неловко. Как опоздавший актер, который вышел на сцену уже во втором акте пьесы, вдобавок не зная ни ее содержания, ни собственной роли. Миссис Уоррен продолжала вопросительно на него смотреть, и Говард добавил: — Не думал, что ты любишь детей.
— Ты считаешь, что это не так? — взвилась миссис Уоррен. — Спрашивается, зачем тогда мне понадобился ты? Я просто обожаю этих милых крошек! К твоему сведению, я безумно хочу иметь внуков. Чтобы брать их в путешествия и учить новым словам. Как учила тебя в детстве.
— Это что-то новое, — прошептал Говард на ухо Саманте. — Впрочем, она сегодня, видимо, преподнесет еще немало сюрпризов.
— Ваша матушка готовит почву, — так же тихо ответила девушка. — Как вы понимаете, эти пока еще не существующие внуки непременно должны будут называть ее Джорджией. А то, не дай Бог, подумают, что перед ними их бабушка. Кстати, миссис Уоррен распространяется на эту тему уже десять минут. Думаю, вам пора начать, даже если вы намерены сообщить этим несчастным людям, что нашли способ выгнать их всех на улицу!
Говард посмотрел поверх головы Саманты на мать. По обрывкам фраз он понял, что его матушка и все «ужасное трио» с увлечением спорили о том, за кого из кандидатов голосовать на грядущих президентских выборах. Это грозило растянуться как минимум часа на три. Он вновь наклонился к уху Саманты:
— Послушайте, вам не кажется, что нам следовало бы пойти куда-нибудь, чтобы поговорить без помех?
— Вы шутите?
Саманта осталась сидеть на стуле, хотя одно лишь теплое дыхание этого человека могло заставить ее вскочить и пойти за ним туда, куда он захочет.
— Поговорив со мной, вы смогли бы первой все объяснить этим людям, — продолжал шептать Говард. — Ваш адвокат Джексон звонил каждому из них и сказал, что им дается десять дней на то, чтобы упаковать вещи, собраться и уехать отсюда, пока не начали ломать дома. Между тем я…
Саманта повернулась на стуле и подняла голову, оказавшись нос к носу с Говардом.
— Неужели вы это сделаете, Говард? Как так можно! Ведь из-за вас этих людей ждет полное разорение!
Эллиот прочел в ее глазах боль и презрение. Он даже не знал, чего больше хотел в это мгновение — поцеловать Саманту или задушить ее. Как она могла подумать, что он способен принимать участие в какой-либо жестокости?! И тут его прорвало:
— Ну, это уж слишком! — воскликнул он, выпрямившись и обводя взглядом комнату. — С меня довольно! Миссис Хиггис, миссис Дойл, мистер Пантони-Пуччини! Слушайте меня внимательно! Джорджия, прекрати болтать!
— Кто дал вам право так разговаривать с матерью?! — воскликнула Саманта, вскакивая со стула. Она не могла совместить то, что сейчас услышала, с образом человека, которого, как ей казалось, успела хорошо узнать. Куда подевались его тонкость, изящные манеры? Где был тот холодный светский лев, который умел добиваться своего, даже не повышая голоса?
Его голос… Саманта глубоко и шумно вздохнула. Нет, Говард сейчас не повышал голоса. Он просто кричал! Без сомнения, Кейси Дойл слышала каждое его слово без всякого слухового аппарата и даже не прикладывая ладони к уху.
Однако Джорджия, только что оживленно беседовавшая с мистером Пантони, спокойно посмотрела на сына и всего лишь улыбнулась.
— Наконец-то, Говард! Поздравляю! А то я начинала опасаться, что в твоих жилах течет не кровь, а студеная вода. Мои наилучшие пожелания, Саманта. Я не могу передать, насколько ваша жизнь станет счастливей теперь, когда вы открыли для себя таившийся в моем сыне темперамент. Господи, благодарю Тебя за то, что ниспослал мне такое чудо!
