Он замолчал. Все это было так непонятно, так странно, построено на предположениях и догадках, невразумительных и, пожалуй, даже неубедительных. «В самом деле, — думал Клайд, — разве мы знаем что-либо о свойствах фиолетовой плесени из метеорита? Даже сам Коротышка говорил о них, как о чем-то неопределенном, нуждающемся в выяснении».
Фред Стапльтон откашлялся и хмуро сказал:
— Это как отравляющий газ, вот что. И чем больше плесень растет, тем больше его выделяется.
— Да, а почему плесень в метеорите больше росла? Ведь Коротышка ничего с ней не делал, — проговорил Клайд с сомнением. — На блюдцах — это я понимаю, там была мутация… с пеплом от трубки… он ее культивировал. А в самом метеорите — непонятно!
— Погоди, погоди, Клайд, — остановил его Фред. — Тут надо сообразить, в чем дело. И ты можешь нам помочь, Мэджи, — обратился он к девушке, устремившей на него беспокойный взгляд.
— Я?
— Да, ты, именно ты, — убежденно повторил он. — Ты вчера много разговаривала с Джеймсом. Что он говорил тебе там, в лесу? Ну, насчет своего метеорита и плесени? Ведь он рассказывал тебе об этом, правда?
Мэджи нерешительно перебирала края носового платка, опустив глаза. Клайд видел, что девушке трудно, что она опасается неосторожно выдать какое-либо доверительное признание Джеймса, о которых сам Коротышка рассказывал вчера ночью ему. Может быть, не нужно лишних вопросов: то, что говорилось вчера, теперь, после гибели Джеймса, связывало Мэджи и настойчивые требования Фреда могли казаться ей оскорблением его памяти…
— Постой, Фред, — начал было Клайд, — мне кажется, что…
— Пусть тебе не кажется, — грубо перебил его Фред Стапльтон. — Я не собираюсь спрашивать Мэджи, что ей вообще говорил Джеймс. Это меня не касается и не интересует, — выразительно подчеркнул он. — А вот о метеорите — это другое дело. Здесь все очень важно. Итак, Мэджи, что произошло после того, как я ушел?
Девушка собралась с духом. Она еще раз посмотрела на Клайда, словно искала его одобрения, и, увидев, что он ободряюще кивнул ей головой, заговорила:
— Джеймс предложил мне пойти с ним и посмотреть на метеорит. Мы спустились вниз, и он оказался совсем ничем не интересным… как обыкновенный черный камень. Мы поговорили немного о нем и пошли назад. Вот и все.
Фред неудовлетворенно хмыкнул:
— Что вы говорили о метеорите? О чем? Мне неважно, показался тебе метеорит интересным или нет, это ты расскажешь кому-нибудь еще…
— Слушай, Фред… — хотел вмешаться Клайд, видя, что Мэджи вздрогнула, как от неосторожного прикосновения.
Но Фред Стапльтон не слушал его.
— Что сказал Джеймс? Что он делал там, у метеорита? Говори все, Мэджи! Черт возьми, разве ты не понимаешь, что каждое слово Коротышки в эту ночь может оказаться очень существенным! Не о себе и о своих впечатлениях рассказывай, а о нем, ясно? Ну?
И он и Клайд видели, что Мэджи напряженно вспоминает. Она приоткрыла губы, собираясь что-то сказать, и снова нерешительно закрыла их.
— Ну? — почти угрожающе сказал Фред опять.
Мэджи испуганно посмотрела на него.
— Я не знаю, важно ли это, — чуть слышно сказала она.
— Все важно! Говори! — настаивал Фред.
— Джеймс почему-то решил закурить там, внизу, у метеорита… Я говорила, что нам уже пора, а он все равно набил трубку и зажег ее. Он сказал, что дым разгонит комаров… хоть их вовсе и не было…
Фред переглянулся с Клайдом.
— Дальше! Что было дальше? — спросил он нетерпеливо.
