чтобы облегчить лихорадочное дыхание.
Его губы были немыслимо сладкими, ласковыми и нежными, а затем стали невероятно сильными и требовательными. Именно такими, какими их представляла себе Джинни последние сорок восемь часов. И все ее страхи и сомнения потонули в этом восхитительном чувственном водовороте желаний, этом открытии, отдаче и этом сводящем с ума удовольствии…
Где-то в глубине сознания прозвучал тревожный звоночек. Джинни попыталась оторваться: этого нельзя допустить. Она же решила, что не позволит себе ничего подобного. Просто не смеет — хотя сопротивление было пыткой…
Решительно, протестующе Джинни положила руки на грудь Джейка и оттолкнула его, скрывая свою боль. Он попытался удержать ее, но она вырвалась.
— Не надо, Джейк, — слова застревали у нее в горле, — не дави на меня.
Бросив сокрушенный взгляд через плечо, она решительно направилась к дому.
— Не могу тебе этого обещать, — сказал Джейк резко, шагая рядом с ней. Он не делал больше попыток дотронуться до нее и шел, нахмурившись, засунув руки в карманы брюк.
Необходимо было как-то разрядить обстановку.
— Ну, тогда, может, это мне следует запереть дверь сегодня ночью?
В то же мгновение, как эти слова слетели с ее языка, Джинни пожалела, что произнесла их. Зачем она вернулась к столь щекотливой теме? Как могла она, опытный юрист, которую учили быть рассудительной и искренней, вести себя так непозволительно? Но, едва задав себе эти вопросы, Джинни уже знала ответ. Дело в том, что хотя она и отклоняла его ласки, но не могла отрицать, что ее неудержимо тянет к нему, и перед самой собой делать вид, что недозволенного желания не существует…
Они вышли из леса на лужайку около дома.
— Я, пожалуй, соглашусь с тобой, что лучше этим заниматься не спеша, получая удовольствие, смакуя каждое мгновение. — Он повернулся и взял ее за плечи. — Знаешь, я чувствую, что у нас с тобой еще будет время, чтобы получше узнать друг друга.
— Джейк…
Конечно же, он распознает в ее голосе неприкрытый страх, увидит его в увлажнившихся глазах, взирающих на него с такой мольбой. Как она может предостеречь его, ничего не объясняя, не разрушая его семью? И как, ради всего святого, сможет предостеречь саму себя? Помоги мне, Джейк! Пожалуйста, помоги!
— Джинни, что такое? — Его глаза сузились, изучая ее лицо. — Ты что, пытаешься мне сказать, что у тебя кто-то есть?
— Джейк… — Она почувствовала, как в глазах защипало, и отвернулась. — Только не надо все раздувать. — Она лихорадочно пыталась совладать со своими беспорядочными мыслями и чувствами. — Ты же знаешь, что мне двадцать шесть лет, и было бы странно, если бы я не… у меня не было…
— Итак? — Тон был бескомпромиссным. — Все, что тебе надо сделать, — это сказать «да» или «нет».
— Не совсем, но…
— Не совсем? Черт возьми, что это значит? Ответ, вполне достойный не совсем порядочного адвоката.
— Джейк. — Она была твердо намерена казаться беззаботной, не поддаваться на провокации. Так будет лучше. — Я не привыкла обсуждать свою личную жизнь с кем бы то ни было, особенно с человеком… — от взгляда на его лицо ее бросило в дрожь, и ей стоило большого труда договорить, — ну, с человеком, которого я почти не знаю.
— Но ведь ты меня знаешь, не так ли? — Теперь Джейк говорил твердо и вежливо, и у нее возникло неприятное чувство, что он разочарован тем, что ей надо что-то объяснять. — Мы с тобой никогда не были чужими, с самой первой минуты, как ты появилась в моем офисе в Нью-Йорке.
— Ну… — Разве можно опровергнуть такое утверждение? Это противоречило бы самой жизни, однако было бы безумием и согласиться. — Джейк, конечно же, ты сознаешь, что очень привлекателен для женщин… — Ее слова вызвали мгновенное неудовольствие, выразившееся в сузившихся глазах и сжатых челюстях.
— Черт возьми, не обращайся со мной так снисходительно!
— А, что ты хочешь, чтобы я сказала? — Нервы Джинни были на пределе. Но она тут же закусила губу от стыда за свою вспышку. — Я никоим образом не хотела показаться снисходительной.
Пора, наконец расстаться, и профессия Джинни кое-чему научила ее в этой области. Ее манеры стали нарочито дружелюбными и простыми — она вела себя так десятки раз со своими клиентами.
— Да, Джейк, я уже говорила тебе, как была поражена, узнав о рубиновой свадьбе. Нельзя ли организовать какой-нибудь транспорт, чтобы я смогла добраться до города? Я хотела бы купить твоим родителям что-нибудь на память, прежде чем уеду.
— Они предупредили всех своих друзей, что подарки не нужны. Но я могу понять твои чувства. Пообещай только, что это будет лишь небольшой сувенир. — Он угрюмо поддел ногой какой-то камешек. — Но ведь ты знаешь, что они уезжают утром, так что…
— Так скоро? Я совсем забыла. Тогда… — Ей стало невыносимо сложно скрывать свое волнение, но важно было показать ему, что некоторые решения она намерена принимать самостоятельно. Она не должна проявить слабость: если позволить ему одержать верх, то вскоре все угрызения совести, вся честность будут сметены.
По крайней мере, голос ее звучал твердо и спокойно:
— Если мы поедем в город, то, может, я смогу заказать себе обратный билет до Нью-Йорка?
— Не представляю, почему ты так торопишься уехать?
Теперь сарказм — специально, чтобы еще усилить ее муки.
— Ну, я не могу обременять твоих родителей. Нет никакой причины, почему они должны терпеть незваного гостя, свалившегося им на голову.
— Никакой другой причины, кроме той, что тебя пригласил я. А что касается бронирования обратного билета, то я тебя сюда привез и намереваюсь сам отвезти обратно.
Ее мучила совесть: она выглядит такой нелюбезной.
— Ну, конечно же, гораздо удобнее лететь в частном самолете, где ты можешь поболтать с пилотом…
Не обращая внимания на ее примирительный тон, он вернулся к первоначальной теме разговора:
— Кроме того, ты ведь дочь старинного друга семьи.
В том, как он это сказал, было что-то такое, что заставило ее напрячься; сердце в груди заколотилось, мысли сразу сосредоточились на перевязанном пакете, лежащем на дне ее чемодана. Для этой семьи его можно было бы сравнить с бомбой невероятной разрушительной силы… С усилием она взяла под контроль свое разыгравшееся воображение.
— Что ты хочешь сказать, Джейк?
— Я хочу сказать, — его глаза испытующе смотрели на нее, — что мои родители — жители Вирджинии. Это добрые, гостеприимные люди. И для них нет ничего приятнее, чем доставить удовольствие друзьям.
Джинни стало стыдно. Что она натворила! Но раз уж так случилось, надо действовать в соответствии с ситуацией.
— Я знаю, Джейк. — В ее голосе слышалось сожаление. — Я это сразу почувствовала. — О, если бы можно было уехать и оставить их всех в покое!.. — Но я должна вернуться в Лондон. Я взяла отпуск лишь на несколько дней и…
— Вряд ли к тебе будут, так уж строги.
— Возможно, нет, но…
— В любом случае я все еще жду ответа на свой первоначальный вопрос. Для меня это очень важно.
— Какой вопрос? — От собственного притворства у нее запылали щеки.
Джейк сменил тон на легкомысленный и поддразнивающий. И стало еще труднее противостоять ему.
