— Лучше открыть письмо, когда я уйду. Там инструкции, которые следует выполнить. — И секретарь Льенара молча удалился.
Через пару дней он оказался в итальянском селении Монтальчино. Там, в бенедиктинском аббатстве Сант-Антимо, окруженном виноградниками, обитал отец Маркус Лауретта. Он заперся в своей келье и в благоговейном молчании читал Священное Писание, когда другой член братства открыл окошечко в деревянной двери и просунул в него белый конверт.
Шестым в списке был отец Ойген Корнелиус, обитатель Эттальского аббатства, известного с XIV века. В его жизни молитвы перемежались с трудами по восстановлению фрески Иоганна Якоба Цайлера, украшавшей двойной купол монастырского храма. Мэхони нашел монаха на лесах, довольно высоко от пола. Тот лежал на спине и тонкой кистью воскрешал яркие краски.
— Цайлер рисовал здания так, чтобы от входа открывалась архитектурная перспектива, — принялся объяснять Корнелиус, лицо которого покрывали пятна краски. — Здесь мы можем видеть синтез венецианских и римских традиций церковной росписи. Светлые тона превосходно гармонируют с интерьером.
— Абсолютно верно.
— Давайте пройдемся. Что привело вас сюда?
— Fructum pro fructo.
— Silentium pro silentio.
Мэхони вручил Корнелиусу конверт с крылатым драконом на печати и отправился к отцу Деметриусу Феррелу, капуцину, который вел отшельническое существование в расположенной в самом центре Пассау обители Марии Вспоможительницы, начищая до блеска великолепную люстру с ангелами, орлами и королевскими регалиями, принесенную в дар императором Леопольдом в 1676 году.
Шестой адресат, отец Лазарус Осмунд, проживал при церкви польского замка Мальборк. Замок, постройку которого начали тевтонские рыцари, был самым большим кирпичным сооружением в Европе. Благодаря этой твердыне Тевтонский орден получил возможность контролировать нижнее течение Вислы. Первые монахи появились в церкви замка в 1280 году. Во времена, когда это сооружение принадлежало рыцарям, то есть с 1309 года по 1457-й, оно представляло собой впечатляющий символ единения духовной и светской властей.
Чтобы вручить седьмой конверт, отцу Мэхони пришлось лететь из Варшавы в Москву, а оттуда — в Ереван, столицу советской Армении. На севере республики, в гористой, обрывистой местности, недалеко от городка Дилижан, возвышался монастырь Хагарцин. Добираться до этого места, которое казалось ирландцу краем света, ему пришлось два с половиной дня.
«Есть места, которые забыты Богом сразу после сотворения мира», — думал Мэхони, подскакивая в старенькой разбитой «Ладе», вернее, в «Жигулях», как эти машины называли здесь.
После нескольких часов утомительной езды по извилистым дорогам, разрезавшим тенистые лесные массивы, автомобиль остановился перед группой небольших зданий XI и XII веков, приспособленных для сельской жизни и снабженных разными пристройками.
К машине подошел человек, лицо которого было совершенно белым, и поздоровался с гостем.
— Здравствуйте, — ответил тот. — Я хотел бы поговорить с отцом Понтием.
Человек повернулся и скрылся внутри небольшой постройки, из которой доносился оглушительный шум. Через пару минут он вернулся с гигантом, с ног до головы покрытым белой пылью.
— Не пугайтесь, это всего лишь мука, — объяснил этот человек, пожимая руку посланцу Льенара.
Ладонь Мэхони утонула в руке гиганта, загрубевшей от постоянной работы на мельнице. Рост и телосложение отца Понтия потрясли его. Но этот великан стал одним из братьев по воле самого Льенара.
«Мы не превозносим тебя за то, кем ты являешься, и не упрекаем за то, кем ты не являешься. Ты таков, каков есть перед Богом, не больше и не меньше. Для нашего братства равны все — и тот, кто находится рядом со Святым престолом, и тот, кто удален от него на тысячи километров, — сказал некогда кардинал Спиридону Понтию, приглашая его войти в братство. — Все мы одинаково близки к Богу, если выказываем подлинную веру в Него и не возмущаемся при испытаниях, ниспосланных Им».
— Fructum pro fructo.
— Silentium pro silentio.
— Вы совсем недавно вошли в братство. Когда я уеду, можете открыть конверт. В нем — инструкции, которые следует выполнить в точности, не задавая вопросов. Прочтите и исполняйте. Мы ждем от вас многого, отец Понтий.
Мэхони уже шел к припаркованным у входа в монастырь «Жигулям», когда услышал густой голос монаха:
— Я не обману вашего доверия.
— Надеюсь, что так и будет, — обернулся к нему посланец. — Господь в скором времени подвергнет вас суровому испытанию, и вы не вправе от него отказаться.
Для Мэхони настало время возвращаться в Ватикан, чтобы сообщить кардиналу Льенару об успешном завершении миссии.
Афдера летела прямым рейсом Венеция — Берн. Она посмотрела на табло, потом на часы, решила, что время еще есть, и пошла в бар, держа в руках пластмассовую коробку с книгой. Девушка села за столик, от которого было видно табло, достала бабушкин дневник и продолжила чтение.
По словам Лилианы, Абдель Сайед признался ей, что отдал книгу, содержание которой осталось для него неизвестным, некоему Резеку Бадани, каирскому торговцу древностями. Непонятно, продал ли ее Сайед торговцу или же отдал для того, чтобы тот нашел щедрого покупателя, рассчитывая получить свою часть прибыли. В руках Бадани книга сильно пострадала. Лилиана утверждала, что он показывал ей это сокровище, завернутое в газетную бумагу.
Афдера посмотрела на табло и снова уткнулась в дневник. На полях был комментарий.
Такая небрежность часто встречается в Египте. На черном рынке древностей папирусы причисляются к наименее ходовым товарам. В Аль-Гомаа нередко можно обнаружить ценнейшие свитки в очень плохом состоянии. Самое любопытное, что при таком потоке нелегальной торговли цену устанавливает продавец, часто даже не догадывающийся об истинной стоимости вещи.
Рядом Крещенция приписала большими буквами: «Невероятно!»
Торгуясь с вами, продавец всегда преувеличивает, а то и бесстыдно лжет. На самом деле это всего лишь элемент игры, неотъемлемая часть торговли, существующая с того дня, как родился первый фараон. Для египтянина любые средства хороши, лишь бы уверить покупателя в том, будто его товар — предмет бесценный и подлинный.
Запомни, внучка, что в торговле древностями, которой тебе придется заняться, принято не раскрывать источников. Это очень серьезный проступок, иногда влекущий за собой опасность. Крестьянин, производящий незаконные раскопки, никогда не скажет местному торговцу, где он нашел ту или иную вещь. Торговец никогда не скажет «загонщику», из какой местности эта вещь происходит. «Загонщик» никогда не скажет европейскому антиквару, от какого торговца он ее получил. Антиквар никогда не скажет коллекционеру, как досталась ему та или иная вещь. В цепочке всегда соприкасаются только два соседних звена.
Кара за разглашение сведений может быть очень суровой. В Египте рассказывают, что один торговец убил другого. Тот разболтал, откуда взял старинную вещь. Какие-то крестьяне поймали торговца, вырвали