— Матушка, — процедил Говард сквозь плотно сжатые зубы, отлично зная, что подобное обращение непременно вызовет гнев миссис Уоррен. Затем он повернулся к «ужасному трио», заметив при этом, что Кейси Дойл уже подалась вперед на своем стуле, боясь упустить хотя бы одно его слово. — У меня сейчас нет времени вам все объяснять, — сказал Эллиот, обращаясь сразу ко всем. — Но один из работников моего юридического отдела готов документально доказать, что каждый из вас подписал обязательство продать свою собственность компании «Эллиот Хоутелс». Что касается самих этих домов, то они намечены к сносу через десять дней. И тем не менее я приехал сказать вам: все будет в порядке.
— У тебя есть план, мой милый мальчик? — спросила Джорджия, устремив обожающий взгляд на сына. И тут же обернулась к Пантони: — Вы знаете, Говард — гений. Хотя и не очень находчив, когда дело касается его лично. Но в серьезных проблемах ориентируется блестяще.
— Говард, что это значит? — начала было Саманта, но он взглядом снова остановил ее и еще раз обратился к «ужасному трио»:
— Я вернусь примерно через час и все вам объясню. Обещаю, что вы останетесь очень довольны. А сейчас… — Говард снова посмотрел на Саманту и очень мягко повторил: — А сейчас, уважаемые дамы и мистер Пантони, мне надо сделать еще кое-что. Саманта, прошу вас, пойдемте со мной!
Девушка застыла на месте.
— Это так необходимо? — спросила она испуганным голосом.
Она никогда не видела Говарда в подобном настроении, и оставаться наедине с ним ей было страшно. В первую очередь потому, что она не доверяла самой себе.
— Мне кажется, Говард, — робко начала девушка, — вам сейчас лучше всего было бы объяснить нам, что кроется за словами «все будет в порядке». Это прозвучало не совсем понятно после того, как вы пообещали снести все три дома через две недели, если не раньше.
— Да бросьте же, Саманта, — заворчала Кейси Дойл, досадливо махнув рукой, — выйдите с ним, если мистер Эллиот этого хочет. Мы никуда не уйдем, пока вы не вернетесь.
Саманта недоуменно покачала головой.
— Я просто потрясена, миссис Дойл. Неужели вас нисколько не волнует перспектива остаться на улице? К чему тогда были все эти стенания по поводу переезда в Канзас, кроватей, которые невозможно взять с собой, оперных арий, под которые подвывает пес Пуччини? И вообще все ваши слезы и горестное заламывание рук?
— Успокойтесь, Саманта, — с улыбкой сказала миссис Хиггис. — Нас всех очень интересует план, с которым мистер Эллиот желает в первую очередь ознакомить именно вас. А потом вы перескажете все нам. Разве не так? Пока вы будете разговаривать с Говардом, я пойду на кухню, у меня печется яблочный пирог. Надо проследить, чтобы он не подгорел.
— Яблочный пирог… — уныло повторила Саманта, видя, что Говард уже готов направиться к двери и держит ее за руку. Она отлично понимала, что отказ следовать за ним может вызвать всеобщее замешательство. Сейчас же все улыбались, как будто вот-вот должно было произойти что-то удивительное.
— Хорошо, я сдаюсь! — воскликнула она раздраженным голосом и позволила Говарду вывести себя за дверь.
Она наотрез отказалась о чем-либо говорить, пока они стояли у перехода и ждали сигнала светофора. Впрочем, Говард не очень настаивал. Он молчал и, казалось, чему-то удивлялся. Затем взял девушку за руку и перевел через улицу. Теперь они стояли на центральной аллее бульвара.
— Пойдемте на юг, — предложил Говард, крепко сжимая руку Саманты.
— Почему именно на юг? — резко возразила она, с силой вырывая руку. Ей уже надоело выслушивать от всех, что надо делать. Почему она не может действовать по своему усмотрению, без чужих советов? Говард сказал… Говард велел… Джорджия говорит, что Говард хотел бы… Саманта должна… Нет, довольно! По крайней мере сейчас она настоит на своем!
— Почему вы не хотите пойти на юг? — тут же начал допытываться Говард. — Есть какие-то особые причины? Нет? Тогда в чем же дело? Ведь там всегда меньше народу.
— Вот и прекрасно! — огрызнулась Саманта и тоном, не терпящим возражений, сказала: — Итак, мы пойдем на север.
— Но почему?
— Как раз потому, что вдоль северной части берега обычно гуляет больше народу. Понятно?