— Потом Джеймс, не говоря ни слова, побежал к тому дереву, где лежал метеорит. Он… он наклонился над ним, как будто хотел что-то рассмотреть. А потом побежал обратно, ко мне. И сказал, что теперь все в порядке и что мы можем идти домой. И сразу выколотил трубку. А я еще посмеялась над ним насчет комаров, потому что он ведь хотел отгонять их дымом трубки, а тут вдруг и забыл об этом… И тогда мы пошли домой, а о метеорите больше не говорили…
Она замолчала, взгляд ее заплаканных глаз в нерешительном сомнении был устремлен на ее слушателей: ведь то, что она рассказала, должно быть, не имело решительно никакого значения…
Но по взволнованному выражению лиц обоих она поняла, что это далеко не так.
27
Фред Стапльтон энергично хлопнул себя рукой по колену и выразительно посмотрел на Клайда.
— Ты понимаешь, в чем тут дело? — торжествующе сказал он. И сейчас же сам ответил на свой вопрос: — Если Джеймс был прав, если действительно плесень из этого проклятого метеорита бешено росла в блюдечках из-за того, что на нее попал пепел от трубки… и у нее началась эта, как ее…
— Мутация, — подсказал Клайд.
— Да, мутация. И появился отравляющий запах… Если это так, то выходит, Джеймс решил сделать то же самое и с самим метеоритом! Он насыпал в него пепел, вот что! И вот он, результат, который проявился сразу же, в одну ночь! Понятно что?
— И сам Джеймс вчера ночью что-то говорил, что он придумал еще какой-то новый эксперимент, — добавил Клайд. — Только он решительно отказывался сказать, в чем там дело, помнишь? Очевидно, он хотел сначала узнать, что получится с новой порцией пепла… Мэджи, вы и в самом деле очень помогли нам своим рассказом, — приветливо обратился он к девушке, которая с недоумением переводила взгляд то на одного, то на другого, пытаясь уловить смысл их отрывистых фраз.
— Но я ничего, совсем ничего не понимаю в том, что вы говорите, — жалобно сказала она, поднимая на Клайда печальные глаза. — И почему я помогла, тоже не могу сообразить. Мне кажется, в том, что я сказала, нет ни капельки интересного…
Фред пренебрежительно фыркнул: о чем еще можно говорить с глупой девчонкой, до которой не доходят самые элементарные вещи! И тут же Фред спохватился: «Черт знает о чем я думаю, когда тело Джеймса, накрытое простыней, лежит там, в палатке!..» Он покосился на открытый полог.
Под лучами яркого солнца, заливавшего поляну, вход в палатку, остававшийся в тени, зиял как хмурое напоминание о том, что случилось всего только сегодня утром, и о том, чего уже нельзя исправить…
Фред отвернулся, его сердце сжала боль. «Коротышка, вот до чего довели тебя твои эксперименты, — подумал он. — Ведь так и погубила тебя твоя космическая плесень, фиолетовая плесень, которая убивает все, сначала насекомых, потом маленьких животных, а потом… Потом? Погоди, погоди, я что-то подумал насчет потом… — силился он напомнить себе вдруг ускользнувшую мысль. — Что я подумал потом?.. Что-то очень важное, ей-богу, очень важное. Вот проклятая штука, проскочило что-то в голове и исчезло. А что, никак не могу вспомнить…»
Он почти не слышал, как Клайд мягко ответил Мэджи:
— Сейчас я попробую вам все объяснить. Конечно же, вам так трудно понять. Дело вот в чем…
И он коротко рассказал ей, как Джеймс Марчи случайно заметил, что оброненный им с трубки пепел вызвал усиленный рост космической плесени и как, очевидно, Джеймс решил повторить этот опыт уже со всей оставшейся в метеорите плесенью. Поэтому он и закурил трубку тогда, вечером, а потом посыпал пеплом метеорит, — рассчитывая, что это даст еще больший эффект. Ведь из того, что рассказала Мэджи, выходит, что именно так обстояло дело. Уже ночью Джеймс говорил им, что он сделал еще что-то, но умолчал, о чем шла речь. Он, по всей видимости, хотел проверить утром, какой эффект даст новый эксперимент, и поэтому на рассвете поспешил к метеориту, и вот…
Мэджи слушала Клайда затаив дыхание, боясь проронить хотя бы слово. Она только теребила свой
