее слабость родила в нем силу. - И я люблю тебя. Да, я люблю тебя, и мне наплевать на все. Я же не собираюсь делать тебе больно! Ты думаешь... ты боишься меня?
- Нет! - теперь вдруг почти кричала сама Инори. - Нет, Чики-кун, нет, я никогда...
- Тогда почему ты рассказывала мне о своем состоянии с таким видом, будто это одного из нас убьет?
- Я не... не знаю. Но разве тебя это не пугает? Не отталкивает?
- Да как это может меня оттолкнуть?!
- Но ведь я же на самом деле не такая, как ты думал. Ты что, не понимаешь, что меня вообще нет?!
Слезы потекли из глаз Кимико так обильно, будто глаза брали реванш за долгое воздержание. Инори опустила голову и сказала, давясь рыданиями:
- Ты думаешь, это просто - быть пустой? Думаешь... думаешь, я хоть что-то собой представляю? Да я же просто сумасшедшая! У меня лицо иногда болит, потому что целый день улыбаюсь, даже когда никого вокруг нет! Это же ненормально!
Слезы. Самое страшное, что он только мог себе представить.
Учики медленно, тяжело отнял руку од девичьего плеча. Юноша твердо и властно, в совсем не свойственной ему манере, взял Кимико за подбородок. Заставив ее взглянуть на себя, Отоко проговорил, ощущая, как внутри все становится легким, совсем невесомым.
- Кимико. Кимико, ты не сумасшедшая. Не говори так. Ты не пустая.
- Но...
- Я тебя люблю.
Все, что девушка хотела сказать, обрушилось в никуда после этих слов, уже сказанных сегодня и навсегда перевернувших жизнь обоих молодых людей. Инори замолчала, глядя на Учики заплаканными глазами. Мокрые от слез щеки блестели в прорвавшихся сквозь облака солнечных лучах. Он вдруг провел по одной щеке пальцем, ощутив теплоту и мягкость ее кожи.
- Ты самая прекрасная девушка в мире. И не из-за того, что ты самая добрая или еще какая-то. Просто... просто так есть. И никак иначе.
- Но ведь ты же любишь меня за...
- Любят не за что-то. Любят просто так.
Он понятия не имел, откуда взялась в голове и на устах эта спорная мудрая фраза. Учики просто чувствовал, что так оно и есть, и говорил искренне. Инори почувствовала эту искренность. Девушка подалась к юноше всем телом, неловко цепляясь пальцами за ткань его рубашки.
- Чики-кун... - прошептали ее губы. - Я ведь тоже... Я тоже тебя...
Первый поцелуй может произойти после долгой подготовки, при полном понимании, одобрении и сознании обеих сторон. Такие поцелуи больше походят на очередную шалость, совершенную по уговору
